Мартовскіе дни 1917 года - Мельгунов Сергей Петрович. Страница 56

"Ген. Рузскій через час будет с докладом у Государя", — отв?чал Лукомскому Данилов, — "и поэтому я не вижу надобности будить главнокомандующаго, который только что, сію минуту, заснул и через полчаса встанет... Что касается неизв?стности, то она, конечно, не только тяжела, но и грозна. Однако, и ты, и ген. Алекс?ев отлично знаете характер Государя, и трудность получить от него опред?ленное р?шеніе. Вчера весь вечер до глубокой ночи прошел в уб?жденіях поступиться в пользу отв?тственнаго министерства. Согласіе было дано только к двум часам ночи, но, к глубокому сожал?нію, оно— как это, в сущности, и предвид?л главнокомандующій, явилось запоздалым,.. Я уб?жден, к сожал?нію, почти в том, что, несмотря на уб?дительность р?чей Ник. Вл. и прямоту его, едва ли возможно будет получить опред?ленное р?шеніе. Время безнадежно будет тянуться. Вот та тяжелая картина и та драма, которая происходит зд?сь"... "Дай Бог, чтобы ген. Рузскому удалось уб?дить Государя. В его руках теперь судьба Россіи и царской семьи", — подал заключительную реплику Лукомскій.

Понимал ли это сам Николай II? Ни личныя свойства, отм?ченныя Даниловым, ни религіозная концепція власти, традиціонно воспринятая с рожденія, выдвинутая в разговор? с Рузским, не могут объяснить того исключительнаго упорства, которое проявил монарх в эти, д?йствительно, грозные для него дни. Да. зд?сь было еще "что-то", что м?шало правдивому воспріятію происходившаго. Царь "производил впечатл?ніе челов?ка задерганнаго, который перестал понимать, что нужно д?лать, чтобы найти выход из положенія", —- в таких выраженіях подвел итоги того, что ему пришлось слышать, Милюков в Чр. Сл. Ком. Возможно, что такая характеристика и не так далеко была от истины. Почти аналогичное впечатл?ніе вынес Коковцов из посл?дняго свиданія с Императором, которое происходило за пять нед?ль до революціи.

Таким образом, безконечно трудная задача стояла перед т?ми, кто понимая необходимость быстраго р?шенія вопроса. Оно диктовалось не нетерп?ніем людей, поддавшихся психозу момента и легко подчинившихся вліянію политиков — оно диктовалось прежде всего реальными требованіями фронта. Я бы побоялся приписать только Алекс?еву иниціативу обращенія к командующим фронтом в ц?лях побороть нер?шительность и двойственность Царя. Эту двойственность зам?тил Рузскій; этой двойственности боялся и Алекс?ев, указавшій утром 2-го, в бес?д? по юзу с Брусиловым, на то, что он "не вполн?" дов?ряет ликвидаціи Ивановской миссіи... Обращеніе к командующим фронтом было сд?лано между 10-11 часами утра посл? упомянутой весьма показательной бес?ды двух генералов. Сам Алекс?ев говорил с Брусиловым; Клембовскій с Эвертом; Лукомскій с Сахаровым; ему же было поручено передать на Кавказ в. кн. Ник. Ник. через ген. Янушкевича. Текст передачи был выработан единообразный. Посл? краткаго изложенія основных положеній, высказанных ночью Родзянко, шло добавленіе: "обстановка (в своей передач? Алекс?ев прибавил "туманная"), повидимому, не допускает иного р?шенія, и каждая минута дальн?йших колебаній повысит только притязанія, основанныя на том, что существованіе арміи и работа жел. дорог находятся фактически в руках петроградскаго временнаго правительства. Необходимо спасти д?йствующую армію от развала, продолжать до конца борьбу с вн?шним врагом, спасти независимость Россіи и судьбу династіи нужно поставить на первом план?, хотя бы ц?ною дорогих уступок. Если вы разд?ляете этот взгляд, то не благоволите ли телеграфировать весьма сп?шно свою в?рноподданническую просъбу Е. В. через главковерха, изв?стив наштоверха? Повторяю, что потеря каждой минуты может стать роковой для существованія Россіи, и что между высшими начальниками д?йствующей арміи нужно установить единство мыслей и ц?лей. Армія должна вс?ми силами бороться с вн?шним врагом, а р?шенія относительно внутренних д?л должны избавить ее от искушенія принять участіе в переворот?, который бол?е безбол?зненно совершится при р?шеніи сверху". "Колебаться нельзя. Время не терпит. Совершенно с вами согласен... тут двух мн?ній быть не может". — отв?тил Брусилов Алекс?еву. Ген. Эверт, соглашаясь, что "вопрос может быть разр?шен безбол?зненно для арміи, если только он будет р?шен сверху", спрашивал: есть ли время сговориться с командующими. "Время не терпит, дорога каждая минута", — отв?чал ему Клембовскій: "иного исхода н?т. Государь колеблется, единогласныя мн?нія командующих могут побудить его принять р?шеніе, единственно возможное для спасенія Россіи и династіи. При задержк? в р?шеніи вопроса Родзянко не ручается за сохраненіе спокойствія, при чем все может кончиться гибельной анархіей". "Повидимому, как ни грустно, а придется согласиться с этим единственным выходом". — говорит Сахаров, предпочитая, однако, дать окончательный отв?т посл? полученія мн?нія других главнокомандующих и, главное, отв?та с Кавказа.

