Дилетант галактических войн - Михеев Михаил Александрович. Страница 15

Вся Ингушская кампания развивалась откровенно по-дурацки. Вроде и опыт чеченских войн был, а всё равно так ничему толком и не научились. Нет, в отличие от Чечни, сделать смогли многое — не было той массовой бойни, как в девяностых годах прошлого века, однако банды ходили крупные, и задавить их так и не получалось. Снабжение у боевиков было отличное, выучка — тоже на уровне, чувствовалась опытная рука США. Отлавливали, конечно, потихоньку, но гораздо медленнее и с куда большими потерями, чем хотелось бы. Впрочем, что значит «с большими потерями, чем хотелось бы»? Не хотелось бы никаких потерь, только война без жертв, увы, не бывает, как ни старайся, можно их снизить, но и только. А у генералов пока что и этого толком не получалось. Вот и сидели сейчас уцелевшие десантники и, экономя патроны, отстреливались, с тоской глядя на покрытое низкими тучами небо — для вертушек погода нелётная, как ни крути. Помощи оставалось ждать только от своих, которые наверняка уже шли сюда на БТРах, только пока они ещё дойдут… Рацию разбило в самом начале, и, к бабке не ходи, немалая часть драгоценного времени была затрачена на бесчисленные утряски, согласования и принятие решения. Хорошо ещё, что запас мин у боевиков был, видимо, невелик, хотя и того, что свалилось на десантников, было достаточно, чтобы смешать их со щебёнкой. Да ещё повезло, что снайперов хороших у боевиков не было — те два олуха-любителя, что пытались изображать из себя крутых, были сняты в самом начале боя, благо крупнокалиберные пулемёты уцелели. Они, кстати, и позволили отбить первые две атаки, но сейчас у них практически кончились патроны. Боевики, правда, этого пока что не знали и осторожничали, но рано или поздно до них дойдёт, что по ним давно уже работают только калаши, и с этого момента время жизни взвода будет исчисляться минутами.

Можно было, конечно, бросить всё и отступить, вряд ли боевики будут их преследовать, не в том они положении. Но приказ есть приказ, и десантники зубами вцепились в высоту, как уже не раз бывало в русской истории…

Помощь пришла неожиданно. Бесшумной молнией высверкнул в низких тучах стреловидный аппарат, и почти сразу же среди боевиков вспухли облачка белого дыма. А потом аппарат, похожий на красочную иллюстрацию к фантастической книге, мягко опустился прямо в ущелье, и из него начали выпрыгивать крепкие ребята в приметной чёрной форме со старыми добрыми «Калашниковыми» в руках. Человек десять, не более, но двигались они уверенно, так, будто им ничего не грозило.

То, что случилось дальше, повергло десантников в лёгкий шок. Ни один из боевиков даже не пытался не то что стрелять, но даже просто подняться, зато новоприбывшие старались вовсю — шли себе от одного лежащего боевика к другому и скупыми, на два-три патрона, очередями просто пристреливали их. Били в основном в головы, иногда в живот или в грудь, но так, чтобы если даже и не убить сразу, то до госпиталя не довезти наверняка. Такая спокойная деловитость просто потрясала воображение.

Накладка получилась всего одна: один из тех «чёрных», что, деловито постреливая, направлялись к позициям взвода, внезапно получил жёсткий отпор. Какой-то боевик не пожелал спокойно лежать, а вскочил и полоснул из автомата. «Чёрного» отшвырнуло назад, но, прежде чем боевик успел поменять магазин, идущий следом за упавшим его подельник в каком-то нечеловеческой длины прыжке преодолел разделяющее их расстояние. Короткая вспышка — и тело боевика буквально распалось на две части, а в руках у прыгуна оказался самый настоящий лазерный меч, совсем как у джедаев в фильме.

— Твою мать!.. — довольно эмоционально выдал, поднимаясь, упавший, что само по себе было невероятным — автоматную очередь в упор не выдержит никакой бронежилет. — Твою… … … … … мать!

— Спокойно, Семёныч, спокойно. Живой? — спросил его спаситель, убирая ярко светящийся красным клинок и вешая оружие на пояс.

— Да живой, … … … Думал, всё, песец пришёл.

— Когда он придёт, ты не заметишь, поверь. Ну что, надо прибраться, а то очень уж результат в глаза бросается.

— Угу. А чего не стрелял?

