Темные тайны - Флинн Гиллиан. Страница 68

— Ты помнишь, что написал в письме? О Бене? Что тебе известно, что не он… это сделал?

— Бен? С какой стати я буду писать этому придурку? Недоумок, не я его воспитывал, а его мамаша. Он родился странненьким, таким и остался. Родился бы животным — был бы самым слабым в помете, и мы бы от него избавились.

— Ты помнишь о письме, которое несколько дней назад ты мне написал? Что умираешь и хочешь рассказать правду о той ночи?

— Я даже иногда задаю себе вопрос, а мой ли он вообще? Я, когда его растил, чувствовал себя полным лопухом. Наверное, люди у меня за спиной посмеивались. Потому что в нем ну ни капли моего нет. Он на сто процентов сын своей матери. Маменькин сыночек.

— Ты всего несколько дней назад — вспомни, Раннер! — писал, что это сделал не Бен. Ты вообще-то в курсе, что Пегги лишает тебя твоего алиби? Твоя давнишняя подружка Пегги?

Раннер сделал большой глоток пива и заморгал, потом зацепился большим пальцем за карман джинсов и злобно рассмеялся.

— Ну да, писал. Надо же, совсем забыл. Умираю я. У меня этот… как его… сколи… блин, как эта хрень называется, когда разрушается печень?

— Цирроз?

— Вот именно. У меня этот самый цирроз и есть. А еще с легкими беда. Врачи говорят, я не протяну больше года. Надо было жениться на ком-нибудь с медицинской страховкой. У Пегги какая-то страховка была, но она вечно бегала снимать зубной налет, ей, вишь ты, рекомендовали. — Он произнес последнее слово тем же тоном, каким рассказывают о человеке, ложками поглощающем черную икру. — Либби, у тебя всегда должна быть медицинская страховка. Это очень важно. Без нее ты ни хрена не сделаешь и не добьешься. — Он несколько секунд изучал свою руку, потом моргнул. — Значит, написал я тебе письмо. Надо кое с чем покончить. В день убийств, Либби, произошло многое. Я часто об этом думаю и мучаюсь. Страшный день, ужасный. Проклятый день. Проклятый Дэй, — добавил он и ударил себя в грудь. — На кого только тогда пальцем не показывали! Они бы любого упекли за решетку. Я тогда не дал показания, которые должен был дать. Взял и сдрейфил.

Он произнес это очень буднично, как нечто само собой разумеющееся, и негромко рыгнул. Так захотелось схватить котелок и что есть силы ударить его по лицу.

— Но ведь ты можешь рассказать об этом сейчас. Скажи, что произошло, Раннер. Слышишь? Бен в тюрьме больше двадцати лет. Если ты что-то знаешь, говори.

— Да? А потом в тюрьму посадят меня? — Он возмущенно хрюкнул, уселся на свое пляжное полотенце и высморкался в угол. — Можно подумать, твой братец невинный младенец! Он занимался черной магией, якшался с дьяволом. А коли водишь дружбу с нечистой силой, должен знать, что рано или поздно это плохо кончится… Как я не догадался, когда увидел его с этим му… мудилой Треем Типано!

Трей Типано — это имя то и дело всплывало, но потом снова растворялось, никуда не приводя.

— Что сделал Трей Типано?

Раннер осклабился, над нижней губой угрожающе завис осколок сломанного зуба.

— Надо же, люди до сих пор не знают, сколько всего в ту ночь произошло. Обхохочешься!

— Над чем, Раннер? Мама погибла, брат в тюрьме. Раннер, у тебя детей убили!

Он склонил голову набок и скосил глаза на серп месяца в небе.

— Ты же жива.

— Но Мишель и Дебби погибли. Пэтти погибла.

— А ты-то почему не погибла, никогда не задавалась вопросом? — Он сплюнул кровавой слюной. — Не странно ли это?

— Какое отношение ко всему этому имеет Трей Типано? — повторила я вопрос.

— Если скажу, мне будет какое-нибудь денежное вознаграждение?

— Непременно.

— Я ведь тоже немножко виноват. Но и твой брат небезгрешен, и Трей тоже.

— Что ты сделал?

— А у кого в конце концов оказались все деньги? Ведь не у меня.

— Какие деньги! У нас их не было.

— А у твоей матери были. Я-то знаю, у твоей курвы-матери деньжата водились.

