Поводырь - Дай Андрей. Страница 58
Поляка в Томске не было. По сведениям Акулова, пароходы Адамовского появлялись у городской пристани примерно в середине лета – на пути из Тюмени, и при всем желании сойтись раньше осени у меня с ним не получалось. Если, конечно, по какой-то причине не брошу идеи совершить путешествие в Чуйскую степь. А вот с новоизбранным городским головой Дмитрием Ивановичем Тецковым повод встретиться появился уже на следующей неделе после губернаторского бала.
Дело в том, что с моей подачи Гинтар подал заявку в правление на выделение земельного участка для доходного дома Фонда, предназначенного под проживание малооплачиваемой части губернского чиновничества. Одновременно я надиктовал сам себе прошение «О рассмотрении вопроса по выделению участка под строительство комплекса «Усадьба губернатора». Прибалт испросил землю по улице Александровской, от Большой Садовой до Еланской. А я – именно то место, где и положено быть Дому губернатора: угол Соборной площади и Еланской. Хватит уже всем томским начальникам ютиться по съемным флигелькам. Деньги у меня были, стройматериалы стоили дешево, а рабочей силы в городе был даже переизбыток. Дело оставалось за малым – провести прошения через Строительную комиссию, получить разрешение на землю от томского магистрата, заказать проекты и начать строить. И чтобы совместить приятное с полезным, на комиссию я сразу Тецкова и пригласил.
Этот могучий человек сразу повел себя как-то странно. Бочком протиснулся в открытую наполовину дверь, прокрался к стоящему в уголке стулу, сел и прикинулся прозрачным. В то памятное утро в моем гостиничном номере мне он показался более решительным.
Тем не менее в течение всего заседания Тецков не вымолвил и слова. Время от времени я выбирал минуту, чтобы понаблюдать за ним, и не заметил признаков страха или отсутствия интереса к обсуждению планов по развитию строительной отрасли в губернии. Но пока в самом конце, составляя документ по результатам «посиделок», купцу не задали прямого вопроса, он и рта не раскрывал.
– Да, ваше превосходительство. Конечно, ваше превосходительство, – покорно согласился со всеми предложениями городской голова и, тщательно выводя буквы, начертал собственноручную подпись.
Попросил, практически приказал ему задержаться в моем кабинете. Поведение лихого купца кардинально отличалось от описания, составленного моей «разведкой».
– Ну что с вами, Дмитрий Иванович? – сразу я «взял быка за рога», стоило дверь за последним из заседателей закрыться. – Сидите там, молчите. Словно не о вашем городе речи велись.
– Так ить, ваше превосходительство, вы ж чем-то на меня в обиде, вот и я того… побаиваюсь из грядки-то лишними лопухами торчать.
Говорил он легко, не спотыкаясь и не задумываясь. Будто слова давно приготовленными лежали и только ждали разрешения на выход. Похоже было, что хитрым маневром «пойманный» медведь теперь меня не отпустит.
– В обиде? А ведь верно! В обиде я на вас, милейший Дмитрий Иванович… Днями мне докладную записку подали по вопросу томского грузового транзита. С пояснениями. Меж прочих сведений содержались там известия о вражде вашей с Адамовским…
– Да он, собака…
– Грех ведь это, – мягко перебил я гризли. – И собак тоже оставьте в покое. Нет существа, более верного своему хозяину, нежели собака.
– Прошу прощения, ваше превосходительство, – смутился здоровяк. Неплохо было бы поставить их рядом с казачьим сотником Безсоновым и посмотреть, кто кого шире. И если Астафий Степанович – настоящий Илья Муромец, то Тецков не меньше чем Добрыня Никитич.
– Итак. Вы предложили Осипу Осиповичу совместное дело на Кети и Чулыме. Он отказал. Это что, повод для войны?
– Он… злыдень этакий, лоции где-то добыл. И на Томь, и на Обь до Бийска, и на Иртыш до Ирбита. Его-то пароходы полным ходом идут, а наши крадутся, аки воры. И чуть что – то мель, то камни. Сколь уже годов путями этими ходим, а все как слепые кутята. Юзька же карты секретные имеет, а делиться с обчеством не желает. И просителей срамными словами отсылает…
Мамочка! А я-то хотел в Бийск на пароходе плыть! Куда уж там. Страшно. Они даже по главным водным магистралям на ощупь, не говоря уж о менее значительных реках. И государство не чешется…
Сел за стол, достал свой блокнот. Записал: «Лоции, гидрограф». Гера тут же торопливо нашептал о водном налоге. Дописал и это. Когда стану в Генеральный штаб и в министерство заявку писать – пригодится.
– Знаете что, господин Тецков! Бросьте-ка вы эту войну. Я письма отпишу куда нужно. Испрошу ученых, что реки промерять умеют и знаки по берегам ставить. Только и вам, пароходникам, в государеву казну отчислять придется. Сейчас реки Сибири водными дорогами не исчислены. А когда знаки поставят, мели и глубины промерят – придется платить.
– Да и слава богу, – обрадовался купец. – В прошлом году я «Опыт» две недели с мели снимал. Пока то да се, реки льдом покрылись. Сорок тышш потерял! Пусть только знающие люди приедут – на руках носить станем. В ресторациях кормить. И государеву потребу справим.
– Ну, вот и договорились, – кивнул я. – А Адамовского оставьте в покое. Он со своими прожектами и без вас в трубу вылетит.
– В трубу? Нешто он колдун какой-нито в трубу на метле летать? А ведь есть в ем что-то дьявольское…
– Это старинное немецкое выражение, означающее, что человек разорился. Вроде как дрова – за них ведь деньги платишь, а они в трубу дымом вылетают.
– Экак… Воно што, ваше превосходительство. А я-то, грешным делом, думал… Так вы, господин губернатор, только за Юзьку на меня серчали?
– Есть еще за что?
– Так, ваше превосходительство, вам оно виднее. Вон «Сибирским подворьем» моим побрезговали. Гостиный двор, конечно, дело общественное, но мои-то номера и побогаче будут, и от шума торгового подальше.
Тихо выдул воздух сквозь сжатые зубы. Никак не могу привыкнуть к этой их местечковой инфантильности. Сидит вот мужичина – в два раза меня старше и значительно сильнее. Городской голова, купец первой гильдии. Капитал в половину миллиона оценивается. И корчит из себя ребенка. Обиды какие-то детские…
Пообещал подумать о переезде. Тут же сменил тему. О паровых машинах, о пароходах и о грузовом порте на Томи стал говорить. И вновь поразился мгновенной перемене в собеседнике. Теперь передо мной сидел Сибирский Лев. Пароходный царь и гроза строптивых транспортников.
Заказов на перевозку у «комиссионеров» было в разы больше, чем возможностей. В объединенной компании уже было четыре судна, общей мощностью более двухсот сил. И шесть барж. А было бы в два раза больше, да с тюменскими корабелами характерами не сошлись. «Святого Дмитрия» только случай помог купить. В Тюмени свои транспортники есть, и их заказами обе верфи заняты.
Железо на корпуса кораблей с Урала только зимним трактом притащить можно. Пока снег на дороге, как раз на одно судно натаскать успевают. И дело не только в корпусах. Машины тоже из-под Екатеринбурга везут. Деревянные баржи – этого всегда пожалуйста. И то если не слишком большие. Леса в Сибири полно.
Верфь в Томске? Отлично. Только где мастеров брать? И опять вопрос о железе. Здесь оно еще дороже выходить станет. До Урала же дальше… Гурьевский завод? А какая разница? И там и там – зимником тянуть. И там и там – листы малыми партиями делают. Мастерские? Самим машины строить? Коли случится сие – молиться на вас станем. Руки целовать…
Порт? Тут ведь как? Каждое общество, да, почитай, и каждый купчина из серьезных свои склады у реки поставить норовит. Амбар срубить – копеечное дело, и за найм платить никому не нужно. Мостки тоже невелика наука сколотить. Порт – оно, конечно, дело нужное, только кто им пользоваться станет?
Так весь разговор. На все мои предложения – его сомнения. И парохода до Бийска тоже не дал. Аккуратненько так обошел эту тему. Ладно, хоть с парусным судном помочь обещал.
Странно, в общем, разговор прошел. В одни ворота. Городской голова уходил от меня донельзя довольный, а вот я оставался в полной растерянности. Оказывалось, что мой прогресс никому не был нужен. Или я не с той стороны его подталкивать взялся. Опять все упиралось в чертово железо. Нет его – и идея со строительством верфи теряет всякий смысл. Можно, конечно, организовать доставку листов с Гурьевского завода – всего-то сто верст от Кузнецка, а он на Томи стоит. Плоскодонные баржи, поди, пройдут. Только при существующих расценках на речные перевозки в рубль с пуда сталь эта «золотой» выйдет. А пароходы и вовсе платиновые.