Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I — XL. - Цао Сюэцинь. Страница 65

Матушка Цзя получила два жезла жуи [190] — золотой и яшмовый, посох из ароматного дерева, кедровые четки, четыре куска лучшего дворцового атласа богатства и знатности, четыре куска шелка счастья и долголетия, десять слитков червонного золота и десять слитков серебра. Госпожа Син и равные ей по званию и по возрасту получили такие же дары, за исключением жезлов жуи, посоха и четок.

Цзя Цзину, Цзя Шэ и Цзя Чжэну вручили по две книги, переплетенные самим государем, по две коробки дорогой туши, по две золотых и по две серебряных чашки, а также — ткани для шитья одежды.

Баочай, Дайюй и остальные сестры получили по новой книге, по драгоценной тушечнице и по две пары золотых и серебряных слитков оригинальной формы.

Баоюю и Цзя Ланю поднесли по два золотых и серебряных шейных обруча и по две пары золотых и серебряных слитков.

Госпоже Ю, Ли Вань и Фэнцзе вручили по четыре золотых и серебряных слитка и по четыре куска шелка.

Двадцать четыре куска различных тканей и пятьсот связок монет раздали в награду мамкам, нянькам, а также служанкам матушки Цзя, госпожи Ван и барышень.

Цзя Чжэнь, Цзя Лянь, Цзя Хуань и Цзя Жун получили в подарок по куску шелка и по паре слитков золота и серебра.

Сто кусков разноцветного шелка, тысячу лянов серебра, несколько кувшинов дворцового вина раздали людям, которые ведали устройством сада, делали украшения, фонари, ставили пьесы. Повара, актеры, музыканты, певцы и прочие получили триста связок медных монет.

За оказанную милость все выразили гуйфэй благодарность, после чего главный евнух возвестил:

— Государыня, время позднее, осмелюсь просить вас сесть в коляску и возвратиться во дворец.

Юаньчунь едва не заплакала, но заставила себя улыбнуться, взяла за руки матушку Цзя и госпожу Ван и без конца повторяла:

— Не беспокойтесь обо мне! Берегите свое здоровье! Не надо печалиться! Милость Высочайшего беспредельна, и всем вам дозволено раз в месяц видеться со мной во дворце. Но если и в будущем году государь разрешит навестить вас, не будьте столь расточительны!

Готовая разрыдаться, матушка Цзя не в силах была произнести ни слова. Юаньчунь очень не хотелось расставаться с родными, но она не могла нарушить порядок, установленный при дворце. Пришлось скрепя сердце сесть в коляску.

Матушку Цзя и госпожу Ван насилу утешили, почтительно взяли под руки и увели из сада.

Если хотите узнать, что произошло после отъезда Юаньчунь, прочтите следующую главу.

Глава девятнадцатая

На следующий день после возвращения во дворец Юаньчунь предстала перед государем, поблагодарила за милость и доложила о своем свидании с родными. Государь остался очень доволен и распорядился выдать из собственных кладовых разноцветные шелка, золото и серебро, чтобы одарить Цзя Чжэна и служанок из «перечных покоев» [192]. Однако об этом мы подробно рассказывать не будем.

После нескольких дней, проведенных в напряженном ожидании государыни, обитатели дворцов Жунго и Нинго почувствовали себя усталыми телесно и духовно. А тут еще пришлось два-три дня убирать все вещи и украшения. Особенно доставалось Фэнцзе, не в пример другим не знавшей ни минуты покоя. Самолюбивая от природы, она не хотела ударить лицом в грязь и держалась из последних сил, делая вид, будто ей все легко и просто.

Баоюй же страдал от безделья.

Однажды утром к матушке Цзя пришла мать Сижэнь с просьбой отпустить дочь домой на новогодний чай. Сижэнь должна была возвратиться лишь к вечеру, и пока ее не было, Баоюй развлекался с другими служанками игрой в кости да в облавные шашки.

Баоюю все это скоро наскучило, но тут явились служанки и доложили:

— Старший господин Цзя Чжэнь из восточного дворца Нинго приглашает вас посмотреть спектакль и полюбоваться новогодним фейерверком и праздничными фонариками.

