Мир Трех Лун - Орловский Гай Юлий. Страница 28

— Вон в ту дверь, — велел старший. — Эй, держите там пошире!.. Ну, взяли?

— Хорошо, — сказал кто-то, — не на самый верх…

— Туда нас все равно не пустили бы, — успокоил старший.

Помещение, куда начали затаскивать мебель, огромное, но не зал, нет колонн, хотя мраморные полуколонны выступают из стен напротив друг друга.

С той стороны двери немолодая женщина в длинном платье, строгая и чопорная, застыла почти по стойке смирно. Поморщилась, когда мы с грохотом, шумом и руганью начали вносить тяжелые шкафы, но смолчала, даже не шевельнулась и бровью не повела.

Мы пронесли и поставили на указанные места. Я торопливо зыркал по сторонам: сейчас все, что вижу, рассматриваю только под углом, а не пригодится ли для того, чтобы скакнуть обратно, а руки тем временем двигают массивный стол, размещают огромный шкаф у стены, я как бы в двух ипостасях, что непривычно для меня, не очень склонного напрягать мозги.

Слуги поглядывали на роскошное ложе под балдахином и прохрюкивали обычные мужские шуточки. Я окинул быстрым взглядом стены, расписной потолок, два широких арочных окна с витражными стеклами изумительно чистых красок, от которых радостнее бьется сердце.

— Ого, — сказан я с невольным восторгом, — ну и красотища… Королевой можно стать только ради того, чтобы здесь жить.

Старший из слуг посмотрел на меня как на дурака.

— Королева? Ты что, одурел?

Я удивился:

— А что? Это не ее покои?

Он фыркнул:

— Конечно. Здесь одна из ее фрейлин. Даже не знаю, как зовут. У королевы их много. И еще меняются часто.

Второй слуга сказал знающе:

— Здесь Карелла Задумчивая. Ну, та, ты ее видел, идет всегда самой последней из всех фрейлин.

— С вот такими? — спросил еще кто-то и показал ладонями. — И мордочкой, как у ребеночка, хотя стерва, как говорят, еще та?

— Она, — подтвердил старший и добавил с объективностью спортсмена: — Хотя насчет стервы не знаю.

— Хорошо живут фрейлины, — сказал я. — Каковы же тогда королевские покои?

Он пожал плечами:

— Кто знает? Туда наша простая мебель не нужна. У нее все создано магией.

— Ого, — сказал я невольно, — хорошо жить не запретишь. Это же сколько нужно магии?

— Она королева, — напомнил он.

— А где, — поинтересовался я, — вторая королева?

— Андрианна? — переспросил он. — Да где-то в этом же дворце. Только ее комнаты еще дальше. Может быть, когда-то принесем что-то и в ее комнаты.

— А ей создают не магией?

— Ну, это будет слишком. Она же младшая…

Другой уточнил педантично:

— И не королева, а принцесса.

— Королева, — возразил старший, — но младшая из королев!

— Тогда почему…

— А чтоб не путать, — объяснил он. — Ладно, отдохнем и потопаем вниз.

Они шумно переводили дух, я еще раз огляделся, сразу видно, какая часть комнаты обжита больше всего: роскошный стол придвинут к стене, там зеркало чуть ли не до потолка, и еще по два зеркала в роскошных позолоченных рамах вделаны в стену почти вплотную одно к другому.

— Зеркал много, — сказал я, — но стоят неверно.

Старший спросил непонимающе:

— Как это?

— Их нужно поставить иначе, — сказал я, — одно оставить как стоит, а два вот сюда. Нет, одно сюда, а второе сюда…

— Зачем? — спросил он тупо.

— А чтоб не мучать служанку с этой штукой, — сказал я и указал на овальное зеркало с ручкой, оставленное на столе на самом видном месте. — Это же так просто.

Он отмахнулся.

— Брось. Уходим. Нам ничего нельзя трогать. А то та церемонная дура уже кривится. Еще стражу вызовет…

Он первым направился к выходу, а я заметил, как служанка, прикрепленная то ли к этому этажу, то ли к этой комнате, проводила нас очень подозрительным взглядом. Хорошо, не начала обыскивать на предмет — много ли украли из покоев, а что украли, то наверняка, мы же самый низший класс, сброд, ворье и нечистый люд, а вот они, слуги второго этажа и выше, — уже высшая раса.

