Мартовскіе дни 1917 года - Мельгунов Сергей Петрович. Страница 29

С Бородинским полком и произошел тот самый лужскій эпизод, о котором упоминалось. Перваго в Луг? произошло возстаніе гарнизона, с бытовой стороны довольно ярко описанное кап. Вороновичем. Для февральских дней зд?сь можно почерпнуть много характерных черт, но остановимся только на интересующем нас сейчас эпизод?, как его излагает главное д?йствующее лицо. Около 2 час. ночи в Луг? получено было телеграфное сообщеніе о приближеніи эшелона с бородинцами. В согласіи с установившейся для воспоминаній "л?ваго" сектора традиціей, Вороновіч пишет: "хотя прибывающій по частям эшелон ген. Иванова и не мог оказать никакого вліянія на событія, т?м не мен?е Петроград распорядился, во изб?жаніе могущаго произойти безц?льнаго кровопролитія, обязательно задержать и обезоружить бородинцев". (Из разсказа самого Вороновича довольно очевидно, что никаких "распоряженій" из Петербурга не могло быть получено). "Военный комитет, — продолжает Воронович, не знал, что ему предпринять: в эшелон? было до 2.000 челов?к и 8 пулеметов, в лужском же гарнизон? было не бол?е 1.500 вооруженных солдат, причем по тревог? можно было собрать самое большее 300-400. В запасном арт. дивизіон? вс? пушки были учебныя, и ни одна из них для стр?льбы не годилась, а во 2-ой особой арт. бригад? пушек совс?м не было. Поставленное на платформ? учебное орудіе являлось бутафорским, к пулеметам не было лент". Поэтому для разоруженія "бородинцев" р?шено было приб?гнуть к сл?дующей "уловк?". "Как только эшелон подойдет к вокзалу, три офицера (пор. Гуковскій, Коночадов (прап.) и я) вы?дут ему навстречу и начальническим тоном прикажут солдатам не выходить из вагонов, так как по?зд сейчас же отправится дальше. Зат?м члены военнаго комитета войдут в офицерскій вагон, приставят к нему часовых и предложат командиру полка от имени Комитета Г. Д. немедленно сдать оружіе, пригрозив в случа? отказа открыть по эшелону артиллерійскій огонь". В качеств? артиллеріи должно было фигурировать бутафорское орудіе. Командиру полка было р?шено указать, что весь 20 тыс. гарнизон Луги примкнул к Петербургу, и всякое сопротивленіе является безц?льным..."Все произошло так, как мы предполагали. Бородинцы мирно спали в теплушках, и никто из солдат не попытался выл?зть из по?зда"... Командир, полк. С?дачев, подчинился "сил?". Солдаты отнеслись очень спокойно к требованію выдать винтовки, и сами стали сносить их на платформу. Одновременно вагон с пулеметами и ручными гранатами был отц?плен и отвезен на запасный путь... Между т?м стало разсв?тать. Бородинцы с недоум?ніем посматривали на совершенно пустую платформу... Офицеры стали нервничать... Нужно было, как можно скор?е, отправить бородинцев в Псков [105]... С трудом удалось уговорить командира оставить в Луг? н?скольких офицеров и солдат для сопровожденія возвращаемаго оружія, а остальных немедленно направить в Псков. Посл? отхода эшелона, в Петербург была послана ''краткая телеграмма с изв?щеніем о том, что бородинцы нами разоружены". Краткая телеграмма, очевидно, и превратила разоруженіе в "бунт" в мемуарной литератур?, поддержанной и Шульгиным. Разсказ Вороновича вполн? подтверждается сохранившейся лентой разговора 2-го представителя Ставки со штабом С?вернаго фронта о том, как "68-й полк частично присоединился к лужскому гарнизону". Представитель Ставки, полк. Бармин, выслушав информацію, вполн? резонно зам?тил: "значит, никто не переходил на их сторону". Конечно, остается в высшей степени показательной для момента обстановка, в которой произошло разоруженіе Бородинскаго полка, — это как бы жизненная иллюстрація к словам в дневник? ген. Болдырева 28-го по поводу экспедиціи ген. Иванова: "Так не хот?лось бы вовлекать во все это армію. За что еще хотят бороться — за призрак. В?дь кругом тайное и явное сочувствіе". Эту д?йствительность революціонное чувствованіе и тогда уже стремилось разцв?тить. До каких пред?лов может доходить подобная тенденція, показывает текст Шляпникова. Вот характерный из него строки (сравним с безхитростным разсказом Вороновича): "Стоявшій в Луг? гарнизон по своей революціонной иниціатив? задерживал вс? двигающіяся на столицу войска, разоружая их или поворачивая обратно. Двадцать тысяч штыков и сабель были наготов? и преграждали контр-революціи путь на Петербург. Двадцать батарей различнаго калибра были готовы первому сигналу см?сти с лица земли любую часть осм?ливагощугося сопротивляться революціонной вол? солдат лужскаго гарнизона. Добравшіеся другими путями просто перешли на сторону петроградских рабочих и солдат". Но и этого "просто" не было: головные эшелоны (Тарутинскій полк), дошедшіе до назначенія на ст. Александровская, сохраняли свою "лойяльность" до посл?дняго момента и распоряженіем военной власти были возвращены на фронт, в Двинск, окружным путем, дабы изб?жать возможнаго "конфликта" с лужским гарнизоном [106].

