Сон в красном тереме. Т. 2. Гл. XLI – LXXX. - Цао Сюэцинь. Страница 95

– Не беспокойтесь, – отвечала Эрцзе. – Завтра же поговорю с сестрой, а потом пусть шумит сколько угодно. Поймет, что упрямство ее бесполезно, и выйдет за него замуж.

– Пожалуй, ты права, – согласился Цзя Лянь.

На следующий день Эрцзе распорядилась приготовить вино и закуски, Цзя Лянь остался у нее, и в полдень они пригласили Саньцзе и старуху Ю на угощение.

Саньцзе сразу поняла, в чем дело. Едва наполнили кубки, она, не дав сестре и рот раскрыть, стала плакать и причитать:

– Ты хочешь со мной серьезно поговорить, но я не дурочка, оставь меня лучше в покое! Уговоры не помогут, я сама знаю, что делать! Ты пристроена, мама тоже, а о себе я сама позабочусь. Замужество – не шутка, замуж выходят раз в жизни. Когда нам с мамой было трудно, я вынуждена была притворяться бесстыжей, чтобы ко мне не привязывались. На самом же деле я совсем не такая, и уж если говорить начистоту, выйду замуж лишь за того, кто сердцу мил. Не надо мне ни богатого, ни знатного!

– Это очень просто устроить, – успокоил ее Цзя Лянь. – Назови его имя, и мы просватаем тебя за него. Украшения, свадебные подарки и прочие заботы берем на себя, так что матушке твоей не о чем беспокоиться.

– Сестра знает, о ком речь, и не обязательно мне его называть, – ответила Саньцзе.

– Кто же это? – не отставал Цзя Лянь, и тут его осенило: наверняка Баоюй.

И, не дождавшись ответа Эрцзе, Цзя Лянь крикнул:

– Я знаю, кто он! У тебя вкус неплохой!

– Кто же? – с улыбкой спросила Эрцзе.

– Конечно, Баоюй! – рассмеялся Цзя Лянь. – Кто же еще?

Эрцзе и старуха Ю тоже так думали, но Саньцзе лишь огрызнулась:

– У нас в семье десять сестер, неужели все должны выходить замуж за твоих братьев? Разве из всей Поднебесной только в вашей семье есть достойные мужчины?!

– Кто же тогда? Скажи! – в один голос спросили старуха Ю, Цзя Лянь и Эрцзе.

– Его нет здесь сейчас, – отвечала Саньцзе, – но пусть сестра вспомнит, что было пять лет назад.

Тут появился Синъэр и обратился к Цзя Ляню:

– Вас требует к себе батюшка! Я сказал, что вы уехали к старшему дядюшке, а сам поспешил сюда.

– Неужели меня дома хватились? – заволновался Цзя Лянь.

– Совершенно верно, – ответил Синъэр, – пришлось сказать второй госпоже, что старший господин Цзя Чжэнь пригласил вас к себе посоветоваться, как провести стодневный траур.

Цзя Лянь приказал подать коня и, в сопровождении Лунъэра, отправился во дворец Жунго.

Эрцзе распорядилась принести закусок, поднесла Синъэру большой кубок вина и буквально засыпала его вопросами:

– Сколько лет вашей госпоже? Какой у нее характер? Она очень злая? Сколько лет старой госпоже? Сколько у вас в доме барышень?

Синъэр, хихикая, непринужденно рассказывал о событиях, которые за последнее время произошли во дворце Жунго.

– Я дежурю у вторых ворот еще с тремя слугами, – говорил он. – Мы сменяемся два раза в сутки – четверо дежурят, четверо отдыхают. Есть среди нас и доверенные слуги госпожи Фэнцзе. Их мы не смеем задевать. Зато госпожа Фэнцзе вертит слугами нашего господина как вздумается. Не знаю, как вам и рассказать, до чего коварна она и остра на язык. О господине Цзя Ляне такого не скажешь. Есть у госпожи доверенная служанка Пинъэр, всячески ей угождает, но сколько тайком делает людям добра! И всегда готова вступиться за нас перед госпожой, если, случается, мы провинимся. Вряд ли в доме сыщется человек, который любил бы эту Фэнцзе. Все боятся ее, слова при ней не смеют сказать! Только старая госпожа и госпожа Ван души в ней не чают. Льстивыми речами она им голову заморочила. Ее слово – закон! Уж очень она сокрушается, что никак не накопит гору денег, чтобы старая госпожа и госпожа Ван видели, до чего рачительная она хозяйка. А прислуге от этого ее желания выслужиться перед старшими одни страдания! Сделает что-то хорошее, тотчас бежит к старой госпоже хвалиться. Ошибется – норовит вину на другого свалить. Свекровь и то говорит, что Фэнцзе, подобно воробью, летит туда, где можно поживиться, и, словно крот, прячется в землю от неприятностей; честью семьи она не дорожит, только о себе думает. Если бы не старая госпожа, давно бы эту Фэнцзе выгнали.