Нельзя не отм?тить одной черты. В постановк? Родзянко еще не существовало дилеммы в качеств? категорическаго императива: говорилось лишь, что "грозное требованіе отреченія... становится опред?ленным требованіем" [201]. На фронт? сомн?нія были разр?шены в пользу этого императива, ибо надлежало положить конец колебаніям — требовалась опред?ленность. Можно допустить, что это произошло почти безсознательно для верховнаго командованія: по крайней м?р? Алекс?ев через н?сколько дней на представленной ему записи бес?ды англійскаго ген. Вильямса с вдовствующей императрицей в Могилев?, гд? упоминалось, что Царь отрекся от престола по настояніям ген. Рузскаго, сд?лал пом?тку: "Вопрос этот в Петербург? был р?шен уже 1/III, 2-го Милюков уже говорил об этом в своей р?чи".

В 9 1/2 час. утра Рузскій д?лал доклад верховному повелителю. Запись Вильчковскаго, проводящаго опред?ленную тенденцію реабилитаціи Рузскаго в глазах эмигрантских монархистов и пытающагося всю иниціативу отреченія отнести за счет Алекс?ева (запись явно иногда не точная и спутывающая разные моменты), дает такія подробности: "Ген. Рузскій спокойно, "стиснув зубы", как он говорил, но страшно волнуясь в душ?, положил перед Государем ленту своего разговора. Государь, молча, внимательно все прочел. Встал с кресла и отошел к окну вагона... Наступили минуты ужасной тишины. Государь вернулся к столу... и стал говорить спокойно о возможности отреченія. Он опять вспомнил, что его уб?жденіе твердо, что он рожден для несчастья, что он приносит несчастье Россіи; сказал, что он ясно сознавал вчера еще вечером, что никакой манифест не поможет. "Если надо, чтобы я отошел в сторону для блага Россіи, я готов на это", —сказал Государь: "но я опасаюсь, что народ этого не поймет. Мн? не простят старообрядцы, что я изм?нил своей клятв? в день священнаго коронованія; меня обвинят казаки, что я бросил фронт"... Рузскій высказал еще свою надежду, что манифест все успокоит, и просил обождать сов?та и мн?нія ген. Алекс?ева, хотя не скрыл, что, судя по словам ген. Лукомскаго, видимо, в Ставк? склоняются к мн?нію о необходимости отреченія. В это время подали срочно дошедшую телеграмму Алекс?ева (циркулярную — обращеніе к главнокомандующим). Рузскій, бл?дный, прочел вслух ея содержаніе. "Что же вы думаете Н. В.?" — спросил Государь. — "Вопрос так важен и так ужасен, что я прошу разр?шенія В. В. обдумать эту депешу раньше, ч?м отв?чать... посмотрим, что скажут главнокомандующіе остальных фронтов. Тогда выяснится вся обстановка". Государь..., сказав: "Да, и мн? надо подумать", отпустил его до завтрака".

По записи Андр. Вл. — "Государь внимательно читал, но ничего не отв?чал". Как будто это бол?е соотв?тствует утренней обстановк? посл? длительной ночной бес?ды. "Я еще спросил, — записывает Андр. Вл., — откуда могла ими. Марія Фед. разсказывать знакомым, со слов Государя, что во время разговора в Псков? он, Рузскій, стукнул кулаком по столу и сказал: "Ну, р?шайтесь же, наконец", — разговор шел об отреченіи. Рузскій мн? отв?тил: "Я не знаю, кто мог это выдумать, ибо ничего подобнаго никогда не было. В?роятн?е всего это Воейков наврал, посл? того, что я с ним р?зко говорил".