Дилетант галактических войн - Михеев Михаил Александрович. Страница 14

— То есть я — идеальный солдат Первой империи?

— Теперь да. Именно поэтому ты имеешь такие физические кондиции и предрасположенность к военному делу, я имею в виду твои мозги.

— Ясно. И что дальше?

— А дальше нам придётся думать, как с максимальной эффективностью использовать то, что мы сейчас имеем…

Глава 6

Спустя три года…

Александр Синицын, третий штурман линкора «Громовая звезда», закончил прокладку курса и с наслаждением откинулся в кресле. Захотелось покурить, но он усилием воли подавил в себе это желание — курить на вахте было запрещено строжайше, тем более что физиологически тяги к курению после регенератора Синицын не испытывал. Оставалась привычка, но для её устранения требовалась психологическая коррекция, а её Синицын делать отказался — хватит с него и пси-блокировки. Хотя Шерр и предлагал, конечно.

Ничего сложного в прокладке курса не было — практически вся работа делалась ходовым компьютером линкора, оператору, в данном случае штурману, требовалось лишь корректировать его действия. Что поделаешь, космос только кажется пустым и бесконечным, на самом деле он меняется с прямо-таки космической быстротой. То метеоритный рой пройдёт, то газовое облако… Из-за того, что в этих местах давным-давно никто не летал и никакого слежения за пространством не проводилось, приходилось уподобляться первопроходцам. С учётом же сумасшедшей скорости эскадры (и это ещё экономичный ход, о-о-ой что будет, когда корабли форсируют движки для атаки) и в общем-то несовершенства, точнее, ограниченности инициативы компьютеров, присутствие человека на вахте становилось обязательным. Синицын как-то спросил Шерра, почему на компьютеры кораблей наложены такие жёсткие ограничения. Шерр тогда вздохнул и сказал, что когда-то, ещё на заре экспансии, Вторая империя пережила период увлечения думающими машинами. Результаты разбирали несколько десятилетий, а восстанавливать некоторые из городов даже не стали — проще было построить новые, чем разгребать развалины.

Так что сидел теперь штурман Синицын в своём кресле уже третий час и периодически уточнял курс — а что делать, надо. Ещё часа полтора — и смена: вахты четырёхчасовые, три штурмана и второй помощник, тоже штурман. Словом, жить можно. Правда, случись бой, все они соберутся здесь, работа, по словам всё того же Шерра, будет адова, но пока что ничего особенного, можно перекинуться парой слов с вахтенным артиллеристом или ещё с кем, попить кофе… В первые дни похода было, конечно, тяжелее — опыта, считай, никакого, учебные манёвры вокруг системы не в счёт. Там и скорости другие, и расстояния, а главное, время совсем не то, пятнадцать-двадцать минут — и всё, уступай пульт сменщику. Не успевали уставать. А когда пошли в глубокий космос, там да, работать пришлось на полном серьёзе, после первой вахты вообще еле-еле до койки добрался, но привык очень быстро, всё же система обучения у имперцев великолепная, знания лежат в голове именно так, как положено. Надо было только научиться грамотно их использовать, приходит это с опытом, а опыт земляне нарабатывали быстро.

С лёгким шипением разошлась входная диафрагма, и в ходовую рубку стремительно вошёл Ковалёв. Точнее, адмирал Ковалёв — звания первые офицеры эскадры присвоили себе самочинно, но тут уж сложно было их упрекать, всё равно из настоящих офицеров империи оставался только Шерр, да и тот был не главой генштаба, а иерархию выстраивать было жизненно необходимо.

Синицын вскочил, как подброшенный невидимой пружиной, — всё-таки рефлексы, вбитые годами службы, давали о себе знать. Ковалёв отмахнулся — сиди, мол, — и направился к своему личному пульту. Конечно, он мог подключиться к корабельному компьютеру откуда угодно, хоть из сортира, но работать предпочитал всё же на мостике. В принципе он здесь почти постоянно находился — пожалуй, адмиралу без опыта вообще приходилось в этом походе тяжелее всего, и он спешил, устраняя пробелы в собственных знаниях и постигая на бегу то, что не успел или по собственному разгильдяйству пропустил на Земле.

Однако сейчас Ковалёв не стал рассиживаться за пультом, быстро прогнал какие-то расчёты, кивнул удовлётворенно и встал. Окинул взглядом рубку, склонившихся над пультами людей (в походе особой работы не было, в рубке, включая его самого, было восемь человек) и хмыкнул. Хотя народ и несколько расслабился после напряжения первых дней полёта, но всё было в меру, никаких запредельных вольностей, так что придраться было не к чему.

