Поводырь - Дай Андрей. Страница 24
И еще минуты три смотрел в затуманенные мечтами глаза мужичка.
– Нешто и по ста целковых получают? – наконец недоверчиво протянул извозчик.
– Говорю же – сколько семей приведут, столько и получают. Бывает, индейцы – это инородцы американские – и весь караван вырежут.
– И много ли у них таких капитанов? Мне-то, батюшка генерал, разок бы пройти, я глазатый, я вмиг дорогу запомню…
– Ты уже в Америку, что ли, засобирался? – хихикнул я. – Глазатый…
– Так а к чему ты мне сказку такую поведал? – в ответ удивился Евграф.
– Да вот думаю, найдутся ли у нас люди, желающие в Россию отправиться да семьи к нам сюда провожать? Хоть бы и до Каинска…
– А и найдутся, так и что? Ты же, ваше превосходительство, поди, по целковому не дашь?!
– Не дам, – согласился я. – А по коричневой дам. И на расходы дам. На телеграф дам, чтобы вести слать – сколько людей набралось, сколько им земли нарезать и чем из инструмента помочь. Читать умеешь, поди?
– Не обучен, – искренне огорчился раненый. – А вот сын к батюшке с иными детишками бегает. Уже и буквицы в слова складывает. Черты корябает.
– А желающих в Сибирь жить поехать как бы ты собирал?
– А чево тут? К весне поближе бы и поехал. Они, расейские, к весне как раз кору вместо хлеба грызть начинают. Тут землицей их и поманил бы… Только дело сие хитрое. Пачпорта нужно выписать – значит, старосте общинному поклониться. Потом, телеги нужны. Лошади. Кормить дорогой странников…
– А ты думал, легкие деньги предлагаю?
– Не серчай, батюшка генерал. Ведаешь же – умишки невеликого я, всяким премудростям не обучен… А только не видел я легких денег. Бывает, пятак на дороге найдешь, а ить ему тоже поклониться надо. На тебя же, ваше превосходительство, всю дорогу глядючи, измыслил уже – ты даром-то деньгу не дашь. А и заработать позволишь. Да кажному норовишь посильный труд впенять…
– Бесплатный сыр только в мышеловке.
– То так, батюшка генерал. Мудры слова твои.
– Только, Евграф Николаевич, мало мне тебя одного. Людишек многие тысячи мне нужно. Ты столько за несколько лет не привезешь… Так что до следующей весны предприятие это отложим. А надумаешь, да еще кого на дело подговоришь – так зимой ко мне в Томск приезжай. Там все и обговорим. Сейчас домой?
– Домой, батюшка, домой. Лошадок на почте выберу по отписи ямшицкой, да и домой. Сенца бы ище прикупить…
– Исправник вопросы задавал?
– Задавал, батюшка. После дохтора сразу и к себе утащил. Ух и хитрый тут исправник, ваше превосходительство, ух хитрый. Все пальбу твою, батюшка, перечесть хотел. Сколь да куда с ревальверты стреляли, да как последнего ирода минута прошла.
– Рассказал?
– Сказал, как не сказать. От ран, сказал, в глазах ночь настала. Пальбу слыхом слыхал, а видать не видал. Кто, кого, куда, когда – а и не моего ума дело. Душегубцев на тракте поубавилось – то и ладно.
– Хитрый, говоришь… Это хорошо. Это славно… Так ты наказ мой помни. Прочих охотников за людьми подговаривай да в Томск ко мне приезжай.
Кухтерин ушел. Как поезд, на который ты опоздал. Как последний звонок в школе. Как период в жизни. Бежишь по ней, все время вперед и вперед, перелистываешь страницы, встречаешь и расстаешься с людьми. И иногда, вот как в тот миг, испытываешь труднообъяснимое сожаление. Оставалось надеяться, что коновод все-таки наберется смелости и отправится меня навестить в Томске. Через год.
Бегут секунды. С легким щелчком открыл крышку тяжелых, серебряных с позолотой карманных часов. Настоящий «Брегет» пропиликал какой-то бравурный марш. Это, конечно, не мой «Ролекс», с тридцатью двумя бриллиантами, стоимостью в годовой бюджет среднестатистической средней школы. Это раритет. Ручная работа. И старичка-эксперта звать не нужно – здесь сейчас китайцы копировать и штамповать все подряд еще не научились. Заснула в прошлом веке Поднебесная, и не скоро еще чмокнет ее в щечку суженый богатырь. Спи, моя радость, усни. Твое время еще придет.
