Скоморох - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич. Страница 26

– Ты кто и чего хочешь?

Едва спросил, как сзади услышал едва различимые крадущиеся шаги. Но выпускать главаря из поля зрения он не хотел. Почему главаря? Ну он ведь заговорил первым, да и уверенность в голосе свидетельствовала о том же.

– Скажи своим, чтобы стояли на месте, – резко бросил Виктор, явно намереваясь в случае невыполнения требования начинать действовать. Как видно, главарь это четко уловил.

– Погоди, браты. – Шаги замерли, вроде пока ничего не было слышно.

Ударить не смогут, разве только метнуть клинок, но тут уж нужно не терять бдительность, как говаривал товарищ Берия. Судя по тому, как главарь отреагировал на слова Добролюба, он знал о его роде деятельности и, похоже, опасался, что тот применит свои навыки. Значит, их не могло быть двое, да и обращение «браты» явно не к одному, но Виктор смог определить только двоих. Плохо.

– Так чего вы хотите? Если поживиться, то у меня в кошеле не больше пятидесяти копеек, но если они вам так уж нужны, я брошу кошель и пойду своей дорогой.

– Боишься, скоморох.

– Только дурак не боится.

– Это верно. Да только нам дела нет до твоих копеек. Тут земля слухом полнится, будто ты из рук Секача отбил боярича нашего Градимира и за это хорошую плату получил.

– Стало быть, мелочь тебя не интересует. Но тех денег нет.

Плохо дело. Эти сволочи знают о Секаче и его банде, значит, подготовились всерьез.

– Конечно, ты их с собой не носишь.

– Отобрали их у меня.

– Как же, я поверил. О такой улыбке Авося весь лихой люд горланил бы, а нет ничего, все тихо и благостно. Ясно, что денежки не с тобой, но то не беда, проводишь до схрона, там и посчитаемся. Тебе жизнь – нам злато и серебро.

Жизнь она, конечно, дорогого стоила, да и страшно было Виктору не по-детски, к тому же остальных членов банды определить никак не удавалось… Стоп, а вот еще один, спереди и справа, по другую сторону дороги, получается. Это все или еще есть? А рискнет тот, кто идет на скомороха, порешившего Секача и его дружков, ограничиться только двумя помощниками? Может быть. Если расчет строится на том, что клиента сначала приголубят по голове тупым предметом, например кожаным мешочком с песком или банальным деревянным дубьем.

После того как речь зашла о больших деньгах, и Секаче в частности, Виктор сразу уверился, что никто его отпускать не собирается. Договариваться с жертвой, останавливая ее в темном переулке с возгласом: «Жизнь или кошелек!» – в намерения бандитов не входило. Скорее, они задумывали оглушить клиента, оттащить в тихий уголок и выпытать, где денежки припрятаны, благо ни родных, ни близких знакомых. Одиночка он и есть одиночка, так что искать никто не кинется. Пропал и пропал. Разве что жена Савоси расстроится. Где она еще такого клиента найдет, который, не торгуясь, согласился платить озвученную цену за постой. Вместе с уверенностью пришел и какой-то кураж. По телу пробежался озноб, такое у него бывало, когда хотелось побыстрее приступить к чему-нибудь, но было боязно.

Единственное, что еще останавливало: убийство оно ведь и здесь убийство, его легко могли притянуть к ответу. Тут десять раз подумаешь, что лучше – вышка или каторга. С другой стороны, он ведь защищается. Ну да, защищается, вот только никто его не трогает. Он намеревается напасть на людей и по-всамделишному резать их, а вдруг это розыгрыш.

– Ну так как, скоморох? Чего молчишь? Небось уже порты обмочил, – хохотнул главарь.

А чего разговаривать? Он не помнил точно, у какого народа был такой обычай: с теми, кого намеревались убить, не разговаривали. А он собирался сейчас именно убивать. В коллизиях закона в данный момент он разобраться точно не мог, но в одном был уверен: жить ему осталось ровно столько, сколько этим типам потребуется времени, чтобы добраться до его денег. Ну а раз так…

Ножи ушли к цели не одновременно: все же видимость плохая и нужно подготовиться к каждому броску. Не сказать что Добролюбу для этого потребовалось много времени, но хоть секунда, хоть пара мгновений была необходима. Второй нож ушел в полет, когда уже раздался хрип главаря. И этот хрип не был связан ни с табаком, ни с выпивкой – это были последние звуки, изданные человеком в этом мире. Второй не хрипел, а глухо застонал, так как нож угодил ему в грудь. Все же стоял он подальше, и видно его было похуже, а потому Виктор не стал оригинальничать, а просто решил поразить противника.

