Пятый постулат - Орлова Анна. Страница 33

— Ну да, ты прав, — хмыкнул тот. — И ты был уверен, что богов на самом деле нет?

Весьямиэль молча кивнул. Он не верил в них. Не верил в то, что высшим сущностям, если даже они действительно есть, может быть дело до человеческих букашек! Может быть, в стародавние времена Раш’ял и Шейсет сходили на землю, чтобы даровать свои откровения людям, но не теперь.

— Зря, — коротко сказал Раххан, и показалось, будто в глазах его отразилось пламя костра. — Даже если не веришь в богов, не надо так явно давать это понять. Никогда не знаешь, чем обернется…

— Думаешь, честнее было бы притворяться, будто я истинно верующий? — усмехнулся Весьямиэль. — Если боги существуют, они прочтут в моем сердце, а слова не значат ничего!

Раххан опустил голову, молчаливо соглашаясь.

Весьямиэль снова солгал. Слова значили очень многое: императрица вызвала его в свою резиденцию, чтобы вопросить Раш’яла. Этого делать не полагалось: задавать вопросы богу разрешалось не всякий раз, как того пожелаешь, а лишь по большим праздникам, дважды в год, во время ритуального жертвоприношения. Нет, в случае большой нужды позволялось нарушить этот обычай, и императрица приготовила богатую жертву, Весьямиэль знал наверняка. И призвала именно его, а не деда, потому что была уверена в нем, в его лояльности к ее режиму. Весьямиэль долго воспитывал в ней такую уверенность, и вот наконец его старания увенчались успехом. Оставалось только провести церемонию и проговорить то, что желала слышать властолюбивая женщина… и кое-кто еще. И тогда его семья была бы обласкана, сам он стал бы особой, приближенной к императрице, а курс правления немного изменился бы. Самую малость, но так, что стране это принесло бы только благо.

— То есть ты собирался обмануть вашу… вашего вождя? — удивленно спросила Маша.

— Не вижу в этом ничего странного, — поджал губы Весьямиэль. — Мать-императрица желала подтверждения своим идеям. Придворные хотели убедиться, не злоупотребляет ли она властью. Она устраивает нашу семью и многих других как сильный и умелый правитель. И она в курсе, что я не так привержен строгим древним традициям, как дед, потому и вызвала меня. И я знаю, что должен был сказать!

— Почему же она вопрошала не Шейсет? — поинтересовался Раххан. — Она ведь женщина!

— Шейсет не имеет отношения к власти, — холодно ответил тот. — Она олицетворяет собой стихию, силы природы. Раш’ял же не только смерть, но и мудрость, я уже говорил. Упорядоченное и незыблемое среди первозданного хаоса. Вот почему правители обращаются к нему, даже если во главе страны женщина. Разумеется, императрице нужен был посредник. Такой, как я.

Он умолк, вновь пытаясь представить, что случилось после его исчезновения. Быть может, это восприняли как знак свыше? Маловероятно, императрица далеко не глупа и, как подозревал Весьямиэль, тоже прекрасно понимала, в каком фарсе участвует. Спектакль для придворных. Интересно, верила ли она сама в богов? Или только в себя и свои силы? Теперь уже не узнать…

— Это все очень интересно, — произнес вдруг Раххан, — только не объясняет твоей чесотки! Если, как ты говоришь, это обычная татуировка или что-то вроде того, причем давнишняя, с чего бы ей воспалиться?

Весьямиэль молчал.

— Наверно, это все-таки не просто рисунок, а? — продолжал допытываться настырный попутчик. — Только ты об этом никогда не думал, так?

— Верно, — кивнул Весьямиэль. Рука сама собой тянулась к левому плечу, где кожа горела огнем.

Маша переводила взгляд с одного мужчины на другого, явно ничего не понимая. В богов она не верила в принципе, поэтому то, о чем толковали ее спутники, представлялось ей чем-то из разряда… сказок, что ли? Вроде тех, про драконов…

— Раньше такое случалось?

— Никогда, — проронил Весьямиэль.

— А ты слышал о подобном?

— Доводилось, — кивнул он. Рассказывать не хотелось, но раз уж начал…

Это Шейсет приносят в жертву цветы, молоко и мед. Раш’ял требует крови, на то он и бог смерти, и дважды в год жрец обязан зарезать живое существо, восхваляя своего повелителя.

