Скоморох - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич. Страница 28

– Эвон как ты все удумал. А станок-то сможешь соорудить?

– Есть мысли, так что сумею, да не один. – Виктор даже кивнул, как человек, уверенный в своих силах. – Есть у меня мысли, как еще станки сделать, чтобы, значит, разные работы выполнять, вот только денег на все это у меня мало. Оттого и пробавлялся тем заработком. Вот только обмана там нет никакого, – поспешил обелиться он.

– Верю, да только все одно: позволить тебе и далее этим заниматься не могу.

Виктор только тяжко вздохнул. Терять столь выгодное предприятие ну никак не хотелось, но вместе с тем обиды на воеводу не было никакой. С какой стати? Человек, царь и бог в своем уезде, первый после великого князя, не просто прикрыл лавочку, а, помня добро, лично беседует. Да еще и разъясняет, что к чему, где-то даже оправдывается. Такое нужно ценить, а не обиды крутить. Виктор и оценил. Вот ей-ей оценил. Заметил он и то, что когда воевода услышал его слова о мастерской, то искренне заинтересовался. Как видно, тут он полностью разделял взгляды властителя Брячиславиии и был готов поддерживать любого, кто захочет наладить какое-никакое производство.

Что ж, взять все и сразу не вышло, значит, потихоньку-полегоньку, день за днем, за годом год. Или грабануть кого, но это не для него. Нет, если подвернется случай, как тогда с Градимиром, то он не погнушается, а вот так, ради наживы выходить на большую дорогу – ему претит. Значит, от простого к сложному. Перво-наперво – подворье, да желательно попросторнее. Место понадобится, ведь хочешь не хочешь, а семьей обзаводиться надо.

Отчего-то у него была уверенность: если не для кого будет стараться, то может такое случиться, что при первых же трудностях пошлет он все к ляду и вернется к скоморошеству. Вот ведь, вроде иной человек, но или у тела память сильная, или толика души прежнего хозяина осталась – нет-нет да и тянуло его к прежнему занятию, а это верная дорожка встретить свой конец где-нибудь под забором. Как говорил один мудрец: «Молодость – это всего лишь средство, чтобы обеспечить себе старость». Золотые слова, под каждым из них Виктор был готов подписаться.

– Дозволь, батюшка-воевода?

Виктор обернулся на голос. Хорошо все же смотрят за палатами, ни половица не скрипнула, ни петли. В комнате появился человек в черном кафтане – наверное, чтобы не так были заметны чернильные пятна, потому как на поясе висит чернильница с колпаком, закрывающим ее наглухо, в руках – папка, из которой торчат кончики пары перьев. Бородка не густая, но ухоженная, взгляд умных глаз постоянно бегает, так что трудно понять, что именно они выражают. Одним словом, весь вид вошедшего указывал на то, что это самый настоящий проныра и ловкач, коему на зуб лучше не попадаться, не то схарчит, даже не поймешь, как именно ему это удалось. Правда, человек тщеславный и много о себе мнящий решил бы, что тот всем своим существом заигрывает с ним, виляя хвостом, как дворняга безродная. Насчет последнего – так и есть, вот только намешана там такая кровь, что получился хоть и безродный, но волкодав.

– Пестун, вовремя. О поножовщине в Веселом переулке ведаешь?

– Как не ведать, чай, по нашему приказу проходит.

– Вот, его работа. Ты с опросными листами не затягивай, отпусти по-быстрому, он мне еще понадобится.

– Дак, батюшка-воевода, там ить не все так просто, – заискивающе улыбаясь, попытался возразить дьяк.

– Чего там сложного? Десятник опознал татей, – не поддаваясь заискивающему тону, нахмурился воевода.

– Дак татей только двое, а кто третий, пока неведомо, может, просто человек прохожий.

– Пестун, ты мне воду не мути, человеку прохожему в темном переулке с татями вместе делать нечего. Все ли понял?

– Все, батюшка-воевода.

О как прозрачно намекнул! Очевидно, воевода прекрасно знал повадки этого дьяка. Отчего-то у Виктора появилось стойкое ощущение, что его только что избавили от конкретного наезда со стороны правоохранительных органов. Хм. Как видно, не на пустом месте появились те мздоимцы, что служили в милиции в оставленном им мире. Знавал он одного мужика, которого развели по беспределу.

Тот знакомый торговал на рынке ширпотребом из Турции, так что какая-никакая деньга водилась, скажем так, принадлежал к крепкому среднему классу. Так вот, лег он однажды на закате отдыхать. Вот недаром говорят: не ложись в это время, иначе потом голова болеть будет. Проснулся, чувствует себя прекрасно и направляется на выход из спальни. Как вдруг видит сквозь щель в двери, что его жена и дочь сидят в гостиной, скотчем примотанные к стульям и с кляпами во рту. По комнате шарятся двое, а на столике лежит самый натуральный пистолет, уж газовый или настоящий, он не рассмотрел. У мужика во владении было ружье на вполне законных основаниях, и сейф находился как раз в спальне, но вот испугался он за оружие хвататься. Воспользовался моментом и проскользнул на кухню, где вооружился… Сковородкой! Отрихтовал он ту сковороду о нападавших так, что она чуть не в иную сторону вывернулась, а потом выбросил их на улицу. Тем делать нечего, поплелись зализывать раны в больницу, оттуда, как водится, сообщили в милицию: мол, пришли двое с явными признаками побоев. Приехали архаровцы и давай пытать страдальцев, ну те и рассказали, где их отоварили. Взяли в оборот того мужика-торговца. Тот им как на духу: мол, так и так, с оружием напали, семью повязали, деньги требовали, а ребятки мало того что наркоманы, так еще и рецидивисты и у одного из них за плечами разбойное нападение. Но взять-то с них нечего… Заплатил мужичок энную сумму, чтобы дело в отношении него не возбуждали, а те страдальцы и вовсе за так отделались.

Вот чем-то данная ситуация очень напомнила Виктору то, что произошло с ним. Вернее, до этого ассоциаций никаких не было, а вот как только увидел этого дьяка, тут же смекнул – разведут его на раз. Смекнул и поспешил мысленно поблагодарить воеводу: все же помнит добро мужик, хоть и стоит перед ним скоморох, который на социальной лестнице пониже крестьян будет. Оттого и к себе вызвал, чтобы под пресс не угодил.

– Иди пока, Пестун, к себе, он следом подойдет.

Тому делать нечего: цэу получил, теперь только исполнять и не соскользнуть ни вправо, ни влево. Однако вопреки ожиданиям Виктора воспринял он все это как-то уж очень спокойно или просто не хотел проявлять своих чувств при Световиде. Кто его знает. Да и какая, собственно, разница, прошла беда сторонкой, и ладно.

– Насчет твоего занятия – все ли уразумел?

– Все, батюшка-воевода.

– Вот и ладушки. Ну а коли я тебя лишил заработка, то попробую малость восполнить. Сегодня в четыре часа пополудни подойди ко мне на подворье. Те, кто видел, как ты управляешься с ножами да шарами, больно впечатлились, порадуешь нас своим мастерством.

– Непременно буду.

– Ну иди с Богом.

Как и предполагал Виктор, особого интереса к нему в остроге не проявили. Дьяк был сух и деловит. Ничем не выказав своего отношения к происшедшему, в течение десяти-пятнадцати минут записал опросный лист и отпустил. Однако от Волкова не ускользнули изменения в поведении дознатчика. От заискивающей и виляющей хвостом дворняги не осталось и следа, перед ним предстал именно волкодав, и попадись он ему, тот точно вцепился бы мертвой хваткой. При всем при том слышанное об этом охранителе порядка указывало на то, что боролся он с лихими, ни себя, ни их не жалея. Но вот был за ним грешок: при случае своего никогда не упускал.

В оговоренное время Виктор прибыл на подворье боярина Смолина и беспрепятственно был допущен за ворота. На представление собрались все домочадцы и дворня. Когда он попытался прикинуть, сколько получилось народу, то вышло что-то около четырех десятков, причем только взрослых. А ведь это хотя и большая часть проживающих здесь, но не все, потому как оставить хозяйство без догляда никак нельзя.

Прикинув, что тут собрались в основном те, кто не видел его выступления, а стало быть, им это будет в новинку, да и остальным приесться никак не могло, Виктор решил просто повторить свое прошлое выступление. Правда, на этот раз он чувствовал себя куда увереннее, а потому и выступал более раскованно, и получалось все еще лучше и задорней. А может, причина была в том, что при виде Смеяны у него словно крылья выросли и грудь расправилась.