Улыбка пересмешника - Михалкова Елена Ивановна. Страница 60
Видите ли, я поняла, что не смогу успокоиться до тех пор, пока человек по фамилии Кручинин остается на свободе и живет счастливо. Мой папа говорил, у меня математический склад ума, и, наверное, это правда – иначе как бы мне удалось проделать все то, что я проделала в следующие два года? Я стала привлекательной, я научилась танцевать, я узнала, где человек по фамилии Кручинин любит проводить свободное время... И в конце концов познакомилась с ним. Более того, я спасла ему жизнь.
Мне становится смешно, когда я думаю, как часто люди ошибаются в оценке причин чьих-то действий. Все вокруг решили, что я спасла своего любимого мужчину, в то время как единственным моим желанием было убить его.
Понимаете, мне никогда не удалось бы подойти так близко к нему! Никогда – несмотря на все мои старания, на все попытки сделать из себя такую женщину, какая могла бы ему понравиться.
Но иногда возникает ощущение, будто бог держит тебя в ладонях. И смотрит на тебя внимательным взглядом, словно спрашивая: ты уверена в своем желании? Это действительно то, чего ты хочешь?
И тогда самое главное – не отвести взгляда от неба. «Да. Это действительно то, чего я хочу».
Я не могла знать, что именно в тот день, когда я «просто так загляну» к Кириллу, в его офис ворвется полусумасшедший человек с пистолетом и таким лицом, как будто по нему топтались ботинками, а потом следы исчезли, но воспоминание о чужих грязных подошвах осталось. Помню, как отчетливо я поняла, что он вот-вот выстрелит, и с ужасом смотрела на его прыгающий небритый подбородок и мертвенно-бледные губы с синеватым оттенком – такие бывают у перекупавшихся детей. Смотреть ему в глаза я не могла. Вы понимаете, он не промахнулся бы с такого расстояния. И он собирался выстрелить.
Меня охватил не ужас, а чувство сродни звериной тоске, когда я поняла, что человек, разрушивший мою семью, уйдет из этого мира легко и почти безболезненно – от пули, попавшей в сердце. Такую смерть нужно заслужить! Это смерть для героев, для тех, кого любит бог, а не для того, кто, не задумываясь, уничтожил моего отца, даже не помня его имени. Если бы в ту секунду нужно было пожертвовать левую руку ради того, чтобы Кирилл остался жив, я бы сделала это не задумываясь, осознавая, что и калекой смогу заставить его платить за то, что он сотворил со всеми нами.
Но мне не потребовалось ничем жертвовать, потому что мое умное тренированное тело все сделало раньше, чем я сама сообразила, как поступить. Мои ноги вынесли меня на два шага вперед, плечи развернулись, и Кирилл оказался за моей спиной. Конечно, он торчал за мной как глыба, но для его несостоявшегося убийцы мое появление все изменило.
– Не надо, – попросила я его, молясь, чтобы он понял: не убивай его сейчас, не дай ему уйти так легко, оставь мне шанс рассчитаться с ним сполна. – Прошу тебя, не надо!
И он опустил пистолет. Показалось мне или нет, но в глазах его промелькнула растерянность – не оттого, что он увидел девушку, защищавшую любимого мужчину, а оттого, что он понял, какое чувство управляет мною. А в следующий миг откуда-то сбоку выпрыгнул человек и сбил его с ног, ударил, потом еще раз, и бил до тех пор, пока чей-то отчаянный крик не остановил его. Только много позже я узнала, что, оказывается, кричала я. А потом уткнулась в грудь Кирилла и зарыдала – от облегчения, что он остался жив. И от того, что по его глазам я поняла: тот путь, на прохождение которого мне потребовались бы годы, я прошла за те несколько минут, что стояла под прицелом пистолета.
Мне обязательно нужно было, чтобы он меня любил. С людьми, которые вас любят, вы можете сделать очень многое, прежде чем они поймут, что происходит. Любящие люди беззащитны, как веточки: гни их, ломай, жги, обрывай листья, срезай кору... Мне нужно было, чтобы человек, убивший мою семью, стал такой веточкой, и я могла бы делать с ним что хочу. Конечно, он не полюбил меня в том смысле слова, какой вкладываем в него вы или я – он физически не способен на такое чувство, как безногие не способны на бег. Но в его извращенное понятие о любви входит доверие, и потому он стал доверять мне, устраивая проверки лишь изредка.
