Мир Трех Лун - Орловский Гай Юлий. Страница 37

Я запнулся, стараясь вспомнить, какие еще есть на свете деревья, но в голову лезут только секвойи, пальмы и прочие бабоебы, причем из пальм сразу вспомнил банановые, финиковые и ананасовые, хотя насчет ананасов не уверен. Да и гамбургеры вроде бы растут не на деревьях, а где-то еще…

— Не знаешь, — проговорил он. — Те деревья, что ты назвал, растут на разных землях, а не вперемешку. К тому же даже я не все знаю.

— Мир велик, — сообщил я. — Кто бы подумал!

— Может быть, — предположил он, — ты не лесной варвар, а горный? Там вверху живут какие-то народы, но до них пока не добрались… Ладно, мне все равно. Лишь бы работу делал.

Конечно, это брехня, такой человек не мог сказать всерьез, что ему все равно. Все маги ищут новое и старательно раскрывают тайны мира, так что Строуд буквально через час, как будто невзначай проходя мимо, остановился и придирчиво смотрел, как я толку пестиком в деревянной ступке пересохшие корешки странных растений, похожих на женьшень, хотя я этих женьшеней в глаза не видел.

— У вас такие есть?

— Кто, — спросил я, прикинувшись непонимающим, — ступки?.. Есть, только у нас каменные. Мы же горные, нам проще из камня, чем из дерева.

Он запнулся с ответом, подумал, приподнял брови — это выглядит устрашающе, словно отряд копейщиков готовится встретить атаку конницы.

— Каменные?.. Странный подход. Хотя… в чем-то есть смысл. Каменные ступки делать труднее, но прослужат дольше… Интересно посчитать, насколько это выгоднее или же наоборот…

Я открыл рот в изумлении.

— Дык у вас все красивше!.. Что там наши ступки!.. Мы ж дикари! Хоть и умные. Зато вы красивые!..

Похоже, ему нравится видеть изумление на лице и в глазах дикаря, когда он рассказывает об удивительном и прекрасном королевстве, что выстаивает среди невежества, дикости и злобы, являя собой миру пример правильно устроенного государства.

Даже каменоломни, как он объяснил, острая необходимость для королевства. Много камня требуется на постройку вовсе не роскошного дворца, как утверждают смутьяны, а защитных стен против диких народов, нападающих с севера, полудиких — с востока, странных — с запада и кочевых — с юга.

— Ого, — сказал я с уважением, — вы как утес среди моря… Я имею в виду королевство.

— Примерно так, — согласился он. — А ты знаешь и о существовании морей?

Я ощутил, что снова попался, сказал с тупым видом:

— Да слышал как-то, мол, как утес в море, но не знаю, что это.

— Значит, — сказал он, — в твоем диком племени знают. Любопытно…

Я сказал торопливо:

— Наверное, кто-то из ваших забрел к нам и того, одичал. От него и узнали. Может быть, и сейчас там живет. У нас жить можно. Не то что здесь!

Он нахмурился.

— Вообще-то есть запрет на передачу наших секретов варварам. Если вернется, его повесят. Но, конечно, не вернется. Какой-нибудь опасный преступник, сбежавший от виселицы. Такому только среди вас и место.

— Да, — согласился я, — у нас свобода и первобытная демократия. Демократия может быть только первобытной.

Он сказал поощряюще:

— Ты интересный дикарь. У тебя такая жажда к знаниям, хотя на диво крепкий и сильный, что вообще-то неудивительно, у вас другим и не выжить…

— Да, — подтвердил я, — у нас там все умные и сильные, мы ж дикари!.. Правда, магии у нас нет вовсе. Почему?

Он посмотрел с нескрываемым чувством превосходства.

— А ты еще не заметил, магия доступна только… гм… умным? Королева обладает магией, как и Мяффнер или остальные члены ее Тайного Совета, а слуги нет. За редким исключением, конечно. Среди простолюдинов почти нет, а если вдруг находится, приглашают в столицу, а то и ко двору, где может и сам развиться, и королевству пользу принести.

Я прошептал:

— Какая разумная политика!

Он бросил короткий взгляд, но не стал спрашивать, откуда знаю такое слово, при дворе можно любое услышать, сказал величественно:

— Весь мир един, а человек в нем как голова или сердце… или душа, не знаю, но правит он… если умеет. Вот ты можешь поднять руку, сжать кулак, указать на кого-то пальцем?

