Узники Бастилии - Цветков Сергей Эдуардович. Страница 26

Даже Ришелье был менее жесток к заключенным Бастилии и позволял своим несчастным жертвам наслаждаться последними крохами утерянной свободы – свежим воздухом и общением. В его время окна в Бастилии не заколачивались двойными и тройными ставнями, арестантам позволялось даже собираться в одной комнате. При Людовике XIV узники не имели ни этих, ни каких-либо других льгот.

Дотошное внимание Людовика не обошло и Бастилию. Король сам установил правила содержания в ней заключенных. На бумаге дело обстояло довольно благообразно. Узники должны были получать довольствие соответственно тому званию и сословию, к которому принадлежали. Так, на содержание принца выделялось 50 ливров в день, маршала – 36, генерал-лейтенанта – 16, советника парламента – 15, судьи и священника – 10, адвоката и прокурора – 5, буржуа – 4, лакея и ремесленника – 3. Пища для заключенных делилась на два разряда: для высших сословий (из расчета от 10 ливров и выше) и для низших сословий (меньше 10 ливров). Например, обед первого разряда состоял в скоромные дни из супа, вареной говядины, жаркого, десерта; в постные дни – из супа, рыбы, десерта; к обеду ежедневно полагалось вино. Обеды второго разряда были гораздо скромнее – из менее качественных продуктов и к тому же хуже приготовленные (на прогорклом масле, и т. п.). В праздничные дни – святого Мартина, святого Людовика и на Крещенье – предусматривалось лишнее блюдо: полцыпленка или жареный голубь.

Однако в действительности заключенные не получали положенных порций. Офицеры, тюремщики, повара, сам комендант тюрьмы беззастенчиво наживались за счет денег, выдаваемых казной на содержание арестованных. Достаточно сказать, что комендант Бемо за время начальства над Бастилией скопил состояние в 600 тысяч ливров – а заключенные считали его еще очень добродушным и обходительным начальником. При преемнике Бемо, Сен-Марсе, случалось, что узники умирали от голода. (Надо помнить, что комендант получал содержание только на 42 человека, на которых была рассчитана Бастилия; сверхштатных узников он должен был содержать из своего кармана. В царствование Людовика, особенно в первую его половину, в Бастилии находилось одновременно 200—300 заключенных, и комендант, понятно, экономил на самом необходимом.)

В продолжение всего царствования Людовика XIV вводились усовершенствования в тюремном режиме, и всегда в сторону большей строгости. Впрочем, король не увлекался новизной и охотно возрождал старые тюремные обычаи, вышедшие из употребления.

