Спаси меня - Мюссо Гийом. Страница 49

Он часто разговаривал с пациентами из Азии, которые верили, что в человеке есть что-то, что никогда не умирает, а просто принимает другую форму. Он с волнением слушал рассказы тех, кто пережил клиническую смерть: свет в конце тоннеля, чувство блаженства, встречи с умершими. Но до конца он не верил ни тем ни другим. Его не убедили даже беседы с отцом Хатуэем, который подталкивал Сэма к поискам Бога и предлагал заключить пари, что Он есть.

Но сегодня встреча с Грейс открыла ему новые горизонты. Грейс пришла с той стороны.Она могла открыть ему тайну. И вот, сгорая от любопытства и в то же время мучаясь от неясного страха, он спросил:

— Грейс, а что происходит после?

— После чего?

— Вы прекрасно понимаете, о чем я спрашиваю.

Грейс ответила не сразу. Да, она понимала. Она с самого начала знала, что рано или поздно они об этом заговорят.

— После смерти? Мне жаль вас разочаровывать, но я ничего не помню.

— Я вам не верю…

— Но это правда.

— Вы не помните последние десять лет?

— Да. Мне кажется, что их просто не было.

— Значит, смерть — это просто огромная черная дыра?

— Вовсе нет. Если я ничего не помню, это еще не значит, что ничего не было. Меня бы тогда сюда не послали. Я думаю, что когда посланники отправляются на землю, правда о смерти становится тайной и для них. Живые люди не должны ничего знать о том, что происходит за чертой. Единственное, что я точно знаю, — жизнь дается нам не случайно.

Грейс заметила, что Сэм в растерянности.

— Не думайте, что меня саму все это не волнует. Я чувствую себя беспомощной, слабой, и, если уж говорить начистоту, мне страшно возвращаться назад. Но я точно знаю: есть задание и я должна его выполнить. А вмешиваться в жизнь других людей, не связанных с моим заданием, я не имею права.

— Но когда вы бросились защищать свою дочь, тут вы себя не стали ограничивать!

— Да, — кивнула Грейс. — Пытаясь спасти Джоди, я отвлеклась от дела.

Сэм пожал плечами. Когда паром повернул, чтобы войти в порт, его телефон снова зазвонил.

— Да?

Это была Жюльет, но связь была плохая, ее голос доносился издалека. На палубе гудел ветер, но Сэм расслышал несколько слов: «я спешу…», «люблю тебя», «не простудись» и целую обойму новых имен: Хорхе, Марго, Полина… Потом в трубке раздались помехи, словно предвестник того, что Жюльет уже ускользает от него.

Первые пассажиры начали сходить на берег.

Сэм решил достать главный козырь. В последние дни он, сам себе не признаваясь, часто обдумывал другой вариант развития событий. С того вечера, когда он разгадал послание в картинках Анджелы, он понял, что не сможет выйти невредимым из схватки с Грейс Костелло. Он перебрал все способы спасти Жюльет. Оставался только один шанс. И Сэм спросил:

— Если вам обязательно надо забрать кого-то с собой, — начал он, — если действительно надо соблюдать этот ваш «порядок вещей»…

— Да?

— Тогда заберите меня. На канатную дорогу с вами отправлюсь я, а не Жюльет.

Грейс посмотрела на него. Странно, но она не выглядела удивленной. Она молчала. Сэм хотел снова заговорить, но не стал.

— Речь идет о вашей жизни, — наконец ответила Грейс. — Такое решение не принимают впопыхах. Вы ведь можете передумать в последний момент.

— Я как следует все обдумал. Чтобы спасти Федерику, я пошел на преступление, но не спас ее и потерял себя. Сейчас я знаю: у меня нет другого способа спасти Жюльет. Я должен отдать за нее мою жизнь. Возьмите же ее.

— Хорошо. Значит, со мной пойдете вы.

Налетел резкий порыв ветра. Сэм старался не выдать своего волнения, но у него начали дрожать ноги.

— Канатная дорога на Рузвельт-Айленд, да?

— Да, завтра в час дня, — подтвердила Грейс.

— Как мне с вами связаться, если вдруг понадобится?

— Я сама подам вам знак.