Неторопливым шагом (рубка была, как и всё на этом корабле, большая, не то что на эсминцах) Ковалёв подошёл к обзорному окну. Два метра бронестекла исключительной прозрачности отделяли его сейчас от космоса. В бою поверх стекла надвинутся толстенные плиты корабельной брони и информация будет поступать с экранов, но пока что можно было вживую видеть звёзды. Их свет на таких скоростях искажался в точности согласно теории относительности, но, слава богу, это было единственным, в чём Эйнштейн оказался прав. Никаких фокусов со временем, никакого принципиального светового барьера не существовало, корабли пёрли через пространство в сотни раз быстрее, чем было теоретически возможно, и ничего, никто от осознания этого вопиющего факта пока не умер.

Синицына, успевшего до армии и сержантских погон заиметь ещё и диплом физика (ну, почти успевшего — вылетел с пятого курса за драку), этот факт первоначально несказанно удивлял, но ровно до того момента, как он познакомился с позицией на сей счёт имперских учёных. Надо сказать, их мнение резко отличалось от выкладок земных специалистов и было подкреплено солидным аргументом в лице боевых кораблей, на одном из которых Синицын сейчас и находился. Критерий науки — эксперимент, поэтому Синицын предпочёл довериться учёным империи и не прогадал. Во всяком случае, сейчас он нёсся к звёздам, хотя ещё полтора года назад и помыслить не мог ни о чём подобном.

Впрочем, когда он встретился с Ковалёвым в первый раз, он вообще мало о чём способен был думать — лежал с оторванной по колено ногой, смотрел невидящими глазами на окровавленную культю, наспех перевязанную промокшим от крови бинтом, и на сердце была такая смертная тоска, что помереть впору. От желания сунуть в рот ствол автомата и нажать на спуск его удерживало только то, что химия, которой обколол его приданный их взводу врач, не военный даже, а обычный гражданский, из местных, не только снимала боль, но и наполняла мозги жутковатой вялостью, не позволяющей окончательно сойти с ума. И ещё, наверное, держало его осознание того, что боевики, чьи фигурки всё чаще мелькали между камнями, вот-вот доберутся до них и тогда всё равно все кончится, но он, возможно, успеет прихватить кого-то из них с собой в отместку. Во всяком случае, десяток патронов в магазине и граната у него ещё оставались.

Задание, которое выполнял их взвод, с самого начала дурно пахло. Оседлать ущелье и не дать остаткам разбитой банды пройти по нему — задача в принципе нехитрая, только сил для этого у них было явно маловато. Правда, и направление, которое они перекрывали, командованием расценивалось как второстепенное, возможность прорыва боевиков именно здесь считалась скорее теоретической. Ну в самом-то деле что ущелье, наиболее лёгкий путь отхода, будет перекрыто, ясно было и младенцу, а стало быть, боевики или попытаются проскочить там, где их не будут Ждать, или разобьются на маленькие группы, которые будут просачиваться поодиночке. В любом случае, если не дураки, не полезут. Так, очевидно, размышляло высокое начальство, распределяя свои не такие уж и большие силы, и поставило в ущелье, на господствующей высоте, всего взвод, хотя и усиленный парой крупнокалиберных пулемётов. Но боевики оказались то ли слишком напуганными, то ли слишком глупыми, то ли, наоборот, умными и хладнокровными, умеющими просчитывать рассуждения своих армейских оппонентов — похоже, наиболее вероятным было как раз последнее предположение, поскольку в ущелье не только ломанулась почти вся банда, более полутысячи хорошо вооружённых и обученных рыл, в основном наёмников со всего света. Они притащили с собой ещё и пару миномётов, которые, по всем прикидкам, должны были давным-давно бросить, чтобы облегчить себе отход. И, не дожидаясь, пока взвод обнаружит своё присутствие, расположили их в зелёнке и первыми открыли огонь. Может, был среди них грамотный командир из бывших офицеров — по слухам, среди боевиков и выпускники академии генштаба попадались. А может, просто разведка боевиков хорошо сработала — или засекли десантников, или заранее были о них предупреждены, среди штабных попадались гниды, продающие за хорошие деньги информацию боевикам. Контрразведка свирепствовала, конечно, но справиться с этим положением пока что не могла.