Уцелевший - Паланик Чак. Страница 45
Пока Адам болтал с водителями, выясняя, куда каждый из них направляется, Фертилити в местном туалете красила мои светлые волосы в черный цвет в раковине и смывала косметику, имитирующую загар, с моего лица и рук. Мы наполнили достаточно конвертов, чтобы купить мне поношенную одежду и бумажный пакет с жареной курицей, бумажными салфетками и салатом из сырых овощей.
Мы втроем стоим на автостоянке, Адам крутит нож в руке и говорит: «Выбирайте. Люди, которые доставляют эти прекрасные дома, не будут обедать весь вечер».
Большинство водителей-дальнобойщиков ездят по ночам, говорит нам Адам. В это время прохладнее. И движение меньше. Во время жаркого, напряженного дня водители сворачивают с трассы и спят в спальных ящиках, прикрепленных сзади к кабине каждого грузовика.
Фертилити спрашивает: «В чем разница между этими вариантами?»
«Разница, — говорит Адам, — в уровне вашего комфорта».
Вот так Адам ездил по стране вдоль и поперек последние десять лет.
В Поместье Уэстбери есть банкетный зал и встроенный камин в гостиной.
В Плантаторском доме есть раздельные санузлы и укромный уголок для завтрака.
В Замке Спрингхилл имеется ванна с водоворотом в очаровательной ванной комнате. В очаровательной ванной комнате есть также две раковины и зеркальная стена. Гостиная и хозяйская спальня со стеклянными потолками. В обеденном укромном уголке встроенный шкаф для фарфора со свинцово-стеклянными дверцами.
Всё зависит от того, в какую половину ты попадешь. Повторяю: это всего лишь части домов. Разрезанные дома.
Дома, выведенные из строя.
В той половине, куда ты попал, могут быть все спальни, или только кухня и гостиная без спален. Там может быть три ванных комнаты и больше ничего, а может и вообще не быть ванной.
Свет нигде не включается. Вся водопроводная система сухая.
Не важно, сколько роскошеств ты получишь, все равно чего-то будет не хватать. Не важно, как внимательно ты выбираешь, ты никогда не будешь абсолютно счастлив.
Мы выбрали Замок Спрингхилл, и Адам делает ножом надрез в нижней части пластиковой обертки с открытой стороны. Адам делает надрез примерно 60 сантиметров, столько, сколько нужно, чтобы его голова и плечи проскользнули внутрь.
Спертый воздух выходит изнутри дома через разрез, горячий и сухой.
Когда Адам проскользнул внутрь до пояса, а его зад и ноги все еще снаружи рядом с нами, Адам говорит: «В этом — васильково-синий интерьер». Его голос доносится через стену прозрачного пластика, он говорит: «Здесь у нас первоклассный комплект мебели. Модульный гарнитур для гостиных. Встроенная микроволновка на кухне. Плексигласовая люстра в столовой».
Адам целиком протискивается внутрь, затем его блондинистая голова вылезает из пластика и усмехается нам. "Калифорнийские королевские кровати. Ложные деревянные противовершины. Скромный комод в европейском стиле и вертикальные слепые оконные проемы, — говорит он. — Вы сделали превосходный выбор своего первого дома.
Сначала Фертилити, а затем я, пролезаем через пластик.
Так же, как внутренность дома, цвета и контуры мебели, выглядела стертой и неопределенной снаружи, так же и внешний мир, реальный мир выглядит нечетким и нереальным с внутренней стороны пластика. Неоновые огни стоянки грузовиков тусклые и смазанные. Шум трассы изнутри кажется мягким и приглушенным.
Адам встает на колени, берет моток прозрачного скотча и запечатывает изнутри разрез, который он сделал. «Он нам больше не понадобится, — говорит он. — Когда мы будем сходить там, куда мы направляемся, мы выйдем через заднюю дверь, как все нормальные люди».
Ковер от-стены-до-стены стоит свернутым возле одной из стен, ожидая, когда соберут дом. Мебель и матрасы стоят вокруг, покрытые защищающими от грязи тонкими пластиковыми чехлами. Кухонные шкафы все залеплены скотчем.
Фертилити щелкает выключателем люстры в гостиной комнате. Ничего не происходит.
«И еще не ходите в туалет, — говорит Адам, — а то мы будем жить со всеми вашими делами до самого конца пути».
