Зверь, шкатулка и немного колдовства - Шумская Елизавета. Страница 49

— Может, и так. Только это начинание мне не по душе… — Сдавленный смешок вырвался на волю на последнем слове.

— Так тоже случается, — На лице хозяина лавки появилась мягкая и чуть грустная улыбка.

Анастасия наконец-то посмотрела прямо на него. Однако увидела его, словно сквозь толстое стекло. От ее взгляда стало бы жутко любому живому существу. Но антиквару не стало.

— И этот туман… — слова, казалось, сами сорвались с ее губ, — он так мешает думать…

— Я слышал, завтра он сойдет, — Голос звучал очень проникновенно. Совсем не так стоит говорить о погоде, — Будет холодно, но воздух будет чист.

— Это хорошо, — наклонила голову Анастасия, — В морозные утра решения даются легче. Яснее думается.

— Надеюсь, вы примете правильное решение, — сказал он очень вежливо и почтительно.

Эта перемена будто отрезвила, вырвала женщину из омута ее чувств. Взгляд прояснился и прошелся по антиквару уже осмысленно. Тот вновь поклонился:

— Так что же госпожа ищет?

— Да, сейчас, — Она на миг задумалась, потом повторила, что ей говорил демон.

Хозяин лавки не удивился.

— У вас есть это?

— Разумеется, госпожа. — На несколько секунд он исчез за какой-то дверью и появился вновь, неся в руках небольшую коробочку. Когда ее крышка поднялась, Грым увидел очень знакомую монету, — У госпожи очень необычный, я бы сказал, оригинальный вкус. И госпожа явно не боится рисковать… — Он с мгновение помолчал, — Вы знаете, что это за монета? Не древняя, как вы видите, да и драгоценных металлов в ней нет, но у нее замечательная история. Есть на востоке небольшая горная страна, известная своими монастырями и храмами. Собственно, кроме них там разве что несколько городов и деревень и есть. Но никто никогда на это государство не покушался. Вернее, теперь уже этого не делают, потому что с монахами этой страны связываться никому не хочется. Говорят, они обладают страшным даром похищать чужие души. По крайней мере, незваные гости из их гор не возвращаются. Зато потом их родственникам присылают по медной монете с портретами их пропавших близких.

— Так это?… — Девушка с ужасом уставилась на изображенные мужчины с высокими залысинами и волосами до плеч.

— Нет-нет, не пугайтесь, госпожа. Хотя, кто знает, может, и стоит быть настороже. Но не в отношении этого изображения. Это их правитель. Я видел несколько подобных монет. Вряд ли у человека может быть несколько душ, как считаете? — В этот момент Грыму отчетливо захотелось сглотнуть, а улыбка антиквара показалась на редкость мерзкой, — Но продолжу. Куда больше опасности, если верить слухам, представляет этот замок. Насколько мне известно, такого замка нет в природе. И в той стране тоже, но это изображение всегда присутствует на их монетах. Поговаривают, что так выглядит жилище демона, которому поклоняются монахи тех земель и кто на самом деле отнимает души у незваных гостей, нагрянувших с захватническими целями. Ходят слухи, что если долго смотреть на этот замок или держать монету в руках, то демон сможет пробраться к душе любопытного и неосторожного. Мол, это дверь, лазейка для этой потусторонней сущности, и каждый рискует, если будет слишком уж вглядываться в нее. — Голос рассказчика на миг замер, затих, а потом вновь зазвучал, окрасившись привычными, немного ироничными и подначивающими интонациями: — Вы уверены, госпожа, что все еще хотите купить эту монету? — Теперь к ним прибавилась двусмысленность.

Уловив ее, Анастасия задержалась с ответом.

— Завтра будет отличное морозное утро, — вновь заговорил антиквар. Очень спокойно и доброжелательно. Что-что, а голосом играть он умел, — Госпожа права, в такие утра куда легче принимать правильные решения. Особенно если они касаются сложных и важных вещей. Подумайте хорошенько. Решения, принятые в спешке или под влиянием момента, сиюминутной эмоции, никому не нужны. Они оскорбляют обоих — и того, кто принимает таковые, и того, к кому вы с этим решением обращаетесь. Подумайте очень серьезно. И если передумаете — в течение некоторого времени мы принимаем купленные вещи назад, — Он лукаво улыбнулся. Девушка недоверчиво посмотрела на продавца. Вновь ей послышался двойной смысл.