— Нет, Грейс, — сказал Сэм, доставая телефон. — Отныне правила устанавливаете не только вы.

И пока она не успела отказаться, Сэм сунул ей телефон в карман куртки и сошел с парома.

Грейс несколько минут стояла на палубе и смотрела вслед уходящему Сэму. Пока все шло строго по плану.

29

Вторая половина дня,

больница Святого Матфея

В маленькой палате Джоди Костелло было темно. Дверь тихо отворилась, кто-то просунул голову внутрь. Убедившись, что Джоди крепко спит, Грейс тихо подошла к ее кровати.

Осторожно дотронулась дрожащей рукой до лба дочери. Она неподвижно стояла рядом, слезы катились у нее по щекам. Никогда еще она не чувствовала так сильно радость от того, что снова видит дочь, и боль от того, что не может с ней поговорить. Она чуть было не решилась разбудить ее, чтобы сказать, как сильно она ее любит, как ей горько, что все так вышло. Но она знала, что не имеет на это права, что этого делать нельзя. После огромного нервного потрясения Джоди нужен покой. Грейс еле слышно прошептала:

— Прости, что все эти годы меня не было рядом.

Она взяла дочь за руку.

— Надеюсь, теперь у тебя все будет хорошо.

Джоди спала неглубоким сном. Она повернулась, что-то пробормотала. На тумбочке около кровати Грейс увидела фотографию. Точно такую же она носила в своем бумажнике. Она прекрасно помнила, когда был сделан этот снимок.

Это было в начале 1990-х, осенью, в прекрасный воскресный день. Грейс и Марк Рутелли решили поехать на остров Нантакет, к югу от Бостона. Они расположились в Мадакете, на пляже, который облюбовали серферы. Расстелили одеяла на берегу океана. Джоди, которой только что исполнился год, весело копалась в песке и грызла печенье. По старенькому радиоприемнику передавали песню Саймона и Гарфункеля. В ней говорилось о том, как крепки узы, связывающие людей. Грейс закрыла глаза. Ей было хорошо. Спокойно. Шум волн и легкий летний ветерок убаюкивали ее. Они пообедали на воздухе: бутерброды с рыбой, пирог с курицей и — для Джоди — кексы с черникой и кленовый сироп.

В тот день они строили планы на будущее, говорили о своей работе. Бывший коллега открыл страховую компанию и предложил им работу, где зарабатывать можно было больше, а рисковать жизнью меньше. Рутелли, который уже устал от работы в полиции, хотел попробовать что-то другое. Но Грейс считала, что для нее этот вариант не подходит.

— Марк, я люблю свою работу. Мне нравится то, что я делаю…

— Тебе нравится ничтожная зарплата, разваливающаяся машина и облезлая квартира?

— Не преувеличивай! И потом, у меня не облезлая квартира!

— Работать в полиции слишком опасно. Особенно женщине.

— Ну, начинается! Мужской шовинизм в действии!

— Я вовсе не шовинист!

— Мне нравится то, чем я занимаюсь. Я не хочу перекладывать бумажки. Мне нравится рисковать жизнью, чтобы кого-то спасти…

— Грейс, ты слишком увлеклась риском. У тебя теперь дочь. Подумай о ней.

— Я верю в свою удачу.

— Однажды она тебя покинет.

— Значит, так тому и быть. Я ведь и так могу попасть под машину, выйдя за покупками.

Рутелли сфотографировал Грейс и Джоди на фоне океана.

— Я ни за что не брошу эту работу, — сказала Грейс, обнимая дочь.

— Но ты все равно должна быть осторожней, — сказал Рутелли. — Жизнь дается только один раз.

Грейс пожала плечами и улыбнулась.

— Как знать, Марк, как знать.

Дверь вдруг скрипнула, Грейс очнулась. В палату заглянула медсестра, чтобы проверить, как там Джоди. На Грейс она не обратила никакого внимания и тут же закрыла дверь.

Грейс с облегчением выдохнула, но тут же спохватилась: здесь нельзя задерживаться.

Джоди снова заворочалась в постели, и Грейс, совсем как раньше, когда дочь была маленькой, стала тихо напевать песенку Гершвина. «Та, что присматривает за мной» вполне годится, чтобы петь ее вместо колыбельной.