— Да переклинило чего-то. Ладно, кто пойдёт за дезинтегратором?

— А зачем? Сунь под эту падаль гранату, когда рванёт, никто уже не будет разбирать, что там за раны и от чего он помер.

— Тоже верно. Твоя идея, вот и займись. Инициатива, сам знаешь, наказуема.

Пока Семёныч, тихо ворча себе по нос, возился с гранатой, второй не торопясь подошёл к напряженно замершим в окопах десантникам и негромко поинтересовался:

— Кто старший?

— А ты кто? — спросил, поднимаясь из-за валуна, командир взвода лейтенант Голованов, совсем молодой офицер, недавно прибывший из училища. Дельный офицер, надо сказать, и в бою не струсил, несмотря на молодость, имел неплохой опыт, отслужив срочную в так до конца и не замирённой Чечне.

— Адмирал Ковалёв. С кем имею честь?

— Лейтенант Голованов, командир…

— Без разницы, — прервал его Ковалёв. — Что у тебя? А то я случайно пролетал, бой засёк, понял, кто с кем воюет, а больше ни хрена не знаю.

— Да вот…

Лейтенант коротко обрисовал ситуацию. Ковалёв задумчиво кивал, хмурился, потом, ничего не скрывая, в двух словах объяснил, кто он, что случилось с боевиками (парализовало их, — было на разведкатере такое оружие, газ паралитический, тот боевик, что ожил, вне его зоны действия оказался) и перспективы дальнейшего сотрудничества.

Перспективы были, кстати, вполне приемлемые. Ковалёв попросту предложил желающим лететь с ним, остальным же пришлось бы пройти процедуру наложения ложной памяти — что поделаешь, секретность. Были бы десантникам после этого почёт и уважение плюс ордена-медали на грудь, ибо все вокруг, в том числе и они сами, были бы свято уверены в том, что именно они, силами одного взвода, проявив чудеса героизма (так, надо признать, и было) и невероятное воинское мастерство (а это уже с натяжкой, конечно), положили здесь всю банду. Надо признать, шикарные условия, тем более времени у Ковалёва было ещё часов пять — раньше до перевала никому было не добраться.

Многие (хотя как считать, их и осталось-то всего ничего) согласились, особенно тяжелораненые. Синицын тоже пошёл. А что? Ковалёв пообещал вырастить новую ногу и слово своё, надо сказать, сдержал. Да и с матерью дал возможность встретиться ещё до похоронки. Всё честно, такие авансы надо отрабатывать, вот и отрабатывал теперь Синицын и жизнь свою, и будущую обеспеченную жизнь, в поте лица прокладывая курс космического линкора.

Кстати, оказалось, что Синицын, как и сам Ковалёв, относится к суперменам, или суперам, как в шутку, с долей иронии, [11] окрестили их остальные члены экипажа. Их и было-то всего человек десять на всю эскадру, они подчинялись Ковалёву напрямую и были собраны здесь, на флагманском линкоре. Ничего, кроме осознания собственной исключительности и лишней головной боли (на тренировках им доставалось больше всех), Синицыну это не принесло, однако способность согнуть руками рельс лишней не бывает, уж это в доказательствах не нуждается…

Синицын перевёл взгляд на сидевшего за соседним пультом лейтенанта-артиллериста. Хороший мужик, кстати, математик, доктор наук, в Питере в Горной академии преподавал. Загибался от рака в последней стадии, хирурги только руками разводили, расписываясь в собственном бессилии. Здесь, в корабельном стационаре, его поставили на ноги менее чем за сутки, но прежде взяли с него согласие служить. Вообще, если подумать, Ковалёв никому не помогал просто так — все, кто шёл сейчас с ним, были ему обязаны или своей жизнью, или своим здоровьем, или жизнью-здоровьем своих родственников. Синицын с некоторым неудовольствием подумал, что Ковалёв очень чётко делит мир на своих и чужих. В смысле, что ради своих нужно в лепёшку расшибиться, но помочь, а чужие пусть хоть загнутся все разом, ничего в груди не дрогнет. Из этого определения, правда, выпадал тот факт, что Ковалёв пришёл на помощь их взводу, совершенно не представляя, будет ли что-то с этого иметь, ну и ещё несколько подобных же эпизодов (кстати, после одного из них в экипаж добавился немец, а после второго — аж трое американцев), но общую картину это никак не меняло, поэтому Синицын списал их на непредсказуемые выверты психики адмирала.