Сон в красном тереме. Т. 3. Гл. LXXXI — СХХ. - Цао Сюэцинь. Страница 100
Услышав, что у Фэнцзе горлом идет кровь, госпожа Син не поверила, она подумала, что Фэнцзе просто сказалась больной, чтобы избавиться от хлопот. Однако сомнений своих не высказала, поскольку в комнате было полно родственников, и лишь сказала:
— Ладно, пусть отдыхает!
В тот вечер родные и друзья приезжали непрерывным потоком, и из-за болезни Фэнцзе принимать их и следить за порядком в доме приходилось другим родственницам покойной. Слуги совсем отбились от рук, ничего не делали, только галдели.
Во вторую стражу гости разъехались, и начался обряд прощания с покойницей. Громко плакали родственники. Юаньян так рыдала, что в конце концов упала без памяти. Насилу привели ее в чувство, после чего она стала твердить, что желает последовать за своей госпожой. Однако никто не обратил на эти ее слова внимания.
К моменту прощания в зале собралось человек сто — сами господа, вся их родня и слуги. Никто не заметил, что Юаньян куда-то исчезла. Ее хватились, лишь когда настало время служанок плакать у гроба и совершать жертвоприношения. Все подумали, что она отдыхает после пережитого потрясения, и шума не поднимали.
После прощания Цзя Чжэн позвал к себе Цзя Ляня и стал с ним советоваться, как устроить обряд выноса гроба и кого оставить присматривать за домом, пока их не будет.
— Надо оставить Цзя Юня, — сказал Цзя Лянь, — ему не обязательно сопровождать гроб, а из слуг — Линь Чжисяо со всей семьей. Вот только не знаю, кого из женщин оставить!
— Твоя мать говорила, что Фэнцзе больна и поехать не сможет, — заметил Цзя Чжэн, — пусть она и останется. Правда, жена Цзя Чжэня уверяет, что Фэнцзе чувствует себя совсем плохо, и предлагает оставить Сичунь и еще нескольких женщин.
«Жена Цзя Чжэня не ладит с Сичунь и хочет, чтобы та осталась, — подумал Цзя Лянь. — Но Сичунь ничего нельзя поручать, а Фэнцзе больна». И он сказал Цзя Чжэну:
— Дайте мне еще немного подумать, господин, а потом окончательно решим, кого оставлять.
На том разговор и закончился.
Между тем Юаньян, придя в себя, стала размышлять:
«Всю жизнь я служила старой госпоже, а теперь куда денусь? Ведь госпожа Син никогда не простит мне, что я не захотела стать наложницей ее мужа. А господин Цзя Чжэн не вмешивается ни в какие дела, словно правитель в смутное время, знает, что никто ему не повинуется. Что же будет с нами со всеми?.. Одних сделают наложницами, других выдадут замуж… Чем терпеть мучения, не лучше ли умереть?! Но как?..»
Она вошла в комнату старой госпожи и с порога заметила в самой глубине тускло горевший светильник, а чуть дальше какую-то женщину, петлей затянувшую полотенце на шее.
Юаньян нисколько не испугалась, только подумала: «Кто бы это мог быть? Не иначе, как она тоже хочет повеситься, затем и пришла сюда».
— Кто ты? — спросила Юаньян. — Если хочешь, давай умрем вместе!
Женщина не отвечала.
Юаньян подошла ближе, повнимательней пригляделась. И тут по спине у нее побежали мурашки. В тот же миг женщина исчезла.
Ошеломленная Юаньян отпрянула назад, опустилась на кан и вдруг вспомнила: «Да ведь это жена Цзя Жуна — госпожа Цинь Кэцин. Но она давно умерла! Как же попала сюда? Это она за мной пришла! Потому что вешаться ей ни к чему! Теперь я знаю, как покончить с собой».
Юаньян задрожала, со слезами на глазах вынула из шкатулки для украшений спрятанную там когда-то прядь своих волос и сунула за пазуху. Затем сняла полотенце, которым была подпоясана, привязала в том месте, где ей явилась госпожа Цинь, заплакала и тут услышала, что гости начинают расходиться. Опасаясь, как бы кто-нибудь не вошел, Юань заперла дверь, стала на скамеечку, сделала петлю на полотенце, накинула на шею и выбила скамеечку из-под ног.
Дыхание девушки навеки оборвалось, и благоуханная душа рассталась с телом. Плывя по небу, душа Юаньян вдруг заметила вдали госпожу Цинь, догнала ее и попросила:
— Госпожа, подождите меня… Вы ведь жена господина Цзя Жуна…
— Я не жена Цзя Жуна, — отвечала женщина. — Я — Кэцин, младшая сестра феи Цзинхуань.
