Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I — XL. - Цао Сюэцинь. Страница 13

У окна, на широком кане, покрытом заморским бордовым ковром, — продолговатая красная подушка с вышитым золотом драконом и большой тюфяк тоже с изображением дракона, только на желтом фоне. По обе стороны кана — маленькие лакированные столики, в виде цветка сливы; на столике слева — треножник времен Вэнь-вана, а рядом с ним — коробочка с благовониями и ложечка; на столике справа — великолепная, переливающаяся всеми цветами радуги жучжоуская ваза [36] с редчайшими живыми цветами. У западной стены — четыре кресла в чехлах из красного с серебристым отливом цветастого шелка, и перед каждым — скамеечка для ног. Справа и слева от кресел тоже два высоких столика с чайными чашками и вазами для цветов. Было там еще много всякой мебели, но подробно описывать ее мы не будем.

Мамка предложила Дайюй сесть на кан — там на краю лежали два небольших парчовых матрасика. Но Дайюй, зная свое положение в доме, не поднялась на кан, а опустилась на стул в восточной стороне комнаты. Служанки поспешили налить ей чаю. Дайюй пила чай и разглядывала служанок: одеждой, украшениями, а также манерами они отличались от служанок из других семей.

Не успела Дайюй выпить чай, как служанка в красной шелковой кофте с оборками и синей отороченной тесьмой безрукавке подошла к ней и, улыбнувшись, сказала:

— Госпожа просит барышню пожаловать к ней.

Старая мамка повела Дайюй в домик из трех покоев в юго-восточной стороне двора. Прямо против входа стоял на кане низенький столик, где лежали книги и была расставлена чайная посуда; у восточной стены лежала черная атласная подушка — такие для удобства обычно подкладывают под спину. Сама госпожа Ван, откинувшись на вторую подушку, такую же, сидела у западной стены и, как только появилась Дайюй, жестом пригласила ее сесть с восточной стороны. Но Дайюй решила, что это место Цзя Чжэна, и села на один из трех стульев, покрытых цветными чехлами. Госпоже Ван пришлось несколько раз повторить приглашение, пока наконец Дайюй села на кан.

— С дядей повидаешься в другой раз, — сказала госпожа Ван, — он сегодня постится. Дядя велел передать, что твои двоюродные сестры — очень хорошие. Будешь вместе с ними заниматься вышиванием. Надеюсь, вы поладите. Одно меня беспокоит: есть здесь у нас источник всех бед, как говорится, «злой дух суетного мира». Он нынче уехал в храм и вернется лишь к вечеру, ты его непременно увидишь. Не обращай на него внимания. Так поступают и твои сестры.

Дайюй давно слышала от матери, что у нее есть племянник, родившийся с яшмой во рту, упрямый и непослушный, учиться не хочет, а вот с девочками готов играть без конца. Но бабушка души в нем не чает, и никто не решается одернуть его. О нем и говорит госпожа Ван, догадалась Дайюй.

— Вы имеете в виду мальчика, который родился с яшмой во рту? — с улыбкой спросила она. — Мама мне часто о нем рассказывала. Его, кажется, зовут Баоюй, и он на год старше меня, шаловлив, сестер очень любит. Но ведь он живет вместе с братьями, в другом доме, а я буду с сестрами.

— Ничего ты не знаешь, — засмеялась госпожа Ван. — В том-то и дело, что это мальчик особенный. Бабушка его балует, и он до сих пор живет вместе с сестрами. Стоит одной из них сказать ему лишнее слово, так он от восторга может натворить невесть что, и тогда хлопот не оберешься. Потому я тебе и советую не обращать на него внимания. Бывает, что он рассуждает вполне разумно, но если уж на него найдет, несет всякий вздор. Так что не очень-то его слушай.

Дайюй ничего не говорила, только кивала головой.

Неожиданно вошла служанка и обратилась к госпоже Ван:

— Старая госпожа приглашает ужинать.

Госпожа Ван заторопилась, подхватила Дайюй под руку, и они вместе вышли из дому через черный ход. Прошли по галерее в западном направлении и через боковую дверь вышли на мощеную дорожку, тянувшуюся с юга на север — от небольшого зала с пристройками к белому каменному экрану, заслонявшему собой дверь в маленький домик.