– Интересно, что ты станешь говорить за глаза обо мне, если Фэнцзе оговариваешь? – усмехнулась Эрцзе. – Ведь я по положению ниже ее!

Синъэр опустился на колени и воскликнул:

– Зачем вы так говорите, госпожа?! Пусть Небо меня покарает, если я вру! Будь у нас такая хозяйка, как вы, не пришлось бы бояться ни битья, ни ругани. Слуги хвалят вас за доброту. И если господин Цзя Лянь куда-нибудь уедет, мы все перейдем служить к вам.

– Ну и мошенник! – воскликнула Эрцзе. – Я просто пошутила, а ты струсил. Зачем явился? Погоди, пойду к твоей госпоже и все расскажу!

– Не ходите, госпожа, не надо! – замахал руками Синъэр. – Она вам будет улыбаться, говорить сладкие слова, прикинется ягненком, а у самой одно на уме: как бы всех сожрать! Третья тетушка и та не смогла бы ее переговорить! А уж вы, госпожа, с вашей скромностью и подавно!

– Но если я не нарушу приличий и буду достойно себя вести, неужто она и тогда осмелится меня обидеть?

– Зачем бы я стал нести всякий вздор, – отвечал Синъэр. – Не пьян же я в самом деле! Вы можете ей во всем уступать, ни в чем не перечить, она все равно не простит, что вы красивее и вас все любят. Она поистине – бутыль уксуса; да что там бутыль – кувшин, целая бочка! Стоит господину ненароком бросить взгляд на какую-нибудь из служанок, Фэнцзе прямо при нем набрасывается на девушку и избивает до полусмерти. Барышня Пинъэр считается наложницей господина Цзя Ляня, но стоит Цзя Ляню хоть раз в году с ней побыть, как Фэнцзе обрушивает на нее весь свой гнев! Однажды Пинъэр не выдержала и расшумелась: «Разве по своей воле я стала его наложницей?! Вы заставили! Я не хотела! Но вы сказали, что я бунтую! А теперь меня обвиняете?» Фэнцзе нечего было возразить. Она даже просила прощения у барышни Пинъэр.

– А ты не врешь? – усомнилась Эрцзе. – Такая ведьма, и испугалась какой-то наложницы?

– Говорят, против справедливости не пойдешь, – сказал Синъэр. – Барышня Пинъэр еще в детстве была у нашей госпожи в услужении, а потом еще с двумя служанками переехала в дом ее мужа. Одна служанка умерла, вторая замуж вышла, осталась Пинъэр. Она приглянулась нашему господину, и он взял ее в наложницы. Ничего удивительного! Пинъэр умна и добродетельна, вот и сумела увлечь нашего господина. Барышня Пинъэр искренна, никогда не лицемерит и всей душой любит госпожу. За это Фэнцзе ее и терпит.

– Вот оно что! – воскликнула Эрцзе. – Я слышала, у вас там живут вдова и несколько барышень, как же они с этой Фэнцзе ладят?!

– Ах, госпожа! – вскричал Синъэр. – Наша старшая госпожа Ли Вань очень добра, никогда не вмешивается в чужие дела, только следит за барышнями, чтобы учились грамоте и вышиванию. Пока Фэнцзе болела, хозяйственными делами ведала госпожа Ли Вань. Все делала по старинке, спокойно, без шума. О старшей барышне говорить нечего – она живет при дворе. Вторую барышню у нас прозвали «второе бревно», и этим все сказано, а третью – «роза мэйгуй»: она румяна, красива, все ее любят, но не бывает розы без шипов, а шипы колются. Третья барышня, к сожалению, не родная дочь госпожи Ван, а, как говорится, «феникс в вороньем гнезде». Четвертая барышня еще слишком мала и никакими делами в доме не ведает. Она приходится сестрой господину Цзя Чжэню, а воспитывает ее госпожа Ван. Кроме барышень из семьи Цзя, у нее живут еще две барышни – таких редко встретишь в Поднебесной! Одна из них – дочь сестры нашего старшего господина, по фамилии Линь, другая приходится племянницей супруге нашего господина Цзя Чжэна и происходит из семьи Сюэ. Барышни эти и собой хороши, и науки постигли. Мы и дохнуть не смеем, встречаясь с ними в саду или еще где-нибудь.

– Порядки у вас, я знаю, строгие, детям слуг запрещено смотреть на барышень, – засмеялась Эрцзе. – Может, и дышать не дозволено?

– Не дозволено! – улыбнулся Синъэр. – Ведь дохнешь посильнее – барышня Линь повалится, а барышня Сюэ растает! [171]