Уиллоу - Хобан Джулия. Страница 49

Гай засыпает в течение минуты. Но это не так легко для Уиллоу. Она смотрит в потолок. Она пытается имитировать его спокойное легкое дыхание. Но она не может полностью сделать это, её дыхание остается немного паническим. Она пытается вместо этого сосредоточиться на том, как прекрасно чувствовать его руки. Она даже немного смеется, так как она помнит комментарий Хлои о гребцах. Но все равно, она не может унять дрожь. Ее рука движется к краю матраса, ныряет вниз, нащупывает спрятанный запас.

Ты можешь справиться с этим, не так ли? Это не так сложно.

До Уиллоу доходит, что она справляется гораздо хуже. Как бы то ни было, то, что произошло с Дэвидом внизу прямо сейчас, как бы дико не было, это можно пережить. Это осознание заставляет ее выпрямиться. Как ей удалось выдержать эту боль, не прибегая к своему проверенному средству?

Уиллоу знает, что ей нужно найти это утешение, но на самом деле ее это пугает практически больше всего. Она покрылась холодным потом. Сама идея, хоть и мимолетная, что она может прожить без своего постоянного спутника на протяжении последних семи месяцев, просто слишком тревожна. Она ищет под матрасом более отчаянно. Когда ее рука, наконец, касается бритвы, она сжимает ее изо всех сил. Прямо сейчас у нее нет потребности в большем, но ей и не нужно знать, что большее возможно.

Гай шевелится во сне, задевая Уиллоу, и каким-то образом ослабляет ее хватку. Бритва падает на пол со слабым металлическим стуком.

Уиллоу встает с постели, чтобы найти её, и когда она это делает, её взгляд падает на рюкзак Гая. У неё возникает идея. Она проверяет, действительно ли он спит, и когда убеждается в этом, подходит к столу и берет ручку. Она на мгновение останавливается, глядя на коробку, до сих пор не использованной акварели. Это было бы прекрасно сделать какой-нибудь рисунок, что-то, что должно было идти вместе с тем, что она собирается написать, но, чтобы он высох нужно слишком много времени, и, кроме того, она слишком торопиться вернуться в кровать к нему. Она идет к его сумке, как можно тише, расстегивает ее, и достает копию "Бури".

Ей не приходится думать дважды.

Для Гая,

О, прекрасен новый мир, в котором есть такой человек…

Она немного улыбается, так как представляет себе его реакцию, когда он найдет это, и она задается вопросом, когда это будет — сегодня, завтра?

Уиллоу возвращается в постель, все ещё сжимая бритву, но это не имеет значения, потому что она обнаруживает, что на этот раз ее дыхание действительно соответствует дыханию Гая, и она тоже засыпает.

Глава 13

Внезапно проснувшись, Уиллоу думает, что это из-за приснившегося ей кошмара. Потом ей кажется, что виной всему просачивающийся через окно шум полуночных машин. Но, взглянув на залитую лунным светом дорогу, она не замечает ни одной. Улица абсолютно пуста.

Уиллоу привыкла резко просыпаться посреди ночи, но в этот раз все казалось другим. На этот раз нет никакой причины для того, чтобы сидеть, выпрямившись, в постели в три часа ночи. В ее сны не проникают отвратительные картины, не слышны звуки, напоминающие ту страшную аварию.

Она просто до такой степени переутомлена событиями последних нескольких дней? Книгохранилище; то, когда она задремала с Гаем; боль, которую она испытала, когда увидела Дэвида с Изабель. Особенно, боль, которую она почувствовала, наблюдая за ними двоими. Эти мысли тревожные, но могут ли они заставить ее проснуться посреди ночи?

Уиллоу прижимает ноги к груди, кладет подбородок на колени и думает. Должна ли она...

Что это?

Она поднимает голову на шум, слабый, но безошибочный.

Ох.

Теперь Уиллоу точно знает, что так внезапно разбудило ее. Едва слышимый звук, который не разбудил бы остальных, но проникающий прямо в сердце. Ее брат снова плачет.