Баоюй приказал подать ему платье переодеться, но когда собрался уходить, принесли сладкий молочный напиток, присланный Юаньчунь, который так любила Сижэнь. Баоюй приказал оставить и для нее, а сам, предупредив матушку Цзя, что уходит, отправился во дворец Нинго.

Кто мог подумать, что Цзя Чжэнь распорядится исполнить такие сцены, как «Динлан узнает отца», «Хуан Бонн властвует над духами тьмы», «Сунь Укун устраивает переполох в Небесном дворце» и «Цзян Тайгун [193] жалует звания святых погибшим полководцам »?

Актеры толпами появлялись на сцене, размахивали знаменами, пировали, воскуривали благовония и взывали к Будде. Далеко вокруг разносились удары в гонги и барабаны. А братья, сыновья и племянники из рода Цзя угощали друг друга, смеялись и шутили с сестрами, наложницами, служанками.

Баоюй посидел немного, а когда веселье было в самом разгаре, тихонько встал и пошел бродить. Заглянул во внутренние покои, поболтал с госпожой Ю и наложницами и незаметно ускользнул через заднюю дверь. Все решили, что он снова отправился смотреть спектакль. Цзя Чжэнь, Цзя Лянь и Сюэ Пань, увлеченные разгадыванием загадок, тоже не заметили исчезновения Баоюя, а когда хватились, подумали, что он ушел во внутренние покои. Слуги же, сопровождавшие Баоюя, были уверены, что он здесь пробудет до вечера, и разошлись кто играть в кости, кто к друзьям, кто пить вино. Те, что помоложе, остались смотреть спектакль.

Убедившись, что рядом никого нет, Баоюй подумал:

«Здесь поблизости был кабинет, а в кабинете висел замечательный портрет красавицы. Сейчас она скучает там в одиночестве. Пойду утешу ее».

Но, подойдя к окну кабинета, Баоюй услышал прерывистое дыхание.

«Неужто красавица ожила?» — подумал он, вздрогнув.

Набравшись храбрости, Баоюй проколол бумагу на окне и заглянул внутрь. Красавица на портрете не ожила, а вот Минъянь с какой-то девицей делал то, чему его, Баоюя, когда-то учила бессмертная фея Цзинхуань. Причем Баоюй застал их врасплох в самый интересный момент.

— Вот это да! — не удержавшись, вскричал Баоюй, толкнул ногой дверь и вошел. Минъянь и девушка испуганно вскочили, торопливо оправляя на себе одежду. Минъянь пал перед Баоюем на колени и молил о прощении.

— Заниматься такими делами средь бела дня! Да что же это такое! — принялся укорять его Баоюй. — Ты разве не знаешь, что тебя ждет, если об этом узнает старший господин?

Баоюй взглянул на служанку. Было что-то удивительно трогательное в этой чистенькой, милой девушке. Она стояла, вся красная от стыда, и молчала, опустив голову.

— Ты еще здесь? — топнул ногой Баоюй.

Девушка вздрогнула, словно очнувшись, и бросилась со всех ног бежать.

Баоюй выскочил следом за нею:

— Не бойся, я никому не скажу!

— Второй господин, — обратился Минъянь к Баоюю, — не кричите так, а то все узнают.

— Сколько ей лет? — поинтересовался Баоюй.

— Лет шестнадцать — семнадцать, не больше.

— Не знаешь, сколько ей лет, а занимаешься такими делами! — отчитывал слугу Баоюй. — Напрасно она с тобой знается! Мне ее жаль! Очень жаль! А как ее имя?

— О! Это целая история, — ответил Минъянь, — и притом удивительная. Она мне ее рассказала. Ее матери, когда она кормила дочь грудью, приснилось, будто она получила кусок парчи, сплошь покрытый иероглифами вань [194]. Вот она и дала дочери имя Ваньэр.

— Девушка непременно будет счастливой! — улыбнулся Баоюй. — Хочешь, похлопочу, чтобы ее выдали за тебя замуж?

Минъянь ничего не ответил и в свою очередь задал Баоюю вопрос: