Сон в красном тереме. Т. 2. Гл. XLI – LXXX. - Цао Сюэцинь. Страница 94
Эрцзе между тем, услышав ржание, забеспокоилась и старалась болтовней отвлечь Цзя Ляня. Цзя Лянь же после нескольких кубков почувствовал, что в нем взыграла «весенняя радость», приказал убрать со стола, запер дверь и стал раздеваться.
На Эрцзе была только ярко-красная кофточка, черные волосы растрепались, лицо дышало страстью, и от этого она казалась еще пленительнее.
Цзя Лянь привлек ее к себе и стал говорить:
– Все уверяют, будто моя Фэнцзе красавица, но ведь она недостойна даже снимать с тебя туфли!
– Что красота! Главное – положение, – возражала Эрцзе.
– Как ты можешь так говорить?! – воскликнул Цзя Лянь.
– Вы, видно, считаете меня дурочкой? – со слезами на глазах упрекнула его Эрцзе. – Уже два месяца я ваша жена и теперь знаю, что ума вам не занимать. Клянусь, что всю жизнь вам буду верна, а после смерти стану вашим духом-хранителем! Я ни в чем вас не обману, не утаю даже самую малость. Но что станет с моей сестрой? Ее положение сейчас неопределенно, так долго продолжаться не может, что-то надо придумать!
– Не беспокойся, – отвечал Цзя Лянь. – Твое прошлое мне известно, так что можешь все говорить откровенно. Об одном лишь прошу: будь осторожна с моим старшим братом Цзя Чжэнем. Вот если бы Саньцзе стала его наложницей, мы могли бы, как говорится, есть за одним столом и никто никому не мешал бы. Что ты на это скажешь?
– Ничего лучше и не придумаешь, – утирая слезы, произнесла Эрцзе, – вот только сестра моя слишком уж своенравна. К тому же неизвестно, не пострадает ли от этого доброе имя господина Цзя Чжэня!
– Все будет в порядке, – заверил ее Цзя Лянь. – Я сейчас же с нею поговорю!
И Цзя Лянь, в приподнятом настроении после выпитого вина, не раздумывая, отправился на западный двор. Еще издали он заметил мерцавшие в окнах огоньки ламп и свечей.
Цзя Лянь решительно приблизился к двери, толкнул ее ногой и прямо с порога громко произнес:
– Я узнал, что здесь старший брат Цзя Чжэнь, и пришел справиться о его здоровье.
Цзя Чжэнь испуганно вскочил, краска стыда залила лицо. Старуха Ю тоже смутилась.
– Ну что особенного?! – воскликнул Цзя Лянь. – Ведь мы не чужие! Я готов расшибиться в лепешку, чтобы отблагодарить старшего брата за доброту. Огорчить его было бы для меня настоящим несчастьем! Брат мой, ты можешь бывать здесь когда угодно, и если я мешаю тебе, ты никогда меня больше здесь не увидишь!
Он готов был встать на колени, но Цзя Чжэнь его удержал, вскочив с места.
– Как скажешь, брат, так и будет! – произнес он. – Твое желание для меня закон!
– Принесите вина! – приказал Цзя Лянь. – Мы выпьем со старшим братом!
И он, хихикая, обернулся к Саньцзе:
– Третья сестрица, почему бы тебе и старшему брату не выпить из одного кубка? Я тоже с удовольствием выпью за ваше здоровье и пожелаю счастливой жизни!
Тут девушка вскочила и возмущенно произнесла:
– Хватит молоть чепуху! Мы с сестрой для тебя слишком грубая пища, смотри не подавись! А меня лучше не задевай! Думаешь, мы не знаем, что у вас в доме творится?! За несколько медяков вы с братом купили мою сестру! А теперь и меня собираетесь сделать своей игрушкой? Не выйдет! Смотри, достанется тебе от жены! Как говорится, в краденый барабан бить нельзя, вот ты и спрятал мою сестру, чтобы все шито-крыто было! А я возьму да и расскажу Фэнцзе! Посмотрим, что тогда будет! Так что этого разговора больше не затевай, не то я выколочу из вас с братцем ваши собачьи души, а потом и за жену твою возьмусь!.. А выпить с тобой я могу, если хочешь!
Она наполнила кубок, отпила половину и протянула кубок Цзя Ляню.
– С твоим старшим братом я пить не стану, а с тобой выпью за дружбу!
С Цзя Ляня весь хмель сошел от испуга, да и Цзя Чжэню стало не по себе – такого позора он просто не ожидал. Братья распутничали не первый день, но ни разу не получали отпора и так растерялись, что ответить ничего не могли.
