Отыгрывать эльфа не просто - Кондратьев Леонид Владимирович. Страница 36

Современные легированные высокоуглеродистые стали давно уже переплюнули по своим прочностным характеристикам дедовские булаты и дамаски, но в связи с тем, что для полного раскрытия их свойств требуется нормальная термообработка, а найти сейчас нормального термиста практически невозможно, до всего приходится доходить своим умом и обкладываться справочниками. Если бы вы знали, сколько нервов и испорченных заготовок стоил мне мой тесачок — трехступенчатая обработка ТВЧ для обеспечения ступенчатого роста твердости по направлению к поверхности и отпущенной мягкой сердцевины, являющейся демпфером для ударных нагрузок и препятствующей развитию микротрещин… Ну и окончательная доводка азотированием на глубину порядка трехсот микрон превратила мой тесачок в скромное произведение собственного извращенного искусства. Раздающиеся периодически комментарии о том, что мой ковыряльник можно только вместо стамески использовать, пропускаются мной обычно мимо ушей. Да — толстое лезвие, да — узкое, миллиметров двадцать семь в самом широком месте. Но при этом длина лезвия в триста миллиметров заставляет его смотреться довольно изящно, и я не боюсь использовать его ни вместо топора (понимаю, что изврат, но экономлю порядка двух килограммов клади), ни вместо монтировки — один раз пришлось открывать заклинившую после удара дверь машины. И самое главное! Я точно знаю, что он не сломается, ударившись в позвонок или в ребро, — проверено на свиньях в гостях у бабули…

Лес у нас, конечно, не особенно густой — болото все же рядом, но, судя по всему, погоды стоят сухие и зеленой, сочной травой можно разжиться только в этих краях. Это я понял примерно после получаса бега по лесу. Как все же приятно стелиться в скользящих бесшумных прыжках, уклоняясь от ветвей деревьев и кустарника, ощущение, как в компьютерной игрушке, — я чувствую все большее и большее удовольствие от обладания таким быстрым и гибким телом. Во всяком случае, с координацией движений у эльфов нет никаких проблем — они даже обезьянам фору дадут. Так, о чем я — а, о животных!

Первым признаком наличия животных оказалась громадная куча катышков, как от гигантского кролика, в которую я чуть не вляпался на полном ходу, выныривая из кустарника на небольшой пригорок. Вот представьте себе — какая-то зараза специально навалила кучу, причем огромную, точно под небольшим обрывчиком, проходящим за вершиной холма. Судя по всему, часть дерна весной просто сползла с южного склона из-за того, что он уже оттаял под действием веселого весеннего солнца, а грунт, лежащий ниже и пропитанный замерзшей водой, еще нет, и поэтому образовался такой небольшой разрыв.

Ну так вот — несусь я, значит, во весь опор, а обрывчика из-за травы не вижу, уже опускаю ногу, чтобы наступить, и замечаю краем глаза, куда сейчас вступлю — как в партию. Резким рывком пытаюсь забрать вправо и, не удержав равновесие, перехожу в перекат, благо уже за пределами этой кластерной, противодровной мины.

Тут меня аж перекосило! Да я эту скотину сейчас просто порву на клочки! Судя по запаху и свежему виду, этот засранец еще где-то рядом. Прислушавшись и покрутив головой, я услышал вдалеке слабый хруст, доносящийся из зарослей молодых березок. Медленно, на цыпочках, сдерживая остатками воли бешеную ярость, застилающую мой взор кровавым светофильтром, осторожно приблизился к зарослям. Поднырнув под ветку, почти уперся в громадную задницу, флегматично уставившуюся на белый свет.

Маленький хвостик, периодически отмахивающийся от слепней, и капельки «боеприпаса», еще свежие и не застывшие, доказывали, что я нашел этого долбаного партайгеноссе. В молодом березняке стоял громадный лось и с видимым наслаждением точил зеленую, сочную листву, периодически закусывая пучками травы, вырывая их чуть ли не с корнями.

Обведя глазами окружающие заросли, я тихо поднял с земли примерно восьмикилограммовый обломанный сук и со всей дури запустил в так удобно подставившуюся цель:

— Пиндык тебе, сволочь парнокопытная!

ГЛАВА 24

От Советского информбюро

Утреннее сообщение 12 июля

В течение ночи на 12-е июля существенных изменений в положении войск на фронтах не произошло.

Наша авиация в ночь на 12-е июля продолжала наносить сокрушительные удары по танковым и моторизованным частям противника, совершала налеты на его аэродромы и бомбардировала нефтяные базы в Плоешти.

За 11-е июля наша авиация сбила 65 немецких самолетов, потеряв 19 своих.

12.07.1941

Ссешес Риллентар

Погоня — погоня за быстрой и сильной жертвой, сопротивляющейся до последнего, — наслаждение, достойное бога. Бег без оглядки, без сожаления, без мыслей — только наслаждение от ветра, овевающего лицо, и хриплого, уже обреченного дыхания бегущей впереди из последних сил добычи. Безумная улыбка, полная неземного наслаждения, хриплое рычание, вырывающееся из распаленного бегом горла, и звонкий, счастливый смех, раздающийся на фоне треска раздвигаемых ветвей, шума «выстрелов» ломаемых молоденьких сосенок и полного ужаса мычания испуганного животного. Крупные клочья пены, вырывающиеся из раскрытого храпа, испуг, застывший в гигантских расширенных зрачках, уши, развернутые назад в немом вопросе: где, на каком расстоянии это чудовище, этот бесшумный убийца? Стекающие из множества порезов кровавые ручейки, смешивающиеся с покрывающим шкуру потом и оставляющие широкие, размазанные кровавые отметки на листве, стволах, на взорванном копытами в безнадежной попытке скрыться мху.

Прекрасна эльфийская охота, точнее, темноэльфийская, еще точнее — прекрасна она только в глазах самих дроу.

Тогда же

Рядовой Железко Юрий

«Ну вот, направили нас отцы-командиры на поиск приключений на нашу задницу. Где в этом болотистом лесу можно найти холм, причем песчаный, причем „особо не отдаляясь“? Командирам хорошо — посовещались, и все, а нам по лесу шляться. Хотя чего я жалуюсь? В последнее время жизнь явно удалась — если уж и рискуем, то не на дуру, а со смыслом и ради видимого результата. Только вот, по моему мнению, лучше под немецкими пулями бегать, чем с окружающим гнусом общаться — совсем загрызли, сволочи. Вчера старшина чахлый кустик полыни обнаружил, так мы его буквально в пыль по своей коже растерли — целых два часа не кусали. А потом опять понеслось. Мое мнение, конечно, сторона, но, блин — какого лешего мы в этих болотах делаем? Капитан этот, он ведь приказ Москвы явно озвучил: передвинуться южнее к железке. Ведь можно было по нормальному лесу передвигаться — нет, блин, поперлись самым болотом».

Раздвинув колючие ветви молодой елочки и провалившись по колено в скрывавшуюся в траве ямку, заполненную почти черной, стоячей водой, рядовой громко чертыхнулся, помянув в четыре прогиба этот лес, эти болота и отцов-командиров, из-за которых ему теперь выливать грязную жижу из сапог и выжимать портянки. Солнце, раскаленной сковородкой висящее над плечами, удостоилось не менее восторженной тирады — стоявшая уже несколько дней удушающая сухая жара не добавляла приятных ощущений. Потная, хоть выжимай, форма, прилипшая к телу, страшно чешущиеся укусы насекомых и еще эта лужа — все, буквально все стало последней каплей терпения для рядового. Плюнув, он разулся, подобрав сухую ветку достаточной длины, надел на нее связанные голенищами сапоги и накинул расправленные портянки, предварительно подумав о том, что насекомые пусть хоть от запаха подохнут. Взвалив получившуюся конструкцию на плечо и выдернув из зеленого кустика травы самую на вид вкусную травинку, Юра медленно зашагал вперед. Буквально через несколько шагов он был вынужден остановиться и поправить ветку — обвалившаяся кора открыла под собой парочку острых выпуклостей от когда-то засохших сучков.