— Ну?

— Хорошо, — сказа он терпеливо, — а задержать дыхание?

— Могу, но ненадолго.

— Ага, уже труднее. А ускорить биение сердца?

Я покачал головой:

— Оно само ускоряется, когда бегу или тащу тяжелое. А вот так одним желанием — нет.

Он сказал с удовлетворением:

— А есть люди, что умеют. Вот так и маги. Они умеют все, что и остальные, но кое-что знают и умеют больше других.

— Этому обучаются?

Он кивнул:

— Да. Некоторые. А другие умеют изначально. От рождения. Как вот кто-то из простых ушами шевелит, а кто-то нет. К примеру, маг Плетиус знает все о воде, о подземных ручьях, потому умеет выводить их на поверхность.

Я сказал с уважением:

— Ого, он может орошать засушливые земли?

Он усмехнулся:

— Только там, где есть в глубинах ручьи. Если их нет, никакая магия не поможет. Это будет уже не магия, а чудо, а чудес, как известно, не бывает.

Я промолчал, тут Плетиус не весьма, потому что если кто-то умеет выводить из-под земли воду, то другой может наловчиться брать из грозовой тучи электричество. К счастью, такая дикая идея никому не приходит в голову, но для меня вовсе не дикая, хотя все-таки дикая, если учесть, что брать придется с помощью магии.

Он с кряхтением поднялся, с усилием разогнул застывшую спину.

— Телеги скрипят… Привезли по моему заказу. Пойдем, учись отбирать нужное.

Глава 12

На залитом солнечным светом дворе — веселые голоса, две телеги с молоком и кругами сыра уже разгрузили, с третьей снимают клетки с кудахтающими курами и гогочущими гусями, возница поспешил навстречу Строуду.

— Ваша магость, — сказал он с низким уважительным поклоном, — все собрали, все привезли…

Строуд отбросил оленью шкуру, накрывающую груду веток, корешков и пучков трав.

— Запоминай, — сказал он мне настойчиво, — вот эта травка с такими листочками — единственная, что вбирает изливаемую с небес магическую мощь. А вот эти корешки видишь?.. Как они тебе?

Я ответил глупым голосом, догадываясь, какой ответ ждет:

— Самые обычные. Везде такие.

— А вот и не такие, — сказал он торжествующе. — Эти особенные! Их нельзя класть на металл. Хоть на медь, хоть на бронзу.

— Почему?

— Сразу вспыхнут жарким огнем, — ответил он. — И могут устроить пожар. Проверено! К счастью, растут по сто лет, а силы достигают только на последний. Так что пожары от них реже, чем от упавшей по пьяни свечи… Или вот те высушенные кленовые листья. Все ерунда, за исключением вон того, что просто багряный, но с желтыми жилками. В нем есть сила!.. Правда, не сама по себе, но просыпается в смесях…

Я кивал, слушал почтительно, но за это время из главного дворца вышли и пошли через наш двор глерды высшего ранга: Роднер Дейнджерфилд, Мяффнер, — и я сразу перенес все внимание на них.

Дейнджерфилд все в той же темной одежде и кирасе из черной бронзы, а Мяффнер, советник королевы, по контрасту вроде бы еще меньшего роста, чем на самом деле, толстенький, с пухлым розовым лицом, совсем домашний поросеночек, в то время как суровое и жестокое лицо командующего дышит силою и властью.

— Если вы не сумеете убедить королеву, — донесся настойчивый голос командующего, — то кто?.. А если не убедить, нас ждут беды. Да что там беды — катастрофа…

Мяффнер ответил жалко:

— Понимаю. Но меня охватывает дрожь, как только подумаю, что скажу такое самой королеве именно я!

— Больше некому, — жестко сказал Дейнджерфилд. — Промедление погубит нас всех. Да что нас — погубит королевство!

Мяффнер, растерянный и жалкий, развел руками в беспомощном жесте. В нашу сторону от главного здания заспешил Виллис Форнсайн, чем-то неуловимо смахивающий на Дейнджерфилда помимо одинаковых кирас, поясов и сапог.

Поклонившись командующему, он обратился к Мяффнеру: