Мартовскіе дни 1917 года - Мельгунов Сергей Петрович. Страница 110

К чему могла, бы привести гражданская междоусобица, которой так старалось в первые р?шающіе дни революціи изб?гнуть верховное командованіе? Гадальныя карты о судьбах Россіи каждый будет раскладывать по своему разуму и предвид?нію. Позорный конец войны? Сепаратный мир? Преждевременный развал Россіи? Реставрація при сод?йствіи н?мцев? "Не каждому дано вид?ть, что можно" — резонерствовал Маклаков на Государственном Сов?щаніи. "Политическая программа момента диктуется не волею партій, а волею исторіи" — говорил он, полагая, что эту "волю" познает "своим инстинктом" "глубинная темная масса народа". — "Россія за революцію себя не продаст". Сколько иллюзій семнадцатаго года разбила жизнь, ...исторіи им?ет право установить лишь факт, что вс? т? предначертанія, которыя рождались в сред? военнаго командованія, были чужды психологіи момента и в силу этого неосуществимы. "Покуда в?рят и хотят этой революціи, покуда революціонная власть исполняет свой долг, защищает Россію и ведет Россію, до т?х пор см?шны какіе бы то ни было заговоры" — констатировал Маклаков на Государственном Сов?щаніи. То, что могло быть еще сомнительным в август?, было безспорной истиной для марта и апр?ля. Непродуманныя политическія авантюры (план ген. Врангеля оказался в точном смысл? слова пуфом, встр?тив весьма небольшіе отклики в "правых" кругах) творили лишь злое д?ло для Россіи. "Достаточная скрытность" никогда не является гарантіей и особенно в той сред?, которой не свойственны конспиративные замыслы. Таинственные слухи ползли, с?яли разлад, создавали напряженную общественную атмосферу и расширяли плацдарм, на котором могли возрастать плоды демагогіи крайняго сектора революціонной демократіи.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.

РЕВОЛЮЦIОННОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО

I. Концентрація власти.

1. Идея преемственности.

В. Д. Набоков в воспоминаніях уд?ляет серьезное вниманіе разсмотр?нію т?х "преюдиціальных вопросов", выражаясь ученой терминологіей мемуариста, которые безпокоили юристов при поисках правильной вн?шней формы для выраженія акта 3-го марта. Можно ли было в д?йствительности считать Мих. Ал. с формальной стороны в момент подписанія отреченія императором? В случа?, р?шенія вопроса в положительном смысл?, отреченіе мимолетнаго кандидата на россійскій престол могло бы вызвать сомн?ніе "относительно прав других членов императорской фамиліи" и санкціонировало бы беззаконіе с точки зр?нія существовавших Основных Законов, которое совершил имп. Николай II, отрекшійся в пользу брата. Легисты из этого лабиринта "юридических тонкостей" вышли (или думали выйти), выработав эластичную формулу, гласившую, что "Михаил отказывается от принятая верховной власти". К этому, по мн?нію Набокова, собственно и должно было свестись "юридически ц?нное содержаніе акта". Но "по условіям момента казалось необходимым... воспользоваться этим актом для того, чтобы в глазах той части населенія, для которой он мог им?ть серьезное нравственное значеніе — торжественно подкр?пить полноту власти Врем. Правит, и преемственную связь его с Гос. Думой" [443]. В первой деклараціи Врем. Правит. — подчеркивает Набоков — "оно говорило о себ?, как о кабинет?", и образованіе этого кабинета, разсматривалось, как "бол?е прочное устройство исполнительной власти". Очевидно, при составленіи этой деклараціи было еще неясно, какія очертанія примет временный государственный строй [444].