Что же касается эшелона с георгіевскими кавалерами, прибывшими в Царское под непосредственным водительством Иванова, то при описаніи перипетій, с ним бывших, повидимому. наибол?е правильным было бы сл?довать за показаніями в Чр. Сл. Ком. самого "диктатора". Его простое, безыскуственное пов?ствованіе (правда, стенограмма довольно невразумительна) не вступает, по крайней м?р?, в непримиримую коллизію с фактами, как это происходит с другими версіями. Прибыв в Царское Село, Иванов побывал во дворц? [107], выяснил, что царская семья под надежной охраной, и в это время получил сообщеніе, что к вокзалу идет с пулеметами и тяжелой батареей батальон перваго гвардейскаго своднаго полка..."Что же бой разводить?"..."Я очень хорошо понимал, что если пойдет толпа, то тысячи уложишь".— Оставаться в Царском не было ц?ли, хотя выходило, "как-будто удираю". Иванов р?шил с одобренія "вс?х окружающих" вывести батальон на ст. Вырицу в ц?лях изб?жать возможных столкновеній... В революціонной литератур? отход Иванова и представляется в вид? "б?гства" диктатора из Царскаго Села, всл?дствіе ненадежности Георгіевскаго батальона. Основано это заключеніе отчасти на данных, приведенных в сводной работ? Блока и цитируемых во вс?х посл?дующих работах. Батальон объявил себя "нейтральным", им?ющим ц?лью "охрану личности Царя", а командир георгіевцев, ген. Пожарскій, заявил, что его солдаты стр?лять не будут. Что таково могло быть приблизительно основное настроеніе георгіевцев, пожалуй, сомн?ваться не приходится, — сам Иванов показывал, что безоговорочно на войска нельзя было разсчитывать. Но всетаки, св?д?нія, почерпнутыя Блоком из поздн?йших показаній солдат и офицеров Георгіевскаго батальона, проходили через призму сл?довательскаго допроса посл? завершенія революціи и совершенно естественно окрашивали событія в соотв?тствіи моменту — этого не сл?дует забывать. Такую же ц?нность им?ет опрос георгіевских кавалеров, произведенный при первом пос?щеніи Ставки Керенским в середин? м?сяца. Солдаты ему дружно отв?чали, что они не знали, зач?м их везут и, когда узнали, отказались быть усмирителями ("Рус. В?д."). Равным образом, конечно, нельзя признать версію, которую Иванов пытался пустить в оборот, посл? своего ареста, в личном письм? к военному министру Гучкову 9 апр?ля: "Раздутая газетами моя по?здка, случайно совпавшая с по?здкой Георгіевскаго батальона в район Петрограда, являлась и для меня, и для батальона сл?дованіем к м?сту новаго назначенія и отнюдь не пресл?довала каких-либо карательных ц?лей" [108]. В показаніях перед Чр. Сл. Ком. Иванов пытался лишь обосновать свое р?шеніе, принятое будто бы еще в Псков? и одобренное Царем, не вводить войска в Петербург для того, чтобы изб?жать "междоусобицы и кровопролитія": "Если войска в?рны, то можно (я буду прямо говорить) десятки тысяч уложить... Я буду так поступать, а в это время Государь объявит об отв?тственном министерств?"... "Зат?м, если войска нев?рны, то (извините за выраженіе) л?зть будет глупо".