С увеличением количества заключенных и с введением детальной регламентации обязанностей тюремщиков последние в какой-то мере сами оказывались жертвами Бастилии, будучи вынуждены проводить в ней дни и ночи, боясь в чем-либо преступить устав и стремясь не допустить побега какого-нибудь смелого узника. Тот же Дюжонка, поручик бастильского гарнизона, в своих заметках жалуется на тяжелые условия службы в крепости. «Служа уже около года в Бастилии, – пишет он, – я был обязан исполнять следующее: первым вставать и ложиться последним; нести часто караул вместо офицеров господина Беземо (старший бастильский офицер. – С. Ц.), каждый вечер делать обход, в неуверенности, что эти господа его сделают, весьма часто запирать двери, не смея ни на кого рассчитывать». И далее он перечисляет другие свои обязанности: ревностно заботиться о замковой страже, не будучи в состоянии ни кому-нибудь довериться, ни положиться на двух офицеров господина Беземо. «Когда комиссары являются допрашивать арестантов, надобно идти за ними в казематы и вести их в залу господина Беземо, проходя через весь двор, и ожидать за дверью часто до восьми часов вечера, чтобы забрать арестантов и развести по местам. Арестантов, которым позволено видеться с посторонними, также нужно выводить из казематов, вести через все дворы в обыкновенную залу, где их ожидают родственники и другие посетители, и оставаться до конца свидания, а потом вести обратно в камеры. То же самое нужно соблюдать относительно тех заключенных-протестантов, с которыми приходят беседовать иезуитские миссионеры, чтобы обратить их на путь истины. Кроме того, необходимо следовать за арестантами, которым дозволяется гулять в саду и на террасе… Всех больных арестантов должно почаще навещать и заботиться о них. К тем, кому нужна медицинская помощь, нужно привести доктора и проверять приносимые им лекарства… С тяжелобольными и умирающими арестантами нужно быть вдвойне заботливым, следить, чтобы их исповедовали и причащали, а который умрет, тому отдать последний христианский долг… Когда прибудет новый арестант, должно осмотреть как его самого, так и его вещи и затем отвести его в назначенный номер. Сверх того надо озаботиться, чтобы снабдить комнату всем необходимым, для чего приходится дорого платить обойщику господина Беземо или его домоправительнице. Необходимо также обыскивать арестантов, получивших полное освобождение, и осматривать их вещи до выхода из замка, поскольку другие заключенные через них пытаются подать о себе весть родным и друзьям… Посещать все комнаты и обыскивать их и живущих там арестантов. Точно так же надо обыскивать всех, кто выходит из замка с бельем, предназначенным для починки или стирки… В числе арестантов ежедневно встречаются такие, которые имеют в чем-либо надобность или хотят пожаловаться на плохое качество пищи или дурное обращение с ними тюремщиков; эти арестанты обязаны стучать в дверь, чтобы заявить о своих нуждах, и тогда необходимо их навестить, что бывает очень часто. Надобно наблюдать за пищей арестантов, за вином и бельем, предназначенными для них, ибо все это часто бывает дурного качества… Часто осматривать всю посуду, обыкновенно подаваемую арестантам, „которые пишут нередко на блюдах и на тарелках, передавая друг другу весть о себе“… В годовые праздники предстоит забота, чтобы те арестанты, кому это дозволено, были у обедни, исповедовались и причастились… Несколько раз днем и ночью надобно обходить снаружи замок для воспрепятствования арестантам из разных башен переговариваться между собой, а также посылать солдат забирать людей, которые подают знаки знакомым узникам, и часто это бывают освобожденные арестанты, которые желают оказать услугу товарищам, оставшимся в неволе».

Ужесточение условий заключения шло рука об руку с возраставшим произволом власти. Людовик XIV выбрал Бастилию орудием своих личных целей. Начиная с его правления во Франции окончательно привыкают к мысли, что в Бастилию можно попасть без всякой вины, по одному королевскому капризу, – достаточно было обнаружить обыкновенную силу характера, проявление которой король считал личным оскорблением.

Ришелье тоже использовал Бастилию в личных целях, но он, по крайней мере, старался оправдать или прикрыть личную месть интересами государства. Его жертвы имели печальное утешение быть судимыми и выслушать свой приговор; притом Ришелье допускал некоторую гласность суда и наказания.

Людовик XIV повел дело иначе. При нем людей сажали за что угодно, но в графе тюремных протоколов, где означался род преступлений, чаще всего были слова: «памфлетисты и янсенисты [25]». Потом, в разряде преступлений против религии Людовик XIV ввел новые подразделения и к янсенистам прибавил «дурных католиков».

После уничтожения Нантского эдикта [26] религиозные преступления распались на четыре категории: янсенизм, «дурной» католицизм, протестантство и атеизм. Эта весьма тонкая классификация была незнакома даже инквизиции.

Часто род преступления и вовсе опускался – это не требовало объяснений заключения и не допускало возражений и жалоб. Случалось, что узник томился в Бастилии долгие годы, так и не зная причины своего заточения. «Заключенный в Бастилию, некто Вакке, – пишет военный министр Лувуа коменданту тюрьмы, – жалуется королю, что находится в заточении 13 лет и не знает своей вины; прошу вас, известите меня, кем подписан приказ о его аресте, для того чтобы я мог доложить об этом Его Величеству».