Акт, подписанный В. Кн. Михаилом, таким образом, являлся "единственным актом, опред?лявшим объем власти революціоннаго временнаго правительства и устанавливавшим за ним "в полном объем? и законодательную власть". Трудна была задача, которая в дни революціи юридически разр?шалась на Милліонной. Юридическое сознаніе Маклакова и через 10 л?т не могло примириться со "странным и преступным" манифестом 3-го марта, котораго Вел. Князь не им?л права подписывать даже в том случа?, если бы он был монархом, ибо манифест вопреки существующей конституціи, без согласія Думы, объявлял трон вакантным до созыва Учред. Собранія, устанавливал систему выборов этого Учред. Собр. и передавал до его созыва Временному Правительству абсолютную власть, которой не им?л сам подписавшій акт. Отвлеченная мысль, парящая в теоретических высотах юридической конструкціи и далекая от жизненной конкретной обстановки, пріобр?тает у Маклакова кажущіяся реальныя очертанія только потому, что он уже в качеств? историка-теоретика, как мы вид?ли, в сущности отрицал наличность происшедшей в стран? в февральскіе дни революціи . Новое правительство, — по его мн?нію — им?ло вс? шансы (личный престиж, административный аппарат, армію, авторитет преемственности от старой власти), опираясь на поддержку массы, не сочувствующей безпорядкам, одержать верх в конфликт? с возстаніем. "Преступным актом" 3-го марта все было скомпрометировано — манифест явился сигналом (?) возстанія во всей Россіи [445]. Большинство населенія — "спокойное и мирное", перестало, что-либо понимать, когда увидало, что представители Думы, которым оно дов?ряло, идут рука в руку с революціонерами. Неужели такая картина хоть сколько-нибудь отв?чает тому, что происходило в д?йствительности" В феврал?-март? произошло н?что соціально гораздо бол?е сложное, ч?м бунт, — это соціально бол?е сложное мы и называем "революціей".

Всякая юридическая формула не будет мертворожденной доктриной в том лишь случа?, если она соотв?тствует реальным условіям момента и осознана людьми, выражающими психологію этого момента. Милюков в своем историческом пов?ствованіи должен был признать, что в "сознаніи современников этого перваго момента новая власть, созданная революціей, вела свое преемство не от актов 2 и 3 марта, а от событій 27 февраля. В этом была ея сила, чувстовавшаяся тогда — и ея слабость, обнаружившаяся впосл?дствіи". По мн?нію историка, вс? посл?дующія "ошибки революціи" неизб?жно вытекали ("должны были развиться" — говорит Милюков) из положенія "дефективности в самом источник?, созданном актом 3 марта [446], когда представители "Думы третьяго іюня" в сущности р?шили вопрос о монархіи. Нельзя отрицать величайших затрудненій, которыя возникли и тяжело отзывались на ход? революціи, но причины их лежали не в отсутствіи монархіи в переходное время, а в том, что ни идеологи "цензовой общественности", ни, формально представленное ими временное правительство не сум?ли занять определенной позиціи. Зд?сь, д?йствительно сказалась "дефективность" происхожденія революціонной власти. Она родилась из революціи — сказал Милюков на митинг? 2-го марта в Екатерининском зал? Таврическаго дворца. Безспорно это так, но вышла она из горнила революціи в формах, несоотв?тственных с самого зарожденія своего этой революціи, что и д?лало ее "внутренне неустойчивой". Как разсказывают, самоарестовавшійся в первые дни в министерств? пут. сообщ. Кривошеин, узнав о состав? Временнаго Правительства, воскликнул: "Это правительство им?ет один... очень серьезный недостаток. Оно слишком правое... М?сяца два тому назад оно удовлетворило бы вс?х. Оно спасло бы положеніе. Теперь же оно слишком ум?ренно. Это его слабость. А сейчас нужна сила... И этим, господа, вы губите не только ваше д?тище — революцію, но и наше общее отечество Россію" (Ломоносов). Участіе представителя сов?тских кругов, Керенскаго, в правительств? в качеств? "единственнаго представителя демократіи" и как бы контроля власти в смысл? ея демократичности [447], давая н?которую иллюзію классоваго сотрудничества и авторитет революціонности, вм?ст? с т?м еще р?зче подчеркивало несоотв?тствіе, которое отм?чал испытанный д?ятель стараго режима, представитель либеральнаго направленія в бюрократіи. Только недоразум?ніем можно объяснить утвержденіе Маклакова, что революція привела к власти "ум?ренных". В жизни фактически было совс?м другое. Такое несоотв?тствіе неизб?жно должно было порождать острый конфликт между реальной д?йствительностью и идеологической фикціей.