Первый фронт - Поселягин Владимир Геннадьевич. Страница 12

— Аномалия, вот в чем решение! Нужно сходить на ту сторону и посмотреть! Ведь с той информацией, что я вам принес, будущее должно измениться!

— Правильно, и в этом мы убедимся в скором времени, — одобрительно кивнул Сталин. И по его голосу я понял, что он давно все обдумал и сейчас легко вывел меня на мысль сходить в мой мир.

— А пока рассказывайте ВСЕ! — чуть подавшись ко мне, велел он.

Набрав в легкие побольше воздуха, я начал говорить. Сталин слушал молча, только иногда в его глазах пробегали молнии. Предсовнаркома интересовало буквально все, но за короткое время до назначенного совещания в Генштабе я успел дать только общую обстановку в мире, начиная с начала Великой Отечественной войны и заканчивая днем, в который переместился сюда. Кстати, именно об этом он расспрашивал особенно подробно — об обнаружении Аномалии и проходе через нее.

Историю встречи известной троицы в Крыму в сорок пятом я рассказал анекдотом.

«Во время февральской встречи в Крыму речь шла о переделе Европы после войны. Рузвельт с Черчиллем говорят товарищу Сталину:

— Иосиф Виссарионович, отдай нам Крым, а мы тебе в ответ прирежем такой же кусок в Европе… По Одеру… Где-то там…

Товарищ Сталин подумал-подумал и говорит:

— Ну хорошо, я отдам вам Крым, если ви отгадаете, какой из этих трех пальцев средний, — и показал он три пальца.

Ну Черчилль удивился и по простоте задачи выбрал средний из пальцев — указательный. Сталин покачал головой и сказал:

— Нэт, нэ ад гад ал!

Рузвельт, тот американец, он понял — надо из пяти выбирать и выбрал средний из пяти пальцев.

— Вот средний, — показал он на средний.

Сталин покачал головой и ответил:

— Нэт, нэ отгадали, — сворачивает из трех пальцев кукиш и говорит: — Вот вам Крым!»

Отсмеявшись, Иосиф Виссарионович мельком взглянул на настенные часы, отбившие семь вечера, встал и сказал мне:

— Вы будете присутствовать со мной на совещании.

Ответить мне было нечего, поэтому, отставив стакан с недопитым чаем, я встал и, торопливо дожевывая печенье, последовал за Сталиным, выходящим из кабинета.

Сидя на заднем сиденье машины, следующей в кортеже, я держал на коленях ноут и отвечал на вопросы Гоголева, сидящего за рулем, который был допущен к полной информации касаемо меня.

— Мы с Лаврентием Павловичем посмотрели кино про контрразведчиков. Скажите, что означает название СМЕРШ?

— Аббревиатура СМЕРть Шпионам. Говорят, сам товарищ Сталин придумал это название.

— Понятно.

— А сколько вы успели посмотреть фильмов?

— Четыре, и один не до конца.

— Можете сказать какие? А то интересно.

— Хм. «Они сражались за Родину» обе серии, хороший фильм, внушающий. Потом «Аты-баты», тоже серьезное кино. Как вы говорите, до печенок пробирает, как они там танки били. Меня до сих пор в дрожь бросает… Дальше включили «В августе сорок четвертого» и на «Освобождении» остановились.

— Ну и как вам информация?

— Война будет страшная, безжалостная! — ответил хмурый Гоголев, поворачивая за идущей перед нами машиной.

— Вы еще не знаете насколько! — со вздохом сказал я, задумчиво глядя в окно.

— Товарищи командиры! Председатель Совета Народных Комиссаров СССР товарищ Иосиф Виссарионович Сталин!

Генералы и адмиралы стоя приветствовали входящего в огромный актовый зал Вождя.

«Нашего бы президента так встречали. Что ни говори, а Сталин действительно не одиозная фигура. Вот с кого нужно брать пример!»

Я сидел на заднем ряду рядом с Гоголевым и с интересом наблюдал за историческими событиями.

— А это кто?

— Где?

— Во-он тот, с лысой макушкой?

— А, это комдив Хрусталев.

— Не Хрущев? — спросил я с подозрением.

— He-а. Хрущева здесь вообще нет, не хрен ему тут делать, он сейчас на Украине.

— Ясно… О, начинается!

К моему удивлению, Сталин не стал сразу вываливать на головы генералов те новости, что я принес. О начале войны. А сделал краткую, на полчаса, политинформацию. На мой вопрос «на фига?» Гоголев ответил просто: «Так надо».

После того как Сталин закончил накачивать военных тем, как они хорошо живут, он сказал:

— А теперь перейдем к тому, почему мы с вами здесь собрались!

Генштаб не знал почему, но молчал, терпеливо ожидая разъяснений.

— А собрал я вас потому… что война с Германией будет. По информации агентуры в Германии, война начнется двадцать второго июня в четыре часа утра!..

Я с интересом наблюдал за зашевелившимися генералами и маршалами, для которых слова Сталина особой новостью не стали. На лицах некоторых была видна растерянность, но преобладала какая-то радость, что ли, как будто они надеялись, что эти слова произнесут вслух, и вот их произнесли.

— …а теперь, товарищи, в течение трех дней план глубоко эшелонированной обороны должен лежать у меня на столе.

На обратном пути я почти задремал, прислонившись к двери, когда меня разбудил вопрос Гоголева:

— Как там наши потомки, помнят о нас?

— Забыть не могут, особенно товарища Сталина. Они его называют великим гуманистом.

— Значат, помнят! — сделал вывод майор и нажал на клаксон, отпугивая собаку, заглушив при этом мой горький смешок.

По возвращении на дачу мне была предоставлена комната, но воспользоваться я ею не смог, так как был постоянно со Сталиным. Мы то изучали привезенные документы, то я отвечал на вопросы Шапошникова, приехавшего по вызову предсовнаркома и тоже допущенного ко мне, то смотрел с ними фильмы. Маршала особенно заинтересовало «Освобождение», так как там давалась более-менее точная информация.

Спать мы разошлись часам к семи утра, уже на ватных ногах и с чумной головой. Пять дней, что я провел в Кремле, куда мы переехали на следующий день, пролетели для меня очень тяжело, так как я практически не высыпался, следуя везде за Сталиным или сидя рядом с Шапошниковым у экрана ноута.

Кстати, по мнению специалистов, создать танк Т-55 они не смогут с теми мощностями, что сейчас в наличии. А вот переделывать Т-34 согласно тем данным, что я привез, они сразу начали на испытательном полигоне в Кубинке, используя местные мастерские.

ППС пошел на ура. Два опытных образца, сделанных буквально на коленке, были переданы бойцам армейского осназа, дислоцировавшимся под Москвой. Испытания выявили ряд недостатков, и после устранения их пистолет-пулемет признали годным для вооружения армии. Выслушав обещания оружейников, что массовый выпуск будет начат через месяц после отлаживания производства, Сталин серьезно поговорил с ними, и срок был уменьшен до двух недель. Принтер не стоял без дела: многое из того, что я принес на флешках, начали печатать. Бумага, что мне предоставили, неплохо подходила для этого. Осталось только запастись картриджами — те два, что я принес, подходили к концу.

Что творилось в войсках после принятия нового устава и начала реорганизации мехкорпусов в мотострелковые и танковые согласно штатам тысяча девятьсот сорок пятого года, я не знал, мне не докладывали, но судя по довольным лицам боевых генералов, перестройка шла полным ходом.

Страна стремительно переходила на военные рельсы, запасая то, чего будет не хватать.

— Подлетаем, приготовься, скоро будет посадка! — сказал мне Гоголев, сидящий рядом на жесткой скамье. Зашевелились бойцы охраны из осназа ГБ. В иллюминатор «Дугласа», на котором мы летели, была видна близкая земля. Вот мелькнула под нами синяя ленточка реки, и снова внизу проносится изумрудная трава…

Наконец, чуть скакнув, транспортник коснулся бетонки и побежал, гася скорость и подпрыгивая на неровностях, к стоящим рядом с вышкой ангарам.

К моему удивлению, кроме дежурного звена, ни одного самолета я на поле не увидел.

Вдалеке лежали несколько штабелей досок — и все!

— Товарищ комиссар государственной безопасности, а где самолеты?

— Да на запасных и засадных аэродромах сосредоточены. Сейчас же идут особые учения, вот они и тренируются маскироваться и летать с простых грунтовых полос. Нас, кстати, сопровождало звено «ишачков», ты разве не видел? И еще встречались. Учения.