Жестокие игры - Пиколт Джоди Линн. Страница 98

– Ой! – воскликнула она, наклоняясь, чтобы вытереть лужу, но тут поняла, что у нее нет салфетки.

– Я вытру.

В поле ее зрения появилась пара начищенных до блеска черных ботинок. Потом Уэс Куртманш нагнулся и принялся вытирать лужу своим носовым платком.

Щеки Эдди вспыхнули. У нее не было причин испытывать неловкость, тем. не менее ей стало стыдно.

– Спасибо, – сухо поблагодарила она, забирая у него платок.

– Эдди… – сказал он, дотронувшись до ее запястья.

Ей понадобилось несколько секунд, чтобы набраться смелости и посмотреть Уэсу в глаза.

– Прости, – пробормотал он. – Не знаю, как это вышло. И… я не хотел тебя во все это втягивать.

– Ты тут ни при чем, Уэс. Я сама виновата. – Она нервно скомкала платок. – Я выстираю и верну.

– Нет. – Он выхватил платок у нее из рук. – Было время, когда я все бы отдал, чтобы услышать это от тебя, но правда заключается в том, Эдди, что ты никогда не станешь стирать мои вещи.

Эдди взглянула в его грустные глаза, окинула взглядом его крепкую фигуру, вспомнила его настойчивые ухаживания.

– Уэс, однажды ты обязательно встретишь женщину, которая только и ждет, чтобы постирать свое белье вместе с твоим. – Она прикусила губу и добавила: – Жаль, что это оказалась не я.

Уэс покачал головой и горько улыбнулся.

– Что уж тогда обо мне говорить! – ответил он и помог ей подняться.

Джек стоял у окна небольшой совещательной комнаты.

– Вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Борис Ецемелофф? – спросил он у Джордана.

– Нет.

– В сороковых годах в Мексике он изнасиловал восемнадцать женщин. Его арестовали и приговорили к пожизненному заключению. Через двадцать лет у него случился сердечный приступ. Констатировали, что он был мертв в течение двадцати минут, но потом врачам скорой помощи удалось вернуть его к жизни. – Джек повернулся к адвокату. – Его отпустили, поскольку он отсидел свой срок.

Джордан потер переносицу.

– Единственная достойная байка, которую я знаю, – это то, что в штате Айова запрещено пересекать границу с уткой на голове.

Джек даже не улыбнулся.

– Хорошо, что рассказали.

– Что ты мне пытаешься сказать, Джек? – спросил Джордан. – Что ты повесишься, даже не попытавшись дать показания?

– Вы действительно считаете, что от моих показаний что-то изменится? – негромко сказал Джек. – Это даже не показания. Господи, это один сплошной провал!

– Я объясню тебе, что сказал доктор Чу. Если ты выпил той ночью чаю, воспоминания о ней могут и не вернуться.

Джек раздраженно отодвинул ногой стул.

– Я хочу все вспомнить! – взмолился он, воздев руки. – Хочу, чтобы все было прозрачно! Я хочу вспомнить, что произошло, Джордан, хотя бы для того, чтобы не гнить в тюрьме с мыслью, что я не виноват.

– У тебя же есть внутренняя убежденность, – вздохнул Джек. – Этого достаточно.

Они замолчали. Каждый думал о своем. Над головой, словно муха, жужжала флуоресцентная лампочка. Джек уселся напротив адвоката.

– Я могу задать вам вопрос?

– Разумеется.

– Вы верите в мою невиновность?

Джордан отвел взгляд.

– Знаешь, на мою работу как твоего адвоката никак не повлияет, если…

– Я задал вам вопрос. Я спрашиваю не как клиент у адвоката, а как один человек у другого человека. – Джек пристально смотрел на Джордана. – Пожалуйста!

Джордан понимал, чего хочет Джек, и знал, что на нем как на адвокате лежит ответственность за то, чтобы свидетель оставался спокойным, – и неважно, насколько незначительны его показания.

– Конечно, я тебе верю, – ответил он. – И Селена тоже. И Эдди. – Джордан выдавил из себя улыбку. – Видишь, у тебя масса сторонников.

«Только из числа присяжных – ни одного», – подумал он.

У доктора Флоры Дюбоннэ было личико воробушка, фигура аиста, а голос Микки-Мауса, наглотавшегося гелия. Джордан едва сдерживался, чтобы не морщиться всякий раз, когда она отвечала на его вопрос, и беспрестанно посылал убийственные взгляды Селене, которая по Интернету нашла этого эксперта, детского психиатра, явно не связываясь с ней по телефону.