Гроза в Безначалье - Олди Генри Лайон. Страница 83

Брахманы почли за благо не искушать судьбу и поспешно ретировались.

И царедворцы, и гость не выдержали одновременно. Только Вьяса отправился к матери, а сановники – к регенту. Грозный внимательно выслушал сбивчивые жалобы, задумался – а чтоб не мешали думать, для начала тоже послал жалобщиков к матери!

Есть одна такая мать в Трехмирье, которая, небось, замучилась разбираться с посланными к ней…

Однако, проблемы это не решало, и регент с тяжелым сердцем двинулся к покоям царицы. Где и застал чернеца – тот беседовал с откинувшейся на подушках Сатьявати.

– А вот и мой самый сводный братушка пожаловал! – хмыкнул Вьяса, обернувшись на звук шагов.

Не услышать тяжелую поступь Грозного мог только глухой, и то вряд ли!

– На тебя мои придворные жалуются, – хмуро сообщил Гангея, присаживаясь рядом.

– Да? – живо заинтересовался рыжебородый. – И чем же им не угодил бедный отшельник?

– Не кривляйся. Сам знаешь, чем: кобра твоя уже полдворца до смерти запугала, люди от тебя шарахаются… Говорят, ты обещал проклясть каждого, кто сунется в твои покои?

– Обещал. И прокляну! – с вызовом оскалился Вьяса. – Сами виноваты! Думаешь, я не слышу, что они мне в спину бормочут? Так-то у вас в Хастинапуре гостей принимают!

Гангея отвернулся, не найдя, что возразить. И тут заговорила Сатьявати. Скрип ее старческого голоса отчетливо прорезал сгустившуюся было в комнате тишину:

– Ты хотел знать, зачем мы пригласили тебя сюда?

Чернец невольно вздрогнул.

– Да, мама, – тихо произнес он совсем другим тоном. – Мне плохо здесь. Я бы хотел поскорее вернуться на свой остров и забыть ваш Хастинапур, как дурной сон… Скажи, зачем я вам понадобился? Я мог бы узнать это сам – но хочу услышать ответ от тебя. Или от тебя, – он обернулся к Гангее, и тот не выдержал взгляда двух янтарных углей, пылавших в полумраке комнаты.

Отвел глаза.

– Лунная династия угасает, – голос старухи был ровным и все таким же скрипучим. – Ты знаешь, что у Гангеи больше не будет детей. На днях умер мой последний сын от раджи Шантану. Умер бездетным. Царский род вот-вот может прерваться, а ты сам понимаешь, что это означает. Не только адские муки для душ предков, но и развал государства, междоусобицы, кровь…

Старуха закашлялась и надолго умолкла, переводя дыхание и собираясь с силами. Вьяса терпеливо ждал, что было на него совсем не похоже. Даже если он уже и понял, к чему клонит его мать, то не подал виду.

Только сейчас Гангея заметил в углу свернувшуюся кольцом кобру, которая слегка приподняла голову. Казалось, Крошка внимательно прислушивается к разговору.

– Но у моего умершего сына остались две жены, Амбика и Амбалика. Они еще достаточно молоды, чтобы родить здоровых сыновей. Помнишь старый обычай? – в случае смерти бездетного главы государства брат покойного приходит к его жене, и их дети наследуют престол! Если же брата не найдется, для этой цели может быть приглашен любой благородный брахман. Ты, Вьяса, подходишь и так, и так, – сухой смешок царицы разлетелся вдребезги, не успев начаться. – И еше эдак. Думаю, мой муж был бы доволен, знай он правду… впрочем, сейчас он знает все. И мы не будем больше тянуть с этим делом. Завтра ты возляжешь на ложе с Амбикой и Амбаликой; надеюсь, они тебе понравятся…

Сатьявати снова засмеялась.

На черном лице Вьясы ясно отразилось смятение, которое он не сумел скрыть.

– Я… нет, я не хочу! Мама! – я отшельник, мне не подобает…

– Ты что, собрался умереть, не оставив потомства?! – жестко спросила Сатьявати. – А потом целую вечность радовать ад своим присутствием?

– Нет, но… я пока не думал об этом! У меня еще будет время…

– Это время пришло. Кроме того, подумай лучше о радже Шантану и его предках, о всей Лунной династии – раз уж твоя собственная судьба тебе безразлична! Неужели ты намерен обречь их всех на адские муки?

– Нет, но… я не готов, – странно было видеть Вьясу в растерянности. – Я боюсь, что у меня не получится!

– У тебя впереди целый день, чтобы подготовиться. Или тебе недостает мужской силы? Ты ведь подвижник, а у таких, как ты, семя не пропадает зря…

– Да с этим-то у меня все в порядке, – досадливо отмахнулся чернец, но было видно, что уверенность его напускная. – Просто… Я еще ни разу не был с женщиной! Кроме того, ты ведь знаешь, как я выгляжу! Что, если жены Вичитры…

– А-а, вот ты о чем, сынок, – мягко улыбнулась Сатьявати, как умела это делать давно, в другой, прошлой жизни. – Не бойся, царевны будут предупреждены. Тебе понравится!

Ее морщинистая рука пауком проползла по мохнатой шкуре шарабхи-восьминожки, служившей одеялом, нашарила ладонь сына и ободряюще сжала ее.

– Пойми, сынок, так надо. Все будет хорошо.

– Все будет хорошо… – эхом прошептал Черный Островитянин, глядя куда-то в одному ему ведомую даль.

5

Ночью Вьяса почти не спал: фантасмагорические видения, полные обнаженной женской плоти, роились вокруг него, соблазняли, искушали; вкрадчивые голоса шептали на ухо всякий ласковый бред, но постепенно из мары и шелеста вычленился достаточно осмысленный хор:

– Ты не можешь иметь детей… не можешшшь… не можешшшь…

– Ты – урод, и дети твои будут уродами! Они не должны мучиться… мучиться… мучиться…

– Но ты обязан продолжить род! Иначе не взыщи: добро пожаловать в ад… в ад… в ад…

– Твои сыновья станут править Великой Бхаратой! Бхаратой… Бхаратой…

– Нет! Бхаратой должен править Грозный… Грозный… Грозный…

Уже перед самым рассветом к измученному Вьясе явился Вишну.

Дрема?

Явь?!

– У тебя родятся дети. Но Бхаратой должен править Грозный, – подвел черту Опекун Мира, перекрыв шепот видений; и голоса испуганно смолкли.

Бог ласково улыбнулся Вьясе и исчез, а отшельник наконец забылся тяжелым сном без сновидений.

Весь день Черный Островитянин не находил себе места, и даже зашедшая к нему Гопали не смогла отвлечь Вьясу от лихорадочных мыслей и дурных предчувствий. Отшельник был рассеян, отвечал невпопад, и девушка, сообразив, что зашла невовремя, поспешила уйти.

Не забыв, однако, перед уходом налить в чашку Крошки свежего молока.

Кобра проводила рабыню долгим пристальным взглядом, а потом неодобрительно зашипела на своего хозяина. Вьяса очнулся от размышлений, смущенно улыбнулся и пробормотал, поглаживая змею:

– Ты права, Крошка. Лучше бы я разделил ложе с ней, чем с этими развратными шлюхами, которые свели в могилу молодого царевича. Но… всем нужен наследник! Ты наивна, змея: никого не устроит сын шудры и Черного Островитянина, даже если такой ребенок и появится на свет… Никому нет дела до того, хочет ли этого сам Вьяса! Они говорят, что я должен. Наверное, я действительно должен. Должен… – прошептал он, снова впадая в прежнее сумеречное состояние.

Под вечер Вьяса вдруг очнулся от задумчивости и потребовал ароматические снадобья, воду для омовения, новую одежду, гребень, пилочки для ногтей и еще много всякого другого.

Слуги обалдели от такого приказа и превратили покои Черного Островитянина в будуар гетеры.

Даже шафрановую пыльцу цветов лодхры, используемую в качестве пудры, принесли – хватило б слона припудрить!

Через два часа отшельника было не узнать. Борода и волосы (наверное, впервые за всю жизнь!) были аккуратно расчесаны; шаровары розового атласа и небесно-голубая рубаха, подпоясанная золоченым поясом с хризолитовыми вставками, сидели на Черном Островитянине слегка мешковато, но это было землей и небом в сравнении с его дерюжной хламидой!

Отшельник тщательно подстриг ногти, ранее больше напоминавшие когти тигра, и не пожалел благовоний.

Да, теперь он сильно отличался от того жуткого существа, которое подошло к воротам Восхода походкой хмельного удода – но…

Но!