Мы - истребители - Поселягин Владимир Геннадьевич. Страница 79

— Сделаем, — веско сказал куратор, доставая блокнот, — какого цвета занавески?

За что мне нравился этот слегка полноватый мужчина, так это за обязательность. Раз сказал, значит, сделает, уже успел убедиться.

Дальше все банально. Для прикрытия меня перевели из полка в Центр. Ну а то, что я там редко появлялся, мало кто знал. Иволгин же думал, что меня привлекли к чтению лекций в Академии…

Морозовых привезли, и мы пару недель гуляли по весенней Москве. Снег еще не везде сошел, поэтому нередко приходилось преодолевать водные препятствия, что на моем вездеходе удавалось легко. В общем, эти две недели, можно сказать, вернули меня к жизни.

Что меня позабавило, зачастил с визитами куратор, пытаясь незаметно (ну это он так думал) свести нас с Аней. Вполне понятная мысль: если есть возможность привязать меня, так надо использовать ее на все сто. Вот только Аня тоже не сидела без дела. Ее атаки, вполне нормальные для этого времени, с моей точки зрения смотрелись… несколько наивными. Скорее всего, именно эта наивность меня и подкупила. Но как бы то ни было, все решилось через месяц. Я сделал ей предложение. И эта пигалица притворилась, что задумалась, брать или нет, но потом все равно с радостным визгом повисла у меня на шее. Так что через два месяца с момента знакомства мы поженились. А что? Время военное, да и я ждать сколько-то времени не намерен, так что расписались без особой помпы. Пригласил только несколько знакомых из Центра, включая генерала. Пригласить Сталина или еще кого из верхушки мне даже в голову не пришло — я наглый, но не настолько. Да и светить они меня так не будут. Проблема была только с кольцами, их почему-то носить было не принято, но я настоял.

Для окружающих все было как обычно: я постоянно находился в командировках, а где — никто не знал. Так продолжалось до середины июля, пока у меня не лопнуло терпение. Обещали небо — так давайте! В принципе имел право: все, что знал, рассказал, так зачем дальше мариновать?

В общем, меня отпустили. Правда, с охраной, но все же. Так в середине июня я оказался на Юго-Западном фронте. Начальство о возможности харьковской катастрофы знало, поэтому приняло меры. Усилились авиа-, наземная и агентурная разведка. Все подтвердилось. Как и в моем мире, немцы были готовы к предстоящему наступлению на Харьков и приняли меры, устраивая ловушку для наших войск. На момент моего прибытия на фронт основной накал боев уже спал. Наши, имея достаточно точные данные, фланговыми ударами прорвали фронт, взяли в окружение крупные силы немцев, включая армию Паулюса. Понятное дело, что удержать их не смогли, те вырвались из колечка, но… Наши успели окопаться и хорошо встретить фрицев. Так что ушли далеко не все. На тот момент немцы отступили, лихорадочно строя оборонительные укрепления в районе города Лубны. Сохранившие достаточно сил дивизии Красной Армии, сбивая небольшие заслоны, все шли вперед, пока не уперлись в оборону противника.

Командование воспользовалось этим для переформирования и пополнения частей, подтягивания тылов и разведки.

Так казалось со стороны. Через день после того, как я прибыл на фронт, началось массированное наступление германских войск, и опять — отступление и бои на сдерживание танковых групп. На нашем фронте их было две, одна сильно обескровленная и слегка пополненная, другая тайно переброшенная из-под Ленинграда…

Свой первый бой после возвращения в полк я потом вспоминал с легкой улыбкой. Но это потом, через много лет, а сейчас только зубами скрипел со злости.

Вылет был обычный. Истребительные части Второй Воздушной Армии были слегка потрепаны, но дело свое делали. Поэтому оба спецполка Ставки — наш Первый Гвардейский Особого Назначения и шестой истребительный спецполк — действовали, как охотники, по своему прямому назначению. Таких полков насчитывалось уже восемь, и все они были раскиданы по всем фронтам — где один, а где два, как у нас. Трем первым из них было присвоено звание гвардейских.

Так вот, вылетели мы двумя парами. Я с младшим лейтенантом Новиковым — новичком, недавно прибывшим из Центра в группе пополнения — и Степка Микоян со своим уже слетавшимся ведомым.

При подходе к участку прорыва начали попадаться группы самолетов — главным образом немецкие бомбардировщики. Но хватало и наших. Я даже заметил шестерку «чаек», идущих на штурмовку. По крайней мере, эрэсы под крыльями навевали мысли именно о ней. Да и самолётики эти давно уже не использовались в качестве истребителей. В основном — как ночные бомбардировщики. Из них даже сформировали несколько отдельных полков. Правда, что один такой есть в нашей армии, я не знал.

— Беркут, я Слепой, твое прикрытие, атакую бомберы, как понял?

— Понял, мое прикрытие, — ответил Микоян.

Степка развернулся навстречу двум парам «мессеров», идущим наперерез, чтобы связать их боем, а я по пологой дуге начал заходить на двенадцать «Хейнкелей». Обычно было наоборот; но не в данном случае. Сейчас меня прикрывал еще не обстрелянный новичок.

Однако сделать что-либо мы просто не успели. Откуда-то налетели две эскадрильи «Лавочкиных» с красным коками, обозначающими асов, и не только растерзали прикрытие, но и ссадили все бомбовозы.

— Это что за хрень такая еще?! — только и выкрикнул я, когда за единственным уцелевшим «мессером» погналась пара истребителей.

Второй вылет прошёл так же, третий… Только после этого я все понял и поехал к командующему воздушной армии. Нужно что-то решать, мне так даже повоевать не дадут.

Разговор подтвердил наличие приказа из Москвы: за меня командующий отвечал головой.

Делать было нечего, генерала подставлять не хотелось, так что, договорившись с командиром полка, решил действовать по-своему. Мое появление на этом участке фронта широко разрекламировали и принялись ловить на живца…

Что у меня в охранении целый спецполк, немцы сообразили только после второй неудачи, но за это время мы ссадили на землю четыре десятка истребителей противника. И это только те, кто специально охотился! Не считая случайно встреченных! Что уж говорить о потерях противника, если только на мой счет за два месяца боев записали восемнадцать официально сбитых?

В начале осени, когда все атаки наземных войск были отбиты и наши части заняли все прежние рубежи, меня отозвали в Москву и направили на учебу в Академию Генштаба. Ее я закончил блестяще, но после застрял в тылу еще на два месяца — читал лекции о взаимодействии наземных войск с воздушными.

Все это происходило на фоне счастливой семейной жизни. О беременности Ани я узнал еще на фронте, и теперь, несмотря на сильную занятость по службе, старался быть с женой почаще. Рождение сына неплохо повлияло на мой характер: теперь я еще и отец. Мало того, Дениску даже на руках держал! До сих пор помню, как шевелился легкий сверток, и угуканье младенца. Ради такого стоило жить.

Ещё я занялся прогрессорством. Нет, о танках и тому подобном давно все рассказал и нарисовал (на фронтах новая техника не появилась. Всё, что производили, шло пока в резервную танковую армию). Я занялся прогрессорством на истребительном фронте. Первым делом решил облетать машину Поликарпова. Истребитель мне понравился, да и инструкторы Центра, где и происходил облёт, хвалили его. По моим советам Поликарпов машину немного усовершенствовал. Теперь можно было приступать ко второй части — войсковым испытаниям. Получив разрешение, я сформировал из четырёх специально выпущенных экспериментальных самолётов звено, посадил за штурвалы лучших выпускников Центра и вылетел на фронт.

В том, что в одиночку встретился с четырьмя охотниками глубоко у нас в тылу, виноват сам. Решил проверить парней и велел им догнать меня. Сбросить их с хвоста сумел, даже оторвался и сбил со следа, а тут две пары охотников штурмуют нашу автоколонну. Атаковал, с ходу сбил ведущего, потом завязался бой на малых высотах. А когда подоспели мои подопечные, я уже вылезал из истребителя и смотрел на поломанную стойку шасси и дымящийся мотор…