Она спускает с кровати ноги и тянется за халатом. У нее нет ни внятного плана, ни мысли, как она собирается помочь брату. И мало того, что она не знает, как делаются подобные вещи, так она еще понимает, что ее присутствие будет расценено как абсолютное вмешательство. Тем не менее, она просто не может оставаться в постели, когда ее брат плачет, при этом, будучи причиной его слез.

Она крадется вниз по лестнице, останавливаясь на каждом шагу, решив не создавать шума, который мог бы предупредить его об её присутствии.

Звуки его рыданий еще хуже, чем те, которые она помнит с момента несчастного случая.

Уиллоу осторожно спускается по ступенькам, стараясь идти так, чтобы Дэвид не смог ее увидеть, если бы поднял глаза. Хотя маловероятно, что он это сделает. Его голова покоится на руках, сложенных на столе, а очки лежат рядом.

Уиллоу не думает, что раньше видела хоть кого-то, кто плакал бы так отчаянно. Видеть такое — наказание, и она знает, что не может быть свидетелем его горя, не может видеть столь обнаженную эмоцию, не поддавшись своей опоре, своему лекарству, своей бритве.

Она тянется в карман халата за лезвием, но останавливается как раз перед тем, как вонзить его себе в кожу.

Наконец, ей приходит в голову, что она все-таки может кое-что сделать для брата. Она не может вернуть родителей, её попытки помочь даже самыми простыми способами совершенно не удались, но здесь, сейчас, она может что-то сделать.

Она может сидеть и наблюдать за ним, быть свидетелем его боли. Она может заставить себя высидеть это, прожить каждый всхлип вместе с ним, не прибегая к той единственной вещи, которая защищала ее саму от такой боли.

Он никогда не узнает, чего ей стоило это, весь процесс останется незамеченным, но Уиллоу будет чувствовать, что она, наконец, хоть что-то сделала для Дэвида.

Уиллоу вспоминает последний раз, когда видела его плачущим, насколько потрясена она была, почти испугана, увидев его в таком состоянии. Сейчас же она не столько напугана, сколько ощущает благоговение. Находится под впечатлением, какого не испытывала в прошлый раз. Каким сильным он должен быть, чтобы выдержать такие страдания. Она лучше всех знает, какая внутренняя сила духа нужна, чтобы позволить себе быть столь охваченным такими чувствами.

Она же сама никогда не будет в состоянии сделать что-то подобное. Даже наблюдение за ним, не позволяя себе роскоши порезать себя, едва ли не сильнее того, что она может вынести.

Его рыдания ранят её больше, чем все то, что она может причинить себе, но это не только боль, которую она испытывает, когда смотрит на него. Она ощущает некое горькое утешение в том, что ее брат способен чувствовать такую скорбь. Что он никогда не прибегнет к тому средству, что использует она, что он обладает неиссякаемым источником силы, который позволяет ему вот так плакать.

Нет, сама она далека от того, чтобы быть сильной. Но она все равно будет сидеть и наблюдать за ним, за каждой слезинкой, пока он не выдохнется.

Проходит много времени, очень много, прежде, чем Дэвид, наконец, перестает плакать. Он сидит за столом, упершись подбородком в ладони, и несколько минут смотрит на стену, прежде чем встает и выходит из комнаты.

Уиллоу тоже поднимается. Она идет вверх по лестнице так тихо, как и спускалась по ней, заползает в свою кровать и глядит в потолок. Она все еще не спит, когда за окном начинает светлеть небо. Она по-прежнему не спит, когда поднимается солнце. Она и не засыпала. Она просто лежит в кровати и смотрит в потолок до тех пор, пока остальные члены семьи не просыпаются, и Кэти не зовет ее завтракать.

Весь день Уиллоу преследует образ плачущего Дэвида. Она так устала, что едва может держать глаза открытыми, но каждый раз, когда сон готов накрыть ее, ей удается встрепенуться, благодаря воспоминаниям о нем, сидящем за кухонным столом. Уиллоу способна таким образом пережить все занятия, но она абсолютно истощена, когда добирается до библиотеки.