Мы работали внизу, когда сверху спустился один из обслуживающих покои глердов, нарядный, как попугай, вымытый и вычищенный, прилизанный, как тюлень.

Мы сделали вид, что не замечаем, только у Фрийда такой вид, словно ищет взглядом булыжник, оружие пролетариата.

Слуга постоял, давая собой налюбоваться, таким красивым и нарядным, оглядел нас свысока, всем видом подчеркивая, что снисходит к нам, земляным червям.

Я вообще не замечал, ходють всякие, и без сопливых скользко. Ему пришлось спуститься с лестницы, но ко мне приблизился важно и вразвалку, выпячивая брюхо вперед.

— Эй ты! — сказал он барским голосом. — Тебя Юджином зовут?..

Я ответил мирно:

— Вообще-то я привык отзываться на «эй ты!». Может быть, это мое настоящее имя? Человек должен менять имена, как ящерица шкуру. А вот у тебя, похоже, приросла.

Наши слуги потихоньку загоготали, даже Карнар заулыбался. Нарядный слуга напыжился, сказал жирным голосом:

— Будешь звать меня господином Наором.

Я оглядел его с головы до ног. За милю видно, что прыщавое ничтожество, угодливое и скользкое, такие всегда и всеми силами стараются угодить старшим и втоптать в грязь тех, кто ниже.

— Ты не из глердов, — сказал я. — Так что никакой не господин. Пошел вон, дурак.

Остальные слуги поглядывают на меня с интересом, во взглядах одобрение, но сами задираться так не посмеют, а этот Наор покраснел, побагровел даже, раздулся, как петух, но не заорал, а проговорил срывающимся голосом:

— Что?.. Ты посмел?.. Да ты знаешь, кто я?

— Дурак на побегушках, — ответил я безжалостно. — Твои родители здесь служат, как служили их предки. Вот и тебя, дурака, пристроили, заверив, что воспитали послушного и угодливого сынка… Все верно? А теперь пошел вон, а то в рожу дам, ухи отпадут.

Он взвился, задергал ногами, но сник что-то слишком быстро, будто и наверху уже знают, как Суховерт пытался на меня наехать и нагнуть. Хотя да, слуги наверняка знают.

— Ты у меня еще попляшешь! — закричал он.

Я демонстративно сжал кулаки и повернулся к нему, медленно и угрожающе наклоняя голову. Он вспикнул, ринулся прочь, его почти женские каблучки быстро-быстро застучали по каменным ступенькам, поспешно хлопнула дверь.

Карнар проводил его взглядом, покачал головой. Когда повернулся ко мне, в глазах было и одобрение, и сожаление.

— Зачем тебе наживать врага?

Я пожал плечами:

— Нужно давать отпор. Хотя бы на первых порах.

— Тебя уже никто не пробует на излом, — заверил он. — Суховерта было достаточно.

— То другое, — объяснил я. — Тогда пробовали силу, а сейчас то ничтожество старается подавить величием и женскими тряпками.

Он усмехнулся:

— То не женские тряпки. Так их одевают там, наверху.

— Если позволяют себя так одевать, — возразил я, — то пусть не жалуются, что мы к ним так и относимся.

Он сказал со вздохом:

— Но ты начал нарываться.

— Надоело гнуться, — признался я.

— Младшие всегда гнутся перед старшими, — напомнил он. — Ты это… рано, понимаешь? Рано вздымаешь гребень.

— Но не до такой же степени гнуться, — возразил я. — Одно дело — выказать уважение, другое… когда вот так стараются втоптать в грязь, чтобы самим казаться выше и чище.

— Опасные речи, — сказал он тихо.

— Но мы же здесь свои?

Он сказал еще тише:

— И все равно попридержи язык.

Я смолчал, слуги разошлись по своим местам и продолжали работу, на меня поглядывают опасливо, словно ждут неприятностей и для себя, а для меня будут точно: мир такой, это хорошее надо ждать, да и то не дождешься, а неприятности набегут сами.

Когда открылась дверь, а на верхней площадке появился грузный слуга в одежде третьего этажа, все сразу перевели пугливые взгляды на меня.

Слуга пробежал по ним взглядом, всмотрелся в меня.

— Эй, ты и есть Юджин?

— Я, — ответил я независимо и продолжал заниматься своим делом, в то время как в подвале все замерли от такой дерзости.