Темные тайны - Флинн Гиллиан. Страница 66

Раннер склонил голову набок, осторожно поднял полную кружку:

— Ты уверен, что это твой ребенок? Я что-то сомневаюсь. — И отвернулся.

А на улице Трей с остервенением пинал машину и рычал сквозь зубы:

— Чтоб они сдохли, эти скоты! Своих защищают, мерзавцы! Говоришь, это правильно?! Ничего подобного! Просто старые бледнолицые пердуны пытаются что-то из себя изобразить, а потом наложат в штаны от страха! Уайти! Мразь!

Снежинки падали с неба за шиворот Бену и таяли на шее. Трей ткнул в него пальцем:

— А папаша твой старый кретин, если считает, что я поверил его россказням. Надеюсь, ты к нему не сильно привязан, потому что я закопаю это дерьмо!

— Поехали, Трей, — сказала Диондра, открывая кабину и пропуская Бена на заднее сиденье. — На следующей неделе вернется мой отец, и мне точно не жить.

Бен готов был себя ударить. То, что он должен был держать в тайне, он взял и растрепал Раннеру. Когда он сел сзади, то был так зол, что начал щипать и пинать сиденье, брызгая слюной: «Уродуродурод», стучал в потолок, сбивая костяшки пальцев, и бился головой о стекло, пока рана на лбу снова не открылась. Диондра закричала:

— Что случилось, господи, скажи!

— Диондра, да отвяжись ты!

«Истребление и смерть…»

Он ни за что на свете ей не скажет.

— Убить бы кого-нибудь! — прошипел Бен.

Он обхватил голову руками. Впереди Трей и Диондра о чем-то очень тихо переговаривались, наконец Трей произнес:

— Отец твой, парень, сволочь и мудак.

Машина задним ходом выпрыгнула на проезжую часть и понеслась по улице. Бен еще раз сильно ударился головой о стекло. Диондра просунула назад руку и трепала его по волосам, пока он не сел прямо. Ее лицо в тусклом свете кабины казалось зеленым, и Бен вдруг представил, как она будет выглядеть через двадцать лет: с дряблой, огрубевшей кожей, вся в прыщах и угрях, — точно так же, как, по ее словам, выглядит сейчас ее мать.

— Глянь в бардачке, — сказал Трей. Диондра открыла крышку, порылась внутри и вытащила большую трубку, набитую сушеными листьями, трава сыпалась со всех сторон. — Ты поаккуратнее там.

Диондра раскурила трубку и передала Трею. Бен протянул руку — он почти не соображал, от голода его трясло, а от света бивших в глаза уличных фонарей перед глазами все плыло, — но он не собирался оставаться в стороне. Трей отвел его руку.

— Не знаю, дружище, надо ли это тебе. Эта хреновина для нас с Диондрой. Очень крепкая. На полном серьезе, Диондра, сегодня мне, похоже, понадобится особая сила. Давненько я не испытывал этого чувства. Наверное, пора.

Снег летел в лобовое стекло. Диондра молча смотрела вперед.

— А может, и Бену не будет лишним, — настаивал Трей.

— Ладно, тогда давай. Здесь налево, — сказала она.

Но когда Бен спросил, в чем дело, они молча улыбнулись.

Либби Дэй

Наши дни

Я выехала из Лиджервуда, и машина, прыгая на ухабах, по всеми забытой дороге двинулась в сторону Отстойников; небо приобрело ненормальный фиолетовый оттенок. Ну что можно сказать о человеке, то есть обо мне, чей отец обретается на свалке ядовитых отходов, о человеке, который вплоть до сегодняшнего дня знать об этом не знал да и знать не хотел! Отрава для саранчи, пропитанные мышьяком истертые оболочки пшеничных зерен вперемешку с патокой, ее применяли еще в тридцатые годы, чтобы остановить нашествие саранчи, а когда отрава оказалась не нужна, ее просто засунули в сотни мешков и свалили в одну кучу, даже не потрудившись закопать поглубже. А потом люди начали болеть.

Ну почему я потащилась в Оклахому одна! Ерзал бы сейчас Лайл на соседнем сиденье в очередном своем кургузом пиджачке — все не так тоскливо. Конечно, надо было ему позвонить. Но в возбужденной спешке я никого не предупредила, куда еду, а кредиткой последний раз воспользовалась на бензозаправке в Канзас-Сити. Если что-то случится, меня никто сразу и не хватится. Типы из бара — единственная ниточка к месту моего пребывания, но они мало похожи на добропорядочных граждан.