— Когда-то в жертву приносили людей. Рабов, военнопленных, — равнодушно произнес Весьямиэль, отметив, как исказилось от ужаса и отвращения лицо Маши. — Теперь только животных.

— И тебе приходилось?.. — Раххан сделал паузу.

— Конечно, — пожал плечами Весьямиэль. — Я ведь сказал, что мне случалось заменять деда на церемониях. Ничего особенного — баран или даже бык. Перерезать ему горло, вот и все…

— Постой, я догадаюсь, — произнес Раххан. В глазах его теперь явственно плясали огоньки. — Ты не принес жертву вовремя, да?

— Вроде того, — усмехнулся он. — Вот только я в другом мире, и здесь не может быть Раш’яла! И уж тем более ему нет дела до меня! Особенно если жрецом все еще остается мой дед.

— Откуда ты знаешь? — тихо спросил Раххан. — Может быть, твой дед уже умер, братья не успели выучиться, и ты теперь единственный служитель Раш’яла в вашей семье… и в этом мире тоже! И теперь вся ответственность — на тебе. Может такое случиться?

— Пожалуй… — протянул Весьямиэль. Бродячий сказочник оказался чересчур догадлив. Впрочем, он очень непрост.

— И бог разгневался, — удовлетворенно произнес Раххан, будто человек, сложивший головоломку. — Пока он только предупреждает, но…

— Хорошо же предупреждение! — не сдержался Весьямиэль.

— А чего же ты хотел? — удивился Раххан. — Я ведь сказал — не стоит говорить, что ты не веришь в своих богов… даже если думаешь, будто их нет поблизости. Кто их, богов, разберет…

— Полагаешь, они вездесущи? — приподнял брови Весьямиэль.

— Почему бы и нет? Они могут оказаться воплощением чего-то великого и непостижимого, единого для всех миров? Что мы вообще про них знаем? — Сказочник мечтательно посмотрел в темное небо. — Ничего. Поклоняемся, жертвы приносим. Молим о прощении и милостях. Вот и все. Так ведь?

— Допустим, ты прав. Но что ты хочешь этим сказать?

— А то, что не нужно относиться к вере предков как к глупым предрассудкам, — улыбнулся Раххан. — Опасно. Убедился теперь?

— Убедился, — коротко ответил Весьямиэль.

— Что намерен делать?

— Ничего, — сказал он. — А что я могу предпринять?

— Мало ли… — Раххан снова улыбнулся, посмотрел Весьямиэлю в глаза. Произнес как-то слишком уж доверительно: — Пойду силки поставлю. Далеко заходить не буду, тут у ручья водопой для всякой мелочи, глядишь, кто и попадется!

Он бесшумно исчез в лесной темноте, оставив Весьямиэля наедине с Машей.

Девушка угрюмо молчала, видимо, не одобряла поведение спутника. Странно, что не пыталась встрять со своими вечными историями о Вожде и о том, как он разрушил храмы и объяснил людям, что надо верить не в мифических богов, а в светлое будущее!

— Весь… — произнесла она неожиданно.

— Чего тебе? — неприветливо отозвался он, готовясь отшить ее, если полезет с воспитательными беседами. Не до них ему было!

Но Маша не собиралась его воспитывать.

— Тебе больно? — спросила она серьезно.

— Не слишком, — ответил он, отметил тень облегчения на ее лице и не преминул добавить: — Но ты представь, что тебе под кожу запустили сотню раскаленных гвоздей, и они там… перемещаются. Примерно поймешь, что я ощущаю.

Он забрался на телегу, с головой укрылся плащом и попытался уснуть, уже зная, что не получится, — зуд в руке сводил с ума, да еще жар начался. Похоже, Раш’ял не собирался оставлять своего беглого слугу в покое…

Маша долго не могла уснуть, все прислушивалась. Во-первых, думала, как там Весь — все-таки он болен, по нему видно, а во-вторых… было немножко страшно. В школе ей рассказывали о том, что творили верующие, — морили себя голодом, сжигали заживо (и ладно, если только себя!), проделывали другие ужасные вещи, даже развязывали войны, в которых гибли невинные люди. И вот один из таких — рядом с ней! И как знать, может, он притворяется, что не верит в своих богов, а на самом деле…