Когда ты рядом - Талан Светлана. Страница 46

— Да не нужна мне ваша благодарность! — Мэр явно начал нервничать и не заметил, как подобие улыбки сползло с его лица. — Что мне ваша заметка? Вы считаете, что я вцепился в это кресло двумя руками и держусь за него?! Нет, вы ошибаетесь! Оно медом не намазано. Скорее дегтем!

«Вот ты и прилип к нему», — подумала Даша, не собираясь отступать.

— Евгений Александрович, чтобы понять человека, надо поставить себя на его место. Представьте, что вы находитесь в хосписе, лежите в палате, где не только мучитесь от болей и пролежней, но и задыхаетесь от тяжелого воздуха. Вам хочется спокойно и тихо умереть, потому что жизнь уже не радует. В ней остались только мучения и боль…

— Все! — прервал ее мэр. — Освободите кабинет. Считайте, что по своему вопросу вы получили отказ.

— Значит, вам не хочется представить себя на месте больных? Надеюсь, что вы испытали от моего рассказа хоть немного неприятных ощущений. Если вы не хотите даже слушать обо всех ужасах жизни в хосписе, то должны, просто обязаны помочь!

— Я не обязан. Ясно вам?

— А в ваши обязанности входит только ленточки при открытии перерезать?

— А вы наглая. Наглая хамка!

— Можете обзывать меня как хотите, я не обижусь. Но деньги на кондиционеры дайте.

— Я вам человеческим языком сказал, что денег нет. Нет их — и все! Если бы я их печатал, то напечатал бы и дал. А так — нет!

— Я думала, что вы поняли, каково там больным. Но вижу, что вы не хотите понять, в каком они положении. Тогда давайте поедем туда.

— Вы с ума сошли! Меня ждут люди!

— Я пока еще не сошла. Но в тех палатах можно сойти с ума. Что, страшно? Будьте мужчиной, наберитесь смелости, скажите людям в приемной, что вернетесь через час, и мы с вами поедем в хоспис. Я закрою вас в палате с больными ровно на час. Не на день, не на месяц, а всего лишь на час. Уделите нам час своего драгоценного времени. И если вы выдержите там один час, я отстану от вас. Если нет, то вам придется купить кондиционеры. — Даша сложила на груди руки, давая понять, что уходить из кабинета не собирается.

— Девушка, я никуда не поеду! — заявил Евгений Александрович. — А вот вы сейчас уйдете.

— Не уйду, — спокойно и твердо ответила Даша.

— Я вынужден буду вызвать охрану, и они вас выведут!

— Вызывайте. Они смогут вынести меня отсюда вместе со стулом, на котором я сижу, на глазах у посетителей и в канун ваших выборов. Это не сделает вам чести.

— Вот и прекрасно. Пусть выносят вместе со стулом.

— И там ждут журналисты, чтобы все это снять и пустить по всем каналам телевидения, — соврала Даша.

Мэр достал из кармана платок и вытер вспотевший лоб.

— Сколько кондиционеров?

— Хотя бы двадцать для начала, — начала торг Даша.

— Сколько?! — Лицо Евгения Александровича стало красным от негодования и такой наглости посетительницы.

— Вы слышали. Двадцать.

— Пять. Это максимум, что можно. И все равно мне придется кого-то в чем-то ущемить. Вы это понимаете?

— Я же не для своего офиса прошу. Хотя бы пятнадцать.

— Я не могу больше пяти. Просто не могу! — взмолился мэр.

— Тогда пусть выносят меня со стулом. На пять я не согласна.

— Семь.

Даша отрицательно покачала головой и вцепилась в стул.

— Десять, — сказал мэр.

— Спасибо и за это. — Даша поднялась со стула. — Все больные проголосуют за вас, это я обещаю.

Выйдя от него, Даша тут же позвонила Маргарите Ильиничне.

— Вам придется подумать, как распределить по палатам десять кондиционеров, — сообщила она, еле сдерживая ликование.

— Неужели?! Тебе это удалось?!

— Представьте себе, да!

— Не может быть!

— Может! Все в этой жизни может быть, — довольно ответила Даша.