— Надо же было сделать такую глупость! — озвучила я свои мысли, чтобы не оставалось сомнений в том, как я поступила, и поморщилась при мысли о том, почему ищу Раннера. Очень многие считают именно его убийцей Дэев, но, несмотря на отсутствие у него алиби, в голове это не укладывалось. Как, вспылив, он мог схватиться за ружье, прицелиться и сказать «бах!», представить можно, но топор… Слишком много труда, слишком много усилий. К тому же на следующее утро его обнаружили спящим в его халупе и совершенно не протрезвевшим. Конечно, он мог напиться и после того, как убил семью. Но он бы не усидел на месте. Он бы смылся от полиции и начал рассказывать о содеянном кому попало.

От внешнего мира свалку отделяло хлипкое металлическое ограждение, в котором зияли отверстия с неровными острыми краями. Повсюду, как в прериях, бушевали сорняки по пояс, а в отдалении мелькали огоньки костров. Я поехала вдоль забора, приминая машиной траву, по дну настойчиво барабанил оставшийся кое-где на поверхности гравий. Продираться сквозь сорняки делалось все труднее; я остановилась, выбралась из машины и аккуратно прикрыла за собой дверь, не спуская глаз с отдаленных огней. Топать до лагеря минут десять. Я без труда проскользнула в дырку в заборе справа и направилась в сторону огней, чувствуя, как о ноги бьется лисохвост. На небе теперь оставалась лишь тонкая розоватая полоска. Я шла и почему-то мурлыкала себе под нос старую мелодию.

Чуть дальше торчали худосочные деревца, но первые несколько сотен метров стеной стояли сорняки. Снова вспомнилась наша ферма, в детстве было совсем не страшно, когда трава лезла в уши, щекотала запястья и под коленками, — тогда казалось, она утешает и умиротворяет. Через несколько шагов я споткнулась о хмельную бабу, буквально ощущая, как носок туфли вошел ей между ребер. Обняв бутылку без опознавательных знаков, она, скрючившись, валялась в луже мочи. Приподнявшись на локте и покачиваясь, она подняла на меня морщинистое лицо с прилипшей к щеке и волосам грязью и зашипела:

— А ну пшла вон!

— Какого черта! — заорала я в ответ, брезгливо подняв руки, словно боясь до нее дотронуться, и начала поспешно удаляться. Я думала, она снова впадет в пьяную кому, но между громкими глотками из бутылки она продолжала вопить вслед: «Пшлавонпшлавонпшлавон!» Крики постепенно перешли в подвывание и закончились рыданиями.

Вопли тетки вызвали живейший интерес трех лиц мужского пола, высунувшихся из-за кривых остовов деревьев. Двое на меня гневно воззрились, а самый молодой, костлявый мужик лет сорока с небольшим, выскочил и ринулся ко мне, размахивая горящей палкой. Я сначала от него попятилась, но потом резко остановилась.

— Ты кто?! Кто, тебя спрашивают?! — прокричал он. От порыва ветра слабый огонек факела потух и, когда мужик ко мне приблизился, превратился в струйку дыма. Последние несколько шагов он пробежал рысью, но остановился передо мной и нерешительно посмотрел на дымящийся уголек. С потерей огня авторитетность и мужское начало сменились мрачным недовольством. — Чё те надо? Сюда нельзя без разрешения. Запрещено. — Он удивленно таращил глаза и был весь какой-то замызганный, но волосы на голове лежали аккуратной ярко-желтой шапкой, словно он ухаживал только за ними. — Запрещено, — повторил он, обращаясь больше к деревьям, чем ко мне. Вот когда я пожалела, что не прихватила с собой кольт, и подумала, когда же я начну проявлять хотя бы каплю благоразумия.

— Я ищу человека по имени Раннер Дэй.

Я не знала, потрудился ли папаша придумать себе какой-нибудь псевдоним, но решила, что, даже если потрудился, к третьему или восьмому бокалу пива он его наверняка забыл. И не ошиблась.

— Раннер? На фига он тебе? Чё-то у тя спер? Чё? У меня — часы. Взял да так и не отдал. — Скелет ссутулился, втянул голову в плечи, как ребенок, которого ухватили за нижнюю пуговичку рубахи.