Как-то раз он подсунул мне человека, рассказавшего глупейшую историю о какой-то женщине, вздумавшей выйти за него замуж. И тот даже предложил мне взять деньги. Но в глубине души я ожидала чего-то подобного, и потому отказалась не раздумывая.
Дальше все было проще. Я разрушала его бизнес изнутри, исподволь, пользуясь тем, что он доверяет мне, и, поверьте, проявила радующую меня саму изобретательность. Если бы вы слышали, как я уговорила главного бухгалтера уйти из фирмы, то вы бы мною гордились. С журналистами все оказалось проще, а уж подкупить работника, смешавшего порченое мясо со свежим, и вовсе далось мне без проблем. Я сильно удивила Баравичова, придя к нему с неожиданным предложением, но в конце концов мы отлично поняли друг друга, хотя, кажется, он до сих пор считает меня ненормальной.
Что не на шутку озадачило меня, так это появление Романа. С одной стороны, Кирилл вполне мог устроить проверку на прочность, подсунув мне привлекательного мужчину и наблюдая, сдамся ли я или же сохраню верность мужу. С другой, мне казалось, что моя верность не имеет для него такого большого значения, чтобы из-за нее устраивать подобные проверки. Нет, что-то здесь не складывалось.
Но в случайности с рисунками и красивыми историями о придуманной девушке я тоже не верила. Мне оставалось одно: постараться как можно больше разведать у Романа, чтобы узнать, кто за ним стоит и что этому кукловоду нужно.
С Алисой в стране чудес они просто угадали. Ориентировались на имя и не знали, что именно ею я себя и представляю. А все остальное сложилось само. К тому времени, когда я отчетливо поняла, что не Кирилл стоит за этими людьми, он и сам вступил в игру – и немного испугал меня своей проверкой. Детектор лжи! Но я ведь говорила вам, что почти никогда не вру. Это помогает жить той жизнью, которой жила я.
Не думайте, что это страшно, и не думайте, что это просто. Я сказала себе, что должна выполнять свою работу. И когда он хотел, чтобы я танцевала для него, я танцевала. Стриптизершу у шеста никто не спрашивает, нравится ли ей выгибаться, призывно оттопыривая зад, – вот и меня не спрашивали. И я работала, как стриптизерша, послушно исполняя то, что от меня требовалось. Правда, плата за мою работу была куда выше, чем мятые купюры, даже самого большого достоинства.
Вы представить себе не можете, как я заботилась о предохранении. Я не продумала этого сразу, и потом меня словно обожгло, когда я представила, что могу зачать ребенка от Кирилла. Как ни странно, но секс не вызывал у меня и десятой части подобных эмоций: механическое действо, которое далеко не всегда доставляет удовольствие обеим сторонам. Все, что мне нужно было, – это терпеть и чуть-чуть играть. Кирилл не был внимателен ко мне, и я радовалась этому так, как иная женщина радуется редкой небрежной ласке любимого мужчины.
Я приучила Кирилла к тому, что могу пропадать где угодно, и он не беспокоился и не пытался меня найти, если только я возвращалась не позже полуночи. Наверное, он думал, что я не в себе, и в каком-то смысле так оно и было. Но я не смогла отказать себе в удовольствии купить двух неразлучников, удивительно напоминавших моих родителей.
Глядя на них, я думала, что нет ничего хуже, чем убить невинных, беззащитных – тех, кто не может причинить вреда. Мой муж только и делал, что убивал пересмешников. Он делал это не со зла, а потому что такова его природа – природа человека, давящего жизни всех, кто оказался рядом в неудачную для себя минуту. Каждое утро я смотрела на маленьких смешных птичек и вспоминала, как счастливы мы были.
Даже жаль, что я не успела реализовать идею по вычислению того, кто продавал информацию Баравичову. В результате нехитрой комбинации виноватым должен был остаться Давид, правая рука Кирилла... Уверяю вас, он никогда не смог бы доказать свою невиновность – зерна сомнения, посеянные в мозгу моего мужа, сделали бы свое дело, и Кирилл избавился бы от Давида. А вместе с ним – от весомой доли профессионализма и, главное, осторожности, которой так не хватает ему самому.