Безмолвная земля - Джойс Грэм. Страница 14

— Что высматриваешь?

— Следы.

— Какие?

— Любые. Заячьи, лисьи. Серны, куницы. Всякие. Хотя бы птичьи. — Перегнувшись через поручень, Джейк вглядывался в девственное снежное покрывало. — После лавины я не видел ни одного живого существа.

— А я видела.

— Да ну?

— Двух ворон.

— Правда?

— Больше они не появлялись.

Зоя смолкла, вспоминая встречу с птицами. Гудели стальные канаты, на каждой опоре кресло тихонько лязгало, и следом слышался шлепок троса, похожий на стук огромных твердых крыльев. Потом вновь все стихало, и только ветер стонал в натянутых тросах.

— Какой в этом знак? — спросила Зоя.

— В чем?

— В воронах.

— Не знаю. По-моему, никакого. Просто вороны. Во всем должен быть знак, что ли?

Ответом было лишь громыханье кресла. На вершине горы соскользнули с сиденья. Джейк пониже натянул шапочку и просунул запястья в петли палок.

— Какая красота, Джейк! Давай…

— Хорошо.

— Что — хорошо? Ты даже не дослушал.

— Давай съедем до середины спуска. Свернем в лесок. Попробуем еще раз. Хорошо.

— В тот день я показала себя паршивой лыжницей. Хочу проверить, могу ли лучше.

Джейк усмехнулся:

— Отличный повод.

— Ведь сейчас нет такого напряга.

— Конечно. Передохнем в том же месте.

Оттолкнувшись, Джейк покатился вниз. Снег стал иным. По-прежнему глубокий, чистый, не потревоженный уборочными машинами, на солнце он слегка размяк, а потому лыжи скользили чуть медленнее и чуть громче шуршали.

Следом покатила Зоя. Изумительной синевы небо, мельканье сосен и лиственниц, дорогим зеленым бархатом окаймлявших восковую белизну склона, создавали ощущение полета.

Проваливаюсь сквозь небесные сферы.

Снег лишался девственности, уступая натиску лыж. Притормозив, Зоя обернулась: Джейк, в черном костюме похожий на симпатичную ворону, несся вниз; заложив вираж, он встал рядом.

— Я даже не заметила, что обогнала тебя.

— Витала в облаках.

— Точно. Как птица. Рядом с тобой.

— Через лесок?

— Ага.

Нынче одоление преград шло успешнее: заминки лишь порождали смех, пронзавший лесное безмолвие сродни церковной тишине, нарушать кою дозволено либо нет, по усмотренью твоего Бога. Зоя и Джейк перебирались через ледяные ручьи, обходили припорошенные камни, похожие на костяшки исполинских кулаков, подныривали под хвойные лапы в белых шапках, провожавшие снежным душем.

Нелегкий путь, в этот раз без падений, завершился на той же заснеженной просеке, что вела в поселок. Пара молча двинулась дальше в лес, однако новый петлистый маршрут вывел ее на край неодолимого крутого оврага. Покорившись неизбежному, просекой они вернулись в Сен-Бернар.

Следы предыдущей попытки распрощаться с поселком уже замело. На спуске Джейк дважды оглянулся. Такое чувство, сказал он, будто следом кто-то идет. Возможно, просто ему хотелось, чтобы кто-нибудь появился.

Никого не было. С чем вроде бы уже смирились.

Запустив все имевшиеся подъемники, они гоняли по всем склонам. Условия были идеальные. Солнышко, пригревавшее с божественно-голубых небес, позволило скинуть куртки.

— Никогда так лихо не ездила, — поделилась Зоя.

— Я тоже. Может, перекусим?

— Не хочется.

— Так и я не голоден, но хочу заглянуть в горный ресторанчик и расслабиться возле очага.

— Ты замерз?

— Вовсе нет. Но так хочу. Мы едим, не чувствуя голода, пьем, не испытывая жажды, и я хочу отдохнуть, ничуть не устав.

— Ладно. Погнали в «Сердцебиение». — Зоя ринулась вниз по склону.

Джейк подъехал, когда она, сняв лыжи, стояла у входа в ресторан.

— Копуша!

— Не понимаю, как ты это делаешь.

У бревенчатой стены покоились припорошенные снегом две пары лыж. Приладив свои лыжи в соседнюю стойку, Зоя и Джейк вошли в ресторан. В кухне горел свет, обеденный зал был темен. Возле большого каменного очага стояла корзина с поленьями. Отыскав спички и растопку, Джейк сноровисто развел огонь. Занимаясь, сосновые поленья сыпали искрами.

Джейк принюхался к дыму:

— Чуешь смолистый запах?

— Ага. Вот сейчас, когда ты сказал.

— С мороза входишь в тепло, пальцы рук и ног аж ломит; садишься к огню, лицо начинает пылать, ты оттаиваешь и погружаешься в истому. Помнишь?

Зоя ткнулась головой в его плечо:

— Помню. А теперь и чувствую.

— Вот то-то и оно, да? Мы вспоминаем и лишь потом чувствуем. Ты описываешь ощущение, и оно во мне возникает. Но не раньше. Не раньше.

Зоя расплакалась:

— Где мы? Что происходит?

— Не плачь, моя хорошая. Ответить не могу, но только знаю, что в одиночку этакое существование стало бы кошмаром. Вместе с тобой еще терпимо.

Зоя к нему прижалась:

— Я не горюю… только растеряна… и шибко напугана…

— Будем обо всем друг другу напоминать. Что бы ни было, так мы воссоздаем нашу жизнь, понимаешь?

— Кажется, да.

В баре Джейк выбрал бутылку красного вина и, откупорив, наполнил два бокала.

— Отведай. — Протянув Зое бокал, он глянул на этикетку: — Альбер Бишо, Жевре-Шамбертен ле Курве, две тысячи четвертый год, Бургундия. Хрен его знает, дорогущее иль дешевка. Сама реши и поделись впечатлением.

Зоя поднесла бокал к носу, точно дегустатор. Пригубила, подержала на языке, ополоснула рот. Прикинула сладость, кислость, вязкость; оценила оттенки привкуса и резкость. Затем проглотила, подмечая, хочется ли сделать еще глоток.

Джейк ждал, моргая все еще красноватыми глазами.

— Если честно, вино безвкусное. Никакое.

— Ага! Как и все прочее. А теперь я напомню тебе вкус хорошего красного вина. В нем чувствуешь пикантный оттенок вишни. Оно чуть отдает дубовой бочкой и, сообщив о своей сладости, кислости, сухости и плотности, оставляет приятное послевкусие.

— Да, теперь все это чувствую!

— Нет ли ассоциаций с кардинальской мантией или адовой печью?

— Ну вот, начал городить… Хотя, знаешь, вот ты сказал и…

— Грех и спасение?

— Мед и пламя?

— Придется еще налить. По-прежнему безвкусно?

— Нет, теперь есть все, о чем ты говорил. Ей-богу! Странно, правда?

— Тут все странно.

— Нет, я в том смысле, что вкус возникает, если о нем поговорить. Не знала, что ты так разбираешься в вине.

— Да нет, я сочинял. По крайней мере, старался. Но в том-то и соль, что можно сочинить свою нынешнюю жизнь. Не надо ждать чужих мнений… Ты слышала?

— Что?

Джейк подошел к окну:

— Готов поклясться, я слышал лай.

— Собачий?

— Да. Отчетливо гавкнула собака, а эхо откликнулось.

Зоя встала рядом:

— Я ничего не слышала.

— Я же не выдумал.

— Никто не говорит, что…

— Да понятно, я сам с собой.

— Никого не видно.

— Была собака. Во всяком случае, кто-то гавкнул. Пойду гляну.

Зоя поежилась, но безропотно села к очагу. Прихлебнула кардинальскую мантию. Оранжевые пальцы пламени нежно скользили по изгибам потрескивавших поленьев. Зоя вновь подошла к окну: увязая в снегу, Джейк возвращался.

— Никого, — упавшим голосом сообщил он.

— Ну и ладно.

— Я точно слышал.

— Выпей вина.

Прикончили бутылку. Теперь вино полнилось чудесным вкусом.

— Было б хорошо, — сказал Джейк.

— В смысле?

— Если б там оказалась собака.

Зоя ладонями накрыла его руку:

— Думаешь, это пройдет? Печаль, сожаление…

Осушив стакан, Джейк стукнул им по столу:

— Пошли развлекаться.

Бугелем забрались на длинный пологий склон, с которого съезжали задом наперед. На крутом спуске для уже опытных лыжников петляли гуськом, стараясь попадать в след друг друга. Обнаружив сноубордную площадку, попрыгали на досках. За все это время их горнолыжная техника невероятно улучшилась. В своем воображении лыжники всегда катаются лучше, чем в реальности, сказала Зоя. Согласен, ответил Джейк, однако не припомню, чтобы я настолькохорошо ездил. Все получалось без всяких усилий, собственная сноровка их удивляла.