— Да разве я не вижу, что вы жена господина Цзя Жуна, — настаивала Юаньян. — Отчего же не признаетесь?
— Есть на то своя причина, — ответила женщина, — ты ведь тоже распутница, как и я, и фея Цзинхуань повелела тебе ведать «чувствами ветра и луны» и послала в бренный мир сеять распутство и уносить на небеса души страстно влюбленных девушек. Ты свой долг выполнила и можешь веселиться. Сейчас в приказе «влюбленных безумцев» нет управителя, некому мне помочь, и фея Цзинхуань решила призвать тебя.
— О каких чувствах вы говорите? — промолвила душа Юаньян. — Никаких чувств я никогда не испытывала!
— Ничего ты не смыслишь. В бренном мире слово «чувство» толкуют лишь как распутство и похоть, как плотскую любовь. Им неведомо, что радость и гнев, печаль и блаженство — тоже чувства, присущие людям. Мои же чувства к тебе еще не проявились, они скрыты в цветке, в завязи плода. Если же изольются, станут видимы всем.
Душа Юаньян все поняла и последовала за Кэцин. Между тем Хупо, попрощавшись с покойницей и услышав, что госпожа Син и госпожа Ван собираются отбирать людей для присмотра за домом, решила спросить Юаньян, собирается ли та на следующий день сопровождать гроб, и отправилась ее искать. В покоях матушки Цзя ее не оказалось, боковая комната была заперта.
Девушка заглянула в щель и при свете мерцающего светильника увидела какие-то тени. Ей стало страшно, и она убежала, недоумевая: «Куда девалась эта плутовка?»
Столкнувшись с Чжэньчжу, она спросила:
— Ты случайно не видела сестру Юаньян?
— Сама ее ищу, — ответила девушка, — ее госпожа зовет. Наверное, спит в боковой комнате.
— Я только что оттуда, — сказала Хупо. — Правда, в комнату не входила — там темно и страшно, еле горит светильник — нагар ведь снять некому. Давай вместе посмотрим — может быть, она и в самом деле там!
Девушки вошли в боковую комнату, сняли нагар со светильника, стало светлее, и Чжэньчжу воскликнула:
— Кто-то бросил скамейку! Я чуть не упала! — Тут она подняла глаза и в ужасе отпрянула назад, едва не сбив с ног Хупо. Хупо, увидев повесившуюся Юаньян, закричала и хотела бежать, однако ноги ей не повиновались. Сбежались люди, поднялась суматоха. О случившемся поспешили сообщить госпожам Син и Ван.
— Не думала я, что Юаньян такая решительная! — сокрушалась госпожа Син. — Скорее велите доложить господину Цзя Чжэну!
Баоюй, услышав эту страшную новость, ничего не сказал, лишь глаза его округлились от ужаса.
Сижэнь стала его тормошить:
— Поплачь, легче станет!
И Баоюй разразился рыданиями.
«Как прекрасна была Юаньян! — думал он. — И надо же было ей умереть такой смертью! Поистине чудеса творятся с нашими девушками! И все же уходят они в мир блаженства. А мы, мужчины? Можем ли мы с ними сравниться, хотя тоже приходимся сыновьями и внуками старой госпоже?»
Неожиданно печаль у Баоюя сменилась радостью, и он бросился вон из комнаты. Баочай выскользнула следом за ним, но тут, к своему удивлению, увидела, что муж смеется.
— Плохо дело! — стали говорить ей служанки.
— Ничего! — успокаивала их Баочай. — Ему просто пришла в голову какая-то мысль.
Баоюю приятно было услышать слова жены и он подумал: «Она одна знает, что у меня на душе! Понимает меня!»
Пришел Цзя Чжэн. Он был искренне опечален случившимся и без конца вздыхал, говоря:
— Милое дитя! Не напрасно любила тебя старая госпожа!
Он приказал Цзя Ляню нынешней же ночью раздобыть гроб, чтобы похоронить Юаньян вместе с матушкой Цзя, ведь это была последняя воля девушки.
Вскоре пришла Пинъэр вместе с другими служанками оплакать подругу.
Надо сказать, что Цзыцзюань очень раскаивалась. Надо было и ей поступить так же, как Юаньян, когда умерла барышня Линь Дайюй — по крайней мере она исполнила бы свой долг перед госпожой и отблагодарила ее за милости. Она прислуживала теперь в комнатах Баоюя, и хотя он обращался с ней ласково, легче ей не становилось. Думая обо всем этом, Цзыцзюань безутешно рыдала.