Несколько минут одиннадцатого, до брифинга с купцами еще масса времени.
Потянулся к письмам, да так и замер с протянутой рукой. В двух шагах от меня аккуратно расчесанным затылком торчал какой-то тип. А я ведь и не услышал, и не увидел его появления. Прямо ниндзя какой-то.
– Позвольте отрекомендоваться, ваше превосходительство…
– Гм… Минуту, сударь.
Достал из саквояжа пистоль. Проверил заряды и капсюли. Положил на стол рядом с рукой. Не нравится мне такое нахальство – входить без приглашения. Куражится, ну так и я могу. И посмеюсь последним.
– Я полагаю, что вижу перед собой каинского пристава гражданских и уголовных дел?
Помяни черта…
– Совершеннейше… Исключительно верно, ваше превосходительство. Губернский секретарь Пестянов Ириней Михайлович, к вашим услугам.
– Полагаете, мне потребны ваши услуги? Для услуг у меня вот казачок есть. – Глаза живые, карие. Понимает, что своим неожиданным явлением меня напугал и что теперь ему это отзывается. Понимает и всем видом изображает раскаяние. Талантлив, подлец. Не переигрывает, не доводит до абсурда, как Кухтерин. Этакая скромная невинность.
Но ведь врет! Давай, братец, потянись пальцем, почеши свой длинный нос… Ну вот. Вот и молодец. И я молодец – вычислил опера. Просчитал. Теперь будем удивлять.
– А впрочем… доложите, господин пристав, о ходе розысков беглого преступника Караваева. Попрошу особо отметить – каким именно путем сей варнак был предупрежден. И какие в этом отношении приняты меры.
Рука туземного Шерлока Холмса нырнула в карман. Я поудобнее взялся за рукоять револьвера. Хитрец, говоришь? Пестянов плавным движением вытянул на свет распухший от вложенных листков блокнот.
– А верно ли, ваше превосходительство, говорят, будто вы вот из этого, простите, револьвера единолично трех разбойников…
Наконец-то! Зря я, что ли, оружие доставал? С каким же наслаждением я процедил в ответ сакраментальную фразу сталинских опричников:
– Здесь вопросы задаю я!
– А?! Да-да, несомненнейше… – А ведь не привык опер, чтоб на его вопросы этак вот отвечали. Ищейка настоящая, породистая! – Мне лишь для полноты картины… Ваше превосходительство позволит ли перейти к докладу?
– Несомненнейше. Переходите, голубчик. Посмотрим на вашу картину…
А ведь молодец. Суток не прошло, а уже все раскопал. Кто там бормотал, что царская полиция работать не умела? Познакомить с Иринеем Михайловичем? Вот он стоит передо мной, скучным голосом мне обо мне сказки сказывает. Не интересно ему, видите ли. Когда копал, поди, аж дым коромыслом стоял, ночь не спал, свидетелей с постелей подымал. Составил свою «мозаику» и поскучнел.
И вышло у него, что действительный статский советник Герман Густавович Лерхе, подвергшись нападению «чайных» караванских грабителей, героически дал отпор. Двоих сразу порешил его превосходительство, а последний, лошадью придавленный, о главаре рассказал. Потом зачем-то бежать попытался и тоже Богу душу для Суда отдал. Во время нападения был серьезно ранен извозный мужик Кухтерин Евграф, сын Николаев.
– Останки душегубские сильно за ночь зверье дикое повредило, – посетовал. – Староста усть-тарский, что осталось, с мужиками собрал да у ограды церковной похоронил по обычаю.
И вот добрался героический молодой губернатор до телеграфа. В Каинск приказ отдал о задержании «предположительно атамана».
– Согласно почтовой учетной книге, прибыли вы, ваше превосходительство, в субботу к вечеру. Однако ж телеграфическое распоряжение отдано было уже в воскресенье, двадцать третьего февраля сего года.
И смотрит. Вдруг все-таки объясню. Почему нет? Но не сейчас. Появилась у меня на твой счет идейка… Только обдумать ее тщательно надо.
Вытянул местный Эркюль из Кухтерина, что именно тот сболтнул телеграфисту о моих планах по поимке Караваева. Трогать мужичка не решился – мало ли что там на тракте в действительности происходило. Может статься, это извозчик губернатора спасал, а не наоборот. Осерчает еще за спасителя новоприбывшее превосходительство… Вот и отпустил. А стукача телеграммного не поленился съездить арестовать. Тот уж и сознался во всем. И в Томск требование отправили на замену телеграфного специалиста. Машина, блин, в действии.