— Какая необычная услуга… — протянула она подозрительным тоном.

— Удобства наших дорогих клиентов для нас невероятно важны, — поклонился антиквар.

Анастасия отлично поняла: того, что она хочет услышать, ей не скажут. Поэтому девушка лишь покачала головой, расплатилась и ответила:

— Буду иметь в виду.

И на этом покинула странную лавку.

Молодая женщина шла по городу, направляясь к своему дому. Сначала ее мысли крутились вокруг антиквара и недавнего разговора, однако потом быстро перескочили на то, что она видела вокруг. Почему-то это вдруг стало так важно… Она не раз слышала, что, избегнув неминуемой смерти, люди с жадностью начинали смотреть на мир, с упоением вкушая все то, что до этого воспринималось как должное. У нее ситуация была другая, однако ощущения оказались схожи. Просто в какой-то момент этот странный, но ей вполне привычный город из просто фона превратился во что-то куда более важное, живое — спутника, свидетеля, разумное и понимающее существо. И очень красивое. Она так часто видела эти дома, но сейчас окружающее воспринималось так, будто до сего момента она смотрела на город сквозь толщу воды или грязное, непроницаемое для звуков стекло. Почему она никогда не замечала, как глубок и насыщен этот серый цвет стен? Или какие причудливые чудища-статуи украшают вон ту башню? Или как хороша витая ковка фонарей? И какой воздух вокруг! Море совсем рядом, от него веет холодом и тем особым, ни с чем не сравнимым запахом осенних штормов. Этот воздух будто проникает в душу, сливается с ней, поселяя там вечную неуспокоенность. Пока она живет в человеке или каком-либо ином разумном существе, ему хочется к чему-то стремиться, творить, но главное — не увязать в болоте собственных мелких неурядиц и страхов, не застывать в равнодушии и лени. Совершенно особенный воздух… Почему со временем даже к нему привыкаешь? Или он уже настолько проник в кровь? Как бы там ни было, сейчас Анастасия глубоко вдыхала его и не могла надышаться, насладиться в полной мере. «Милый мой, родной, как жаль, что ты не дышишь им сейчас…» Она боялась и одновременно понимала, что Александру уже не придется вдыхать этот самый родной на свете воздух. «Мне говорили, что смерть в чужих землях — это ужасно, но я никогда не думала… что это действительно так… так сильно, так страдаешь… Любимый мой…» Любовь, жажда быть рядом с ним вновь захватили девушку. И на фоне этого чувства город словно стал еще ярче, еще реальней.

— Скоро мы будем вместе, — шепнула она сухими губами. Ее рука сама коснулась шершавого камня одного из домов, будто погладила. — И кто знает, может, этот город будет рядом. А даже если нет, он же навсегда останется как часть наших душ…

Потом она подумала о том, что, вполне возможно, муки, которые их ждут, выжгут любые чувства, самые яркие воспоминания, сломают и сотрут в порошок их личности. «Стоит ли мое желание такой жертвы? Любимый…»

Ее мысли — мятущиеся и тяжелые — постепенно успокаивались, будто стирались из головы. Город или, может, сам ее организм понимал, что этому измученному сознанию нужна передышка. И дарил несколько желанных минут покоя. Девушка просто шла по изогнутым улочкам, любовалась видами — домами, площадями, морем, небом и бегущими по нему облаками, — и более никаких образов не было в ее мыслях, разве что тянулась через все сознание постоянная ниточка боли — воспоминания о возлюбленном.

А Грым все это ощущал. И ему не удавалось цинизмом или пошлостью отгородиться от этих чувств. Чуждых ему, но сейчас таких понятных. Он понимал, что уже никогда не сможет с такой же легкостью смеяться над тем, что раньше считал слабостью, дурью и фантазиями легковерных дурочек и экзальтированных глупцов. Даже эта презираемая им сентиментальность теперь не вызывала у него отвращения. Приходилось признавать, что чувства, которые он раньше мог лишь высмеивать, не только существуют, но и терзают так, как дано не всякому зверю. Порой они не столько мучают, сколько просто захватывают, заставляют тоньше чувствовать, замечать то, что до этого не видел, — и с этим невозможно бороться. По крайней мере сейчас, когда его положение столь странно. Но Грым пообещал себе хорошенько подумать обо всем этом, когда (или если) все же вернется в свое тело.