Глава 40

Первым неписаным законом хосписа было табу на любые разговоры о смерти. Даже слово «смерть» и «умер» здесь старались не произносить, хотя каждый больной знал, что они попали туда, где живет Смерть, чтобы рано или поздно с ней встретиться. Вторым было то, что больные не жаловались друг другу на то, что у них болит и как, потому что все испытывали мучительные страдания. Третий неписаный закон возник, когда Даша исполнила последнее желание бабушки Марины, принеся ей букет белых роз. С тех пор больные исполняли последнее желание умирающего. Конечно, бывали случаи, когда люди умирали внезапно или впадали в кому, не успев высказать свою просьбу. Но чаще всего пациенты интуитивно чувствовали приближение конца. Молодая женщина, многодетная мать, умирающая от рака матки, попросила белые босоножки на тонких высоких каблуках, которые так и не смогла купить раньше. Ее просьбу передали мужу, и он принес такие босоножки. Она обула их и попросила не снимать. Было понятно, что женщина хотела, чтобы ее в них похоронили. Потом умер дедушка, попросивший купить ему книгу «Зверобой» Ф. Купера, за которой Даше пришлось бежать за три квартала, чтобы успеть. Еще одна женщина сорока лет попросила белые бусы «под жемчуг». Никто не уточнял, было ли это последнее желание продумано заранее или появлялось внезапно, именно в тот момент, когда люди понимали, что пришло время переступить грань, разделяющую бытие на жизнь и смерть.

Даше передали, что ее хочет видеть Андрей, и она чуть ли не бегом отправилась в его палату. Увидев на полу баночку, наполненную кровянистой жидкостью, она спросила:

— Врач это видел?

— Видел.

— И что он сказал?

— Что у него в шкафу есть запасной халат, тапочки и шапочка, а вот запасных легких, к сожалению, у него для меня не нашлось.

— Не нашлось, говоришь? — улыбнулась Даша.

— Представь себе. Порылся и не нашел. Ну не наглость?

Даша вылила содержимое баночки, с ужасом заметив, как много в нем кровяных темных сгустков.

— Теперь порядок? — спросила она, ставя чистую баночку у кровати.

— Даша, у меня к тебе просьба, — прошептал Андрей хриплым слабеющим голосом.

Даша замерла. «Неужели последняя?» — мелькнула мысль.

— Что мы еще хотим?

— Я хочу, чтобы ты вывезла меня на улицу. Хочу тебе кое-что показать и рассказать, — попросил Андрей, и у Даши немного отлегло от сердца.

— Погода хорошая, — сказала она. — А врач разрешил?

— Пусть только попробует не разрешить! — слабо улыбнулся Андрей.

— Тогда закутываемся — и на прогулку.

С собой Андрей прихватил лист бумаги, свернутый в рулон. Даша везла его в коляске по асфальтированной дорожке, и Андрей поднял голову, подставляя лицо навстречу косым лучам солнца.

— Действительно прекрасная погода, — сказал он. — И небо чистое-чистое. Наверное, в этом году будет ранняя весна.

— Хотелось бы, — ответила Даша. — Надоели уже холода.

— Давай здесь постоим.

Даша присела на деревянную скамейку, которая была уже совсем сухой.

— Видишь людей за забором?

— Вижу.

— Когда раньше я выходил на прогулку, то наблюдал за их реакцией, когда они проходят мимо хосписа. Вот смотри, смотри, Даша. Прошел мужчина. Он увидел меня, отвел взгляд и ускорил шаг, торопясь проскочить мимо этого страшного места. Он сделал вид, что никого не видел, и постарается поскорее забыть обо мне. А вон те две женщины с любопытством посмотрели на меня и принялись перешептываться. Наверное, они теряются в догадках, чем болен этот молодой парень в инвалидной коляске. Они тоже постарались быстрее пройти мимо. И так все. Каждый думает, что это место не для него, что участь парня в коляске его никогда не постигнет. И я их не осуждаю. Наверное, будучи на месте людей за забором, я делал бы то же самое. И считал так же, как они сейчас. Я никогда не думал, что не доживу до тридцати лет.

— А сколько тебе?

— Двадцать девять.

— Никто не знает, сколько проживет, — сказала Даша. — Подлечишься и поедешь домой.

— Отсюда домой живым никто не возвращался.

— Что, совсем никто?

— Иногда забирают домой родственники по просьбе больных, а так… Впрочем, я попросил тебя вывезти меня на улицу совсем по другому поводу. Скажи, что ты видишь перед зданием хосписа?