Он теперь гневно на меня взирал, расширившиеся зрачки подчеркивали голубизну глаз, казавшихся вспышками на солнце. Он снова склонил голову набок, на этот раз беспокойно, по-звериному, и пошел на меня, расставив руки ладонями вверх, словно демонстрируя, что не собирается ни обидеть меня, ни ударить, и все же этот жест смутил меня.

— Куда подевались все деньги от страховки Пэтти? Вот тебе, Либби, еще одна загадка, над которой нужно поломать голову. Потому что лично я уж точно ничего с них не поимел.

— Никто никаких денег не получил. Все ушло на адвокатов Бена.

Раннер теперь возвышался прямо надо мной, пытаясь напугать меня так же, как делал это, когда я была маленькой. Ростом он невысок, но все равно сантиметров на пятнадцать выше меня. Он стоял и дышал на меня теплыми пивными парами.

— Раннер, что тогда произошло?

— Твоя мать вечно прятала от меня деньги, никогда мне не помогала, а ведь я сколько лет горбатился на ферме. И мне за это ни цента! Вот и поплатилась за собственную жадность. Она, дура, сама накликала беду. Если бы она только дала мне эти деньги…

— Ты в тот день просил у нее денег?

— Я всю жизнь кому-то должен. Всю жизнь одни долги. У тебя, Либби, есть деньги? Блин, конечно, есть, ты же книжку написала. Так что ты тоже не белая и пушистая. Поделись деньгами с отцом. Куплю себе на черном рынке новую печень, а потом дам какие хочешь показания. Чего хочет наша малышка?

Он сделал из пальцев козу и ткнул меня в грудь. Я начала медленно пятиться.

— Если ты причастен к событиям той ночи, которые могут выплыть наружу…

— Раз тогда ничего не выплыло, с какой стати кто-то будет копаться в этом деле сейчас? Думаешь, копы? Адвокаты? Тот, кто оказался в него втянут? Кто благодаря этому делу стал знаменит? — Выпятив нижнюю губу, он теперь показывал пальцем на меня. — Думаешь, они скажут: надо же, мы совершили ошибку, выходи, Бенчик-бубенчик, выходи, милый, на свободу и живи спокойно? Щас! Он в тюрьме по гроб жизни, хоть тресни.

— Нет, если ты скажешь правду.

— Ты вся в мать, такая же, блин… прибабахнутая. Нет чтоб, как все, плыть по течению! Так надо все усложнять. Если бы она за все годы хоть разок мне помогла — нет, эта сука уперлась. Я не говорю, что она заслужила такой конец… — Он заржал и вцепился зубами в ноготь. — Но быть такой упертой! Да еще ублюдка воспитала, который развращал маленьких девочек. Гадость какая. Ни разу этот мальчишка не повел себя по-мужски, так и остался сосунком. А Пегги передай, пусть отсосет.

Мне здесь больше нечего было делать — я повернулась, чтобы уйти, но поняла, что без его помощи из чана не выбраться. Пришлось снова на него посмотреть.

— Неужели ты думаешь, что всех поубивал малыш Бен? Да разве бы он смог!

— Кто же в таком случае там был? Что ты этим хочешь сказать, Раннер?

— Я говорю, что это Трей, ему понадобились деньги. Он был букмекером. Трей хотел, чтобы ему заплатили.

— Ты ему задолжал?

— Я не собираюсь перед тобой отчитываться. Скажу только, что он принимал ставки. И в ту ночь был с Беном. Как, по-твоему, он бы еще оказался в том гребаном доме?

— Если все произошло именно так, как ты говоришь, раз ты считаешь, что нашу семью убил Трей Типано, ты должен дать показания, — перебила я. — Если, конечно, все это правда.

— A-а, выходит, ты ни о чем не знаешь! — Он вцепился мне в руку. — И хочешь все получить даром! Я вот прям взял и все тебе бесплатно выложил! Рискуя жизнью… Я ведь велел привезти деньги. Говорил же…

Он потянулся ко мне, но я увернулась, подхватила мини-холодильник и потащила к лестнице — грохот стоял такой, что перекрыл голос Раннера. Я вскочила на возвышение, потянулась, но пальцы по-прежнему не доставали до перекладин.

— Дай пятьдесят баксов, и я тебе помогу, — сказал Раннер, лениво оценивая мои усилия.

Я встала на цыпочки и потянулась, изо всех сил пытаясь ухватиться за край, но моя подставка вдруг опрокинулась, и я свалилась вниз, ударившись нижней челюстью о пол и прикусив язык. От боли на глазах выступили слезы. Раннер расхохотался.