Неон со стоянки грузовиков и фары с шоссе просвечивают через Французские двери, когда мы сидим вокруг стола из кленовой фанеры и поедаем жареную курицу.
В нашем куске разрезанного дома есть одна спальня, гостиная, кухня, столовая и половина ванной.
Если мы доедем до Далласа, говорит нам Адам, мы сможем перебраться в дом, направляющийся по 35-му Межрегиональному в Оклахому. Затем мы можем перехватить дома на 35-м Межрегиональном, следующие в Канзас. Затем на север По 135-му Межрегиональному в Канзас и на запад по 70-му Межрегиональному в Денвер. В Колорадо мы поймаем дом, следующий на северо-восток по 76-му Межрегиональному и поедем в нем до поворота на 80-е Межрегиональное в Небраску.
Небраска?
Адам смотрит на меня и говорит: «Да. Наши старые добрые земли, твои и мои», — говорит он со ртом, полным пережеванной жареной курицей.
Почему Небраска?
«Чтобы попасть в Канаду, — Адам говорит это и смотрит на Фертилити, которая смотрит на свою еду. — Мы поедем по 80-му Межрегиональному и 29-му Межрегиональному через штат к границе Айовы. Затем мы просто проследуем на север по 29-му через Южную Дакоту и Северную Дакоту, все время в Канаду».
«Прямиком в Канаду,» — говорит Фертилити и улыбается мне, что выглядит фальшиво, потому что Фертилити никогда не улыбается.
Когда мы пожелали друг другу спокойной ночи, Фертилити взяла матрас из спальни. Адам заснул на одном из крыльев секционной диванной группы, обитой синим вельветом.
Среди синих вельветовых подушек он смотрится как мертвец в гробу.
Долгое время я не мог заснуть, лежа на другом крыле диванной группы и вспоминая людей, которых я пережил. Брат Фертилити, Тревор. Соц.работница. Агент. Вся моя мертвая семья. Почти вся мертвая.
Адам храпит, а рядом дизельный двигатель возвращается к жизни.
Мне интересно, как там в Канаде, и сможет ли побег всё решить. Лежа здесь, в васильково-синей темноте, мне кажется, что побег — это всего лишь еще одно исправление исправления исправления исправления исправления какой-то проблемы, которую я не могу вспомнить.
Весь дом дрожит. Люстра качается. Листья шелковых папоротников в их плетеных корзинах вибрируют. Тишина.
Снаружи пластика мир начинает двигаться, скользя быстрее и быстрее, а затем вообще стирается.
И я засыпаю.
13
Наш второй день в дороге, мои зубы стали унылыми и желтыми. Снизился тонус мышц. Я не могу прожить жизнь брюнетом. Мне нужно немного времени, всего минуту, всего тридцать секунд побыть в лучах прожекторов.
Не важно, сколько я усилий прилагаю, чтобы скрыть это. Кусочек за кусочком, я начинаю разрушаться.
Мы в Далласе, Техас, рассматриваем половину Виллы Уилмингтонов с ложными черепичными противовершинами и биде в хозяйской ванной. Хозяйской спальни в ней нет, но есть прачечная со стиральными машинами и сушилкой. Конечно же, там нет ни воды, ни электричества, ни телефона. Там есть кухонные приборы цвета миндаля. Там нет камина, но в столовой висят шторы до пола.
Это после того, как мы увидели больше домов, чем я могу запомнить. Дома с газовыми каминами. Дома с Французской Провинциальной мебелью, большими стеклянными столами для кофе и направленным освещением.
Это на фоне красно-золотого заката на горизонте техасской равнины, на стоянке грузовиков на границе Далласа. Я хотел ехать в доме, у которого отдельные спальни для каждого из нас, но нет кухни. Адам хотел дом, в котором только две спальни, кухня, но нет ванной.
Наше время почти вышло. Солнце почти село, и водители собирались начать свой ночной путь.
Моя кожа чувствовала холод и покрывалась потом. Весь я, даже светлые корни моих волос, болели. Прямо там, на песке, я зачал делать зарядку посреди стоянки. Я лег на спину и начал качать пресс с интенсивностью конвульсий.
Подкожный жир уже нарастал. Мои брюшные мускулы исчезали. Мои грудные мускулы начали оседать. Мне была нужна косметика, имитирующая загар. Мне нужно было поваляться немного под искусственным солнцем.