Арестант - Константинов Андрей Дмитриевич. Страница 39

На стоянке «Шаровни» восьмерка Семенова была единственной. Остальные машины представляли собой продукцию ведущих автомобильных концернов мира. Полковник втиснул свое авто между «мицубиси-паджеро» и «вольво»-850… В просторном холле он сбросил плащ на руки швейцару, подтянутому строгому мужчине лет сорока.

— Добрый вечер, Роман Константинович, — сказал тот. — Давно у нас не были.

— Да вот… дела. Петр Захарыч?

— Петр Захарыч ждет вас в третьем зале. Степанов взлетел по лестнице на второй этаж, пересек зал с горящим камином, на ходу поприветствовал двух мужчин, попивающих коньяк у стойки, и прошел в зал N 3.

— Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант, — бодро отрапортовал он с порога, вытягиваясь по стойке смирно.

— Брось, Рома, — сказал, не оборачиваясь, высокий мужчина в штатском. Он с треском вогнал шар в лузу и выпрямился. На лице играла довольная улыбка. — Брось ты меня званием-то попрекать. И без тебя мудаков с подначками хватает.

Мужчины пожали друг другу руки. Полковник снял пиджак, повесил на плечики рядом с пиджаком генерала.

— Что-то ты, Роман, совсем седой стал.

— Ну, это ты, Петр, и пять лет назад говорил. Служительница в строгом деловом костюме принесла личный кий Семенова.

— Партейку? — спросил генерал. — Или сперва дело?

— Сперва партейку, — ответил полковник. — Давно, Петя, не играл.

Негромко разговаривая, подшучивая друг над другом, разыграли партию. Семенов проиграл восемь-семь. Он не расстроился — генералу он проигрывал довольно часто. Петр Захарович играл почти профессионально. Полковник положил кий и подошел к телефону без диска. Снял трубку, заказал «Джонни Уокер» себе и «Кровавую Мэри» генералу. После того как служитель принес напитки и удалился, сели у небольшого столика в углу. Чокнулись, выпили, помолчали.

— Ну, Роман, излагай, что у тебя за проблема?

— Да не то чтобы проблема, Петр… так, проблемка. Но без твоей помощи никак. Ты помнишь покойного Гончарова?

Генерал-лейтенант слегка напрягся: второй раз за неделю его спрашивали о погибшем шесть лет назад человеке.

— Ты не Вадима ли Петровича имеешь в виду, Рома?

— Как раз его. Припоминаешь? Автокатастрофа на Кутузовском в сентябре восемьдесят восьмого.

— Помню, — ответил генерал. Недавно покойничком, вернее — его вдовой, интересовался Наумов из Питера. Сегодня — Роман. В силу своего служебного положения Петр Захарович знал, чем занимался Семенов в прошлые времена. Вернее, догадывался. Знать о сути работы Отдела консультации и перспективного планирования было позволен только членам Политбюро… Итак, два разных человека в течение одной недели вдруг вспомнили про дело шестилетней давности. Совпадение? Человек проведший тридцать с лишним лет на разведывательной работе, в совпадения не верит.

— Помню, — сказал генерал. — А у тебя что за интерес?

Рассказать правду Семенов не мог. Лгать матерому разведчику было глупо. Да и не хотелось — полковник по-настоящему уважал генерала. Ценил его как профессионала и как человека.

— Извини, Петр, но сейчас ничего не могу рассказать.

Петр Захарыч покосился на своего собеседника, крякнул.

Он бы мог при такой постановке запросто послать Семенова куда подальше. Но дело в том, что генерал-лейтенант тоже уважал своего собеседника.

— Ладно, — сказал генерал. — А что конкретно ты бы хотел от меня?

— Понимаешь, Петр, — Семенов сделал паузу, посмотрел Петру Захаровичу в глаза, — у покойничка осталась вдова. Есть основания предполагать, что она проживает вне страны. Возможная фамилия — Даллет, подданство — Израиль или Канада. Нельзя ли навести справки? Вот здесь (Семенов взял пиджак и вытащил из внутреннего кармана нетолстый конверт) информация, которую я успел собрать о Екатерине Дмитриевне Гончаровой. Фотографии.

Полковник протянул конверт генералу, но Петр Захарович не торопился взять досье Гончаровой. Он внимательно смотрел в глаза Семенова. Рука с конвертом застыла в воздухе. Внутри конверта улыбалась молодая Катя Гончарова.

— Скажи мне откровенно, Рома… ты на себя играешь?