– Позовите Эрцзе! – кричала разъяренная Саньцзе. – Мы не чужие: вы – братья, мы – сестры, будем пировать вместе!
Старуха Ю совсем растерялась. Цзя Чжэнь хотел улизнуть, но Саньцзе не отпускала. Он уже раскаивался в том, что так опрометчиво поступил, даже предположить не мог, чем это кончится.
Между тем Саньцзе сорвала с себя украшения, сбросила платье, распустила волосы и осталась в одной красной кофточке, очень тонкой и наполовину расстегнутой, открывавшей ее белоснежную грудь, ярко-зеленых штанах и изящных красных туфельках. Она то радовалась, то сердилась, то вставала с места, то садилась, ее жемчужные серьги раскачивались, словно качели, алые губы при свете лампы казались еще ярче, как киноварь… Глаза, чистые, как осенние воды Хуанхэ, после выпитого вина сверкали и искрились. Цзя Лянь и Цзя Чжэнь любовались ею, но не смели приблизиться. И уйти не могли, завороженные красотой девушки. Они не только перестали отпускать непристойные шутки, но вообще лишились дара речи.
Саньцзе же без умолку болтала, сыпала грубыми деревенскими словечками, хохотала.
Выпив в свое удовольствие и потешившись вволю над братьями, Саньцзе выгнала их и легла спать. С этого времени служанки, когда бывали чем-нибудь недовольны, всячески поносили Цзя Чжэня, Цзя Ляня и Цзя Жуна за то, что они обманули вдову и сирот.
Цзя Чжэнь теперь приезжал сюда только по приглашению Саньцзе, выполнял все ее прихоти и чувствовал себя очень стесненно.
И вот что мы поведаем тебе, дорогой читатель, ты только послушай! Хитрая и скрытная от природы, Саньцзе была хороша собой, любила наряжаться и вела себя вызывающе. В этом она равных себе не знала. Все мужчины, даже отъявленные бессердечные волокиты, при виде ее теряли голову. Ее безудержная веселость и полное пренебрежение ко всем окружающим внушали робость. Цзя Чжэнь, прежде мечтавший об Эрцзе, все свои помыслы устремил теперь к Саньцзе. Но Саньцзе держала его на расстоянии, и дальше кокетства дело не шло.
На все упреки матери и сестры она лишь твердила:
– Глупа ты, сестра! Ведь мы с тобой все равно что золото и яшма, а разве можно драгоценности втаптывать в грязь? А тебе, мама, хорошо известно, что в семье у них есть зловредная баба, и разве простит она нас, когда обо всем узнает?! Разразится скандал, и кто поручится, что мы останемся в живых? А вы вообразили, будто нашли спокойное местечко, где можно беспечно жить!
Старуха Ю поняла, что все уговоры бесполезны, и оставила дочь в покое.
Между тем Саньцзе становилась день ото дня капризнее: от серебра и жемчуга она теперь отказывалась – ей подавай золото и драгоценные каменья; жареного гуся есть не желала – только жирную утку; не понравится еда – Саньцзе поднимает шум и опрокидывает стол. Платье не по вкусу – хватает ножницы и кромсает. Да еще бранится. Цзя Чжэнь тратил громадные деньги, но никак не мог ей угодить.
Цзя Лянь теперь бывал только в комнатах Эрцзе. Он уже начинал раскаиваться в своей затее. Эрцзе очень к нему привязалась, считала повелителем до конца дней своих и нежно о нем заботилась. Красотой, привлекательностью и манерами она не уступала Фэнцзе, не в пример ей была ласкова и покорна. Правда, сделав один неосторожный шаг, Эрцзе прослыла распутницей, и никакие достоинства не спасли ее от этого.
Цзя Лянь часто возмущался:
– Кто не совершает ошибок?! Главное, вовремя их исправить!
Он старался не думать о прошлом Эрцзе и наслаждался своим счастьем.
Цзя Лянь и Эрцзе были неразлучны, жили душа в душу и поклялись вместе умереть. О Фэнцзе и Пинъэр они само собой не думали.
Однажды в постели Эрцзе сказала Цзя Ляню:
– Вы поговорили бы со старшим господином Цзя Чжэнем, пусть просватает за кого-нибудь мою сестру. Нельзя же постоянно держать ее здесь.
– Я уже с ним говорил, не может он от нее отказаться, – ответил Цзя Лянь. – Я стал его убеждать: «Жирное мясо хоть и вкусное, но жарить его надо осторожно, не то жир забрызгает и обожжет. Роза хоть и красива, но шипы могут поранить руку. Не можешь сам завладеть девушкой, просватай ее за другого!» Но Цзя Чжэнь ничего не ответил, только рукой махнул. Может, посоветуешь, как быть?