— Здесь живет твоя старшая сестра Фэнцзе, — объяснила госпожа Ван. — Если тебе что-нибудь понадобится, обращайся только к ней.

У ворот дворика стояли несколько мальчиков-слуг в возрасте, когда начинают отпускать волосы [37] и собирают их в пучок на макушке.

Госпожа Ван и Дайюй миновали проходной зал, прошли во внутренний дворик, где были покои матушки Цзя, и через заднюю дверь вошли в дом. Едва появилась госпожа Ван, как служанки сразу же принялись расставлять столы и стулья.

Вдова Цзя Чжу, госпожа Ли Вань, подала кубки. Фэнцзе разложила палочки для еды, и тогда госпожа Ван внесла суп. Матушка Цзя сидела на тахте, справа и слева от нее стояло по два стула. Фэнцзе подвела Дайюй к первому стулу слева, но Дайюй смутилась и ни за что не хотела садиться.

— Не стесняйся, — подбодрила ее улыбкой матушка Цзя, — твоя тетя и жены старших братьев едят в другом доме, а ты у нас гостья и по праву должна занять это место.

Лишь тогда Дайюй села. С дозволения старой госпожи села и госпожа Ван, а за нею Инчунь и обе ее сестры — каждая на свой стул. Инчунь на первый справа, Таньчунь — на второй слева, Сичунь — на второй справа. Возле них встали служанки с мухогонками, полоскательницами и полотенцами. У стола распоряжались Ли Вань и Фэнцзе.

В прихожей тоже стояли служанки — молодые и постарше, но даже легкий кашель не нарушал тишины.

После ужина служанки подали чай. Дома мать не разрешала Дайюй пить чай сразу после еды, чтобы не расстроить желудок. Здесь все было иначе, но приходилось подчиняться. Едва Дайюй взяла чашку с чаем, как служанка поднесла ей полоскательницу, оказывается, чаем надо было прополоскать рот. Потом все вымыли руки, и снова был подан чай, но уже не для полосканья.

— Вы все идите, — проговорила матушка Цзя, обращаясь ко взрослым, — а мы побеседуем.

Госпожа Ван поднялась, произнесла приличия ради несколько фраз и вышла вместе с Ли Вань и Фэнцзе.

Матушка Цзя спросила Дайюй, какие книги она читала.

— Недавно прочла «Четверокнижие» [38], — ответила Дайюй.

Дайюй в свою очередь спросила, какие книги прочли ее двоюродные сестры.

— Где уж им! — махнула рукой матушка Цзя. — Они и выучили-то всего несколько иероглифов!

В это время снаружи послышались шаги, вошла служанка и доложила, что вернулся Баоюй.

«Этот Баоюй наверняка слабый и невзрачный на вид…» — подумала Дайюй.

Но, обернувшись к двери, увидела стройного юношу; узел его волос был схвачен колпачком из червонного золота, инкрустированным драгоценными камнями; лоб чуть ли не до самых бровей скрывала повязка с изображением двух драконов, играющих жемчужиной. Одет он был в темно-красный парчовый халат с узкими рукавами и вышитым золотой и серебряной нитью узором из бабочек, порхающих среди цветов, перехваченный в талии вытканным цветами поясом с длинной бахромой в виде колосьев; поверх халата — темно-синяя кофта из японского атласа, с темно-синими, чуть поблескивающими цветами, собранными в восемь кругов, а внизу украшенная рядом кистей; на ногах черные атласные сапожки на белой подошве. Лицо юноши было прекрасно, как светлая луна в середине осени, и свежестью не уступало распустившемуся весенним утром цветку; волосы на висках гладкие, ровные, будто подстриженные, брови — густые, черные, словно подведенные тушью, нос прямой, глаза чистые и прозрачные, как воды Хуанхэ осенью. Казалось, даже в минуты гнева он улыбается, во взгляде сквозила нежность. Шею украшало сверкающее ожерелье с подвесками из золотых драконов и великолепная яшма на сплетенной из разноцветных ниток тесьме.

Дайюй вздрогнула: «Мне так знакомо лицо этого юноши! Где я могла его видеть?»

Баоюй справился о здоровье [39] матушки Цзя, а та сказала:

— Навести мать и возвращайся!