— Да, — кивнул головой Семенов.

— А Наумов? — спросил генерал.

— Что — Наумов? — переспросил полковник.

— Видишь ли, Роман Константиныч, — сказал Петр Захарович задумчиво, вертя в руках стаканчик со следами томатного сока. — Видишь ли… другому бы не сказал. А тебя считаю нужным предупредить: седьмого, нет — шестого числа, вдовой Вадима Петровича Гончарова интересовался питерский Наумов. Понятно?

Полковник Семенов убрал конверт в задний карман брюк. В соседнем зале с треском разлетелась пирамида.

Сутки, назначенные Наумовым, были на исходе. В черной машине под окнами сменился экипаж. Утром Андрей решил посмотреть, как эти ребята поведут себя, если он попытается скрыться. Он оделся и вышел из дому. Подошел к «Ниве». В «Волге» сразу заработал движок. Пустился он легко, ровно. Очевидно, его периодически прогревали. Обнорский задумчиво постоял возле давно не мытой «Нивы», пнул ногой колесо. Из салона черной машины его, не скрываясь, разглядывали.

Андрей резко повернулся и быстро пошел прочь. Сразу же за спиной хлопнула дверца. Он обернулся: мужик в джинсах, джинсовой куртке и темных очках шел за ним. Ну-ну… интересно, каков ты в рукопашной?… Следом поехала «Волга».

Светило неяркое солнце, было тихо. Город замер в предчувствии бабьего лета. Прихрамывая на изувеченную левую ногу, по Охте шел питерский журналист Андрей Серегин. Для тех, кто шел за ним, он назывался объект. Вполне вероятно, что ему присвоили какое-нибудь оперативное прозвище. Например: Хромой. Или — Шрам. Или: Журналист… этого Андрей не знал. Это его не интересовало.

Обнорский зашел в магазин, купил стандартный холостяцкий набор: сосиски, масло, хлеб, помидоры. Усмехнулся… не много ли набираешь, журналюга?

Сутки быстро пройдут. Потом он взял бутылку водки и пару пива. Кажется все. Джинсовый в темных очках постоянно крутился рядом.

На улице Андрей вытащил сигарету, похлопал себя по карманам — зажигалки не было. Он обернулся к выходящему из магазина Джинсовому:

— Огоньку не будет?

Топтун без слов вытащил из кармана зажигалку, щелкнул, поднес к сигарете. Андрей прикурил, сказал: Спасибо, — и выдохнул струю дыма в лицо Джинсовому. Тот невозмутимо убрал крикет в карман и сделал шаг в сторону. С выдержкой у него все в порядке. Неожиданно для себя Обнорский рассмеялся весело и беззаботно. Из черной машины на него пристально смотрел второй топтун.

…Это было утром. Сутки, назначенные Наумовым, истекали. Андрей пил водку, изредка посматривал на часы. Дисплей жизнерадостно отсчитывал секунды, минуты, часы. Впервые Обнорский подумал, что часы измеряют жизнь. Банально и страшно.

Когда зазвонил телефон, Андрей вздрогнул. Катя, — понял он и протянул руку к светлой пластиковой коробке. Снял трубку и действительно услышал Катин голос.

Мужчина в черной машине под окном взял один наушник и услышал женский голос. Беззвучно крутилась кассета в магнитофоне.

— Здравствуй, — сказала она. — Как ты?

— Нормально, — ответил он. — Слушай меня внимательно, родная. Я должен был сказать это еще в Стокгольме… я просто не успел.

— Не нужно ничего объяснять, Андрюша.

— Нет, нужно. Слушай, Катя… ты сейчас в большой опасности, на тебя, вернее, на твои деньги, скоро начнется охота…

— Она уже началась, Андрей. Они уже убили моего мужа.

— Ка… какого мужа? — оторопел Обнорский.

— Вадима.

— О-о Господи, Катя! Постарайся меня не перебивать. Я сейчас говорю о тех событиях, что происходят сейчас, а не…

Он услышал всхлипывание, осекся.

— Вадима убили позавчера, в Вене. Обнорский угрюмо молчал. Он не знал, как отнестись к сказанному Катей. Он ощущал ее тревогу, видел родное лицо со слезинками в уголках зеленых глаз…

— Шесть лет, — говорила Катя. — Шесть лет он скрывался от них. Но все равно они выследили и убили его.

— Катенька, родная, — сказал он нежно. — Подумай, что ты говоришь.