Едва метнув клинки, он обернулся, чтобы встретить нападающего сзади. Была, конечно, опасность, что второй получил нож не в грудь, а, к примеру, в руку, а значит, мог напасть, но то – вероятность, а тут – реальная угроза. Вовремя. Он не разобрал, чем именно нанес удар мужик: темно да и времени на это не было. Волков просто юркнул вперед и в сторону. А там, где он только что находился, а вернее, должна была находиться его голова, что-то просвистело. Судя по звуку, не уберись Виктор с пути этого снаряда – и ему бы не жить. Как это могло согласовываться с желанием выпытать у него, где хранятся деньги, он не понимал: если бы удар достиг цели – спрашивать было бы некого.

К моменту атаки в его руках уже были зажаты клинки. Конечно, ножи эти метательные, но кто сказал, что их нельзя использовать как обычные? Правая рука сама рванулась вперед, и он ощутил, как сталь распарывает сначала рубаху, а затем с жадностью впивается в упругое, но такое податливое тело. Все происходило на автомате, на одних рефлексах, практически без участия сознания Виктора. Он словно обтек противника, который вдруг заревел, как боров, – ну да никто тебе не виноват, – клинок в левой руке ударил татя в правый бок сзади: по идее, в почку, но попал ли удар в цель, он сказать не взялся бы. Теперь рев сменился болезненным завыванием со всхлипом, от этих стенаний Волкова даже передернуло, настолько жалобно и тоскливо они звучали.

Вот же вроде и не в первый раз человека жизни лишает, случалось убивать в обоих ипостасях, совсем недавно в лесу шестерых порешил, а вот не по себе. А может, так и лучше. Говорят, самое страшное – это когда тебе становится наплевать, кого лишаешь жизни, курицу или человека, а если от того еще и удовольствие получаешь…

Как бы он себя ни чувствовал, но расслабляться не собирался. Все это как-то мельком скользнуло в его сознании. Инстинкты требовали одного: защитить свою жизнь, и сейчас все было направлено именно на это. Но, похоже, защищаться было уже не от кого. Как видно, расчет у главаря все же был на то, чтобы оглушить клиента и оттащить в укромное место. Вот и ладушки. Пора делать ноги. Выяснять, как станут разбираться в этом деле местные представители Фемиды, у Виктора не было никакого желания. Коли свидетелей нет, он решил по-тихому сбежать. Однако, хотя ему удалось избежать ловушки, вечер явно не задался.

Как видно, патруль находился где-то поблизости. Надо быть полным дураком или трусом, предпочитающим не верить своим ушам, чтобы не осознать: кричать, как тот тать, может только человек, которого убивают. Стражники не были ни дураками, ни трусами, поэтому не раздумывая рванули к месту преступления, где и взяли на горячем скомороха, покрытого кровью чуть не с головы до пят.

Вчера его препроводили в острог, располагавшийся в одной из частей кремля. Десятник сразу пояснил: мера эта обязательная, но не так чтобы страшная. Мол, утречком придет дьяк, запишет опросные листы и отпустит с Богом, ведь двоих опознали как татей. Но опрос-то должен был производить дьяк Стражницкого приказа, а Виктора отчего-то сейчас вели не к административному зданию, а к воротам. С чего бы это? От этого неприятного открытия он заволновался еще больше. Интересно, как это понимать? Улыбающееся лицо молоденького стражника, который явно недавно надел синий кафтан стражника, внушало слабый оптимизм.

Пока шли по территории острога, все больше преобладали синие кафтаны стражи, но как только вышли за ограду и двинулись по основной территории твердыни и административного центра города, чаще стали видны красные – это, стало быть, стрельцы. Нынешний великий князь очень многое позаимствовал у западных стран, даже не у них, а у Сальджукской империи, с коей во многом брал образчики для своего государства. Вот и форма единая: правда, пока только у стрельцов и стражников. Уже началось формирование частей нового строя. Пока они представляли собой отдельные роты и назывались так же, а командиры их звались ротмистрами, но начало было положено.