Гроза в Безначалье - Олди Генри Лайон. Страница 87

– Ты пришел за телом царицы? – неприязненно осведомился Грозный. – Зря! Ищи поживу в другом месте!

Сердце билось спокойно: если россказни о Веталах – правда хотя бы на треть, то реальная угроза покойнице или ему самому отсутствовала.

– Я пришел вернуть долг, Грозный.

– Не пытайся заморочить мне голову, Живец! Ты и твои собратья – вас всегда интересует одно!

– Почти всегда, – уклончиво возразил Ветала. – Да, я хотел бы войти в царицу, но жалкий остаток ее сил меня не прельщает! Я хочу знать: что увидела она девять лет назад, когда князь гандхарвов Читрасена убил своего тезку, царевича Читру! Тогда царица призвала моего брата, чтобы доподлинно выяснить, как это произошло.

– Призвала твоего брата? – ошарашенно переспросил Гангея, боясь поверить словам Живца.

– Ну, не сама призвала, – по-своему истолковал замешательство регента Живец. – Ей помогал один престарелый брахман, который к концу обряда умер.

"Исчезнувший советник! Боги! – это косвенным образом подтверждает слова духа!.."

– Расскажи, что тебе об этом известно, – голос Гангеи был ровным, но внутри регент весь дрожал от возбуждения, как охотничий леопард, взявший след. – Если ты сумеешь убедить меня, я, может быть, и разрешу тебе сделать то, зачем ты явился.

– Они вызвали моего брата, чтобы он вошел в тело сотника-самоубийцы и показал им последние минуты битвы у Златоструйки, – продолжил Живец.

"Труп Кичаки тогда тоже исчез… Сходится!"

– До этого момента я был рядом, надеясь на поживу; потом брат вошел в сотника, мне же тела не досталось, и я покинул их. Однако вскоре до меня долетел предсмертный крик брата, и я примчался обратно так быстро, как только смог. Брат был мертв, брахман тоже – думаю, старик умер к концу обряда, и брат вошел в его тело, когда труп сотника разложился окончательно… А рядом лежала старуха. Она была без сознания, и я с трудом узнал в ней царицу.

– А еще? Там был кто-нибудь еще?! – почти выкрикнул Гангея.

Черная мара слегка попятилась и пошла чернильными разводами.

– Был, Грозный. Наверняка был. Но я не застал его. И, наверное, мне повезло – трудно убить Веталу, но незваный гость сделал это. И превратил царицу в старуху. Появись я раньше – не говорить нам сейчас с тобой, Грозный…

– Кто? Ты хотя бы догадываешься, кто убийца?

– Догадываюсь, не догадываюсь… Я пришел сюда не за догадками. Мы, вольные Веталы, злопамятны и плохо прощаем обиды…

– Мы, люди, тоже, – Гангея встал и приблизился к Живцу; Ветала качнулся, но остался на месте. – По крайней мере, я.

– Тогда позволь мне войти в ее тело! – и мы оба заново переживем тот скорбный миг! Я ждал этого момента девять лет!

Мгновение регент еще колебался.

– Хорошо, – выдохнул он, словно всем весом рушась в ледяную воду. – Что я для этого должен сделать?

– Ничего. Просто сказать: "Я разрешаю тебе…"

– Я разрешаю тебе, – эхом откликнулся Грозный. – Входи.

4

– Чудо! – с испугом и восторгом шептались меж собой царедворцы и слуги. – Чудо! Знак богов!

А ты стоял, глядя незрячими глазами в пламя погребального костра, опалявшее душу дыханием запредельности, и вспоминал.

Вспоминал последние слова Веталы перед тем, как Живец покинул тебя.

– Не знаю, как ты, человек, – а я удовлетворен. Твоя женщина сполна рассчиталась с убийцей. И за сына, и за себя, и за моего брата! Да, я удовлетворен, человек. Я узнал, что хотел, и вернул долг. Кто смеