Мент, меч и муж - Малахова Валерия. Страница 37

Значит, мне просто необходимо выяснить, где на самом деле обреталась невеста покойного Витека Кнеля в момент убийства.

Мужика Таиллия толком описать не смогла. Где живет – тоже неизвестно. Я бы, кстати, давно уже сделала из города ноги, будь я причастна к этому делу. Но ведь ходит по улицам Дойл-Нарижа какой-то гад, пристает к Риану…

Возможно, это совпадение.

Возможно, я – юная девственница из знатного рода.

Любое утверждение нуждается в проверке. Но во вторую гипотезу мне почему-то верится с большей охотой.

От дома Крежей было чуть ближе до нашей семейной резиденции, нежели до городской стражи. Желудок требовал достойного с ним обращения, бурчал и норовил подать мозгу петицию о своих правах и моих обязанностях. Можно, конечно, перекусить в таверне, но нестерпимо захотелось увидать Риана, убедиться, что с ним все в порядке. Да и до зарплаты еще три декады, а я уже половину жалованья проела. Муж, конечно, выделит средства на прокорм супруги, но тогда придется распроститься с мечтой о новых дорогих сапожках – ну очень дорогих. Говорить о них Роннену не хотелось – в былые времена он мог купить таких хоть сотню. Брак со мной, а не с единственной дочкой богатого аристократа, сильно подкосил его финансовую стабильность.

Кроме того, лорд Крим копит на собственный замок. Лорд Крим обещал возлюбленной невесте своей, леди Иане, что у них будет уютное семейное гнездышко.

До сих пор не знаю, на кой ляд мне замок и как с эдаким сокровищем управляться. Но огорчать Роннена страшно неохота.

Когда я, наконец, доплелась домой, там меня ждал неприятный сюрприз. В гости пожаловал папаша Айсуо.

Разумеется, формально это его хозяин прибыл вместе с мечом. Но светловолосого мужчину с застывшим лицом и резкими движениями можно было не принимать в расчет. Все знали, кто на самом деле кем владеет. Знали – и ничего не могли поделать.

Ваирманг, Черный Палач. Белоснежная полупрозрачная кожа, слепящая глаза, если долго смотреть. Черная копна волос. Такой же черный, безумный взгляд. И темная полоса стали, которую многие видели лишь однажды в жизни. А больше уже ничего не видели.

Древний меч, сейчас таких не куют. Сейчас в процессе ковки читают заклятья, охраняющие хозяина от прямой мысленной связи с подобным чудовищем. В частности, Илантир, Янтарный Лед моего супруга сделан именно так. А раньше считали, что если человек поддался – значит, слаб. Значит, нечего было брать живой меч в руки.

Ваирманг и ему подобные переубедили мастеров. Но и по сей день встречаются безумцы, готовые ради славы распроститься… с чем? Душой? Сознанием? Я не знаю. Не знаю, каким тупоголовым кретином нужно быть, чтобы взять воплощенный ужас, цельнокованое безумие и сказать: «Это мое!»

Хорошо, Роннен не такой. И с Илантиром общий язык найти можно. А отцу моего живого меча можно лишь подчиниться – или умереть.

Детей у Черного Палача много. И никто не оправдал надежд родителя. Еще один повод для ярости – хотя Ваирмангу обычно не нужно поводов. Но есть Айсуо – мальчишка, чья дорога отлична от прочих. Хрупкое создание, умеющее то, что неподвластно лучшим из лучших. И безбожно тупящее в простейших вопросах, тоже факт. По-моему, это Черного Палача слегка забавляет. Он пытается понять, кого произвел на свет. Айсуо умудрился удивить отца, за подобное ему положена родительская любовь. Бедный мальчик, ибо любовь Ваирманга подчас более жестока, чем ненависть. И высшее ее проявление – оставить любимое существо в покое. Айсуо удостоился – бурные аплодисменты папочке, сумевшему в кои-то веки себя обуздать.

Не пытайтесь понять. Тот, кто поймет Ваирманга, спятит.

Проявлением любви, кстати, следует считать отказ Черного Палача официально признать сына. «Слабый он!» – вот все, что услышите в ответ. Подозреваю, любящий родитель боится массовых вызовов отпрыска на дуэль – и правильно боится, к слову сказать. Открытой стычки с теми же Рыцарями Трона мы с Айсуо не выдержим.

Ко мне Черный Палач относится сдержанно-насмешливо, может вслух выразить удивление выбором сына, тут же добавив: «Ах да, у тебя особого выбора-то и не было!» Довести меня до слез пока не удавалось, чем Ваирманг несказанно доволен, поэтому попыток не оставляет. Говорю же – не пробуйте понять. Роннену и Илантиру он немного покровительствует, но в целом ему плевать на них, и это замечательно. Равнодушие – лучшее, чем может одарить подобный безумец.

Что он здесь делает?

– Яанна, – произношение Ваирманга несколько отличается от всех, слышанных мною, – материнство тебе к лицу.

Риан скачет на коленях у хозяина Черного Палача. Черт, никак не запомню имени! Хессий? Кессий? Кеоссий? В любом случае, очень хочется забрать у него ребенка и приказать никогда, никогда не приближаться к этому злому дяде!

– И ты здравствуй. Зачем пришел?

– Я его пригласил. – Голос мужа звучит самую малость напряженно. Ваирманг широко ухмыляется. Великолепно.

– Твое слово – закон, Роннен. В этом доме дадут поесть несчастной измученной женщине?

– Разумеется. Эй, там!

Когда я утолила первый голод, дражайший супруг изволил сообщить:

– В столице дела… обстоят не так славно, как многим хотелось бы. Уже несколько Рыцарей Трона – великих и не очень – были скомпрометированы.

– У каждого имеется собственный скелет в шкафу, – небрежно хмыкнула я, налегая на куропатку. – И насколько серьезно они вляпались?

– Объявлена охота.

Куропатка почему-то встала поперек горла. Роннен заботливо похлопал меня по спине.

– Спасибо, дорогой. А информация о тяжких грехах провинившихся хотя бы правдива?

– По-твоему, кто-то проверял? – радостно изумился Ваирманг. – Это же столица, а не ваш захолустный Дойл-Нариж! Развели тут порядок, скоро жители по улицам строем начнут маршировать.

– И что плохого? – Роннен иронически приподнял бровь. Черный Палач расхохотался:

– Абсолютно ничего! Люблю, когда под окнами ходят строем… Но опальные охламоны исчезли. Их не убивали, не заточали в родовые и казенные казематы, даже на галеры не продали. Просто хоп! – и нету.

– Откуда сведения?

Ваирманг серьезно поглядел на моего драгоценного супруга.

– Топтуны у порога потоптались. Честно говоря, всю траву там вытоптали.

– И скурили, – пробормотала я. Мужчины поглядели на меня недоуменно, пришлось махнуть рукой и вежливо попросить Черного Палача продолжить политинформацию.

– Лорд Крим, как вы ее терпите? Если бы моя жена хоть раз позволила себе подобное…

Разумеется, Ваирманг никогда не женился. У мечей вообще несколько иная физиология – или что там у них вместо? Но его человек – по-моему, все же Кеоссий – пару лет назад сыграл свадьбу. До сих пор сильно сочувствую той несчастной, которая соединила жизнь с ходячим придатком чокнутой железяки.

Но когда Черный Палач решает остепениться и для осуществления своих планов выбирает девицу – у нее не остается выбора. Тут и матерые мужики пасуют.

Раньше, во времена незапамятные, живые мечи умирали вместе с хозяином в любом случае. Но нерациональность подобного обычая скоро стала очевидна всем заинтересованным сторонам. Во-первых, изготавливать такое чудо долго, а сломать – одно движение. Во-вторых, клинок может и не дать это движение совершить. Ни тебе, ни тому, кто придет следом, ни еще сотне добровольцев. А потом добровольцы закончатся. Чует мое сердце, что Ваирманг так и поступал. Может, оттого мечи и ломали юными – по меркам закаленной стали. А ну как опыта поднаберутся? Фиг же потом справишься!

И в старинном правиле начали делать исключения. Отныне клинок предписывалось преломить, если последний его хозяин пал, не оставив потомков, достойных взять меч в руки. Даже девочка вполне могла продлить жизнь родовому оружию – дочери вырастают, выходят замуж, рожают сыновей… Передавать наследство двоюродным родственникам, правда, запрещалось по-прежнему. Так и не выяснила, кстати, с чего такая дискриминация.

Была еще одна причина для уничтожения живого клинка – его участие в убийстве хозяина, прямое либо косвенное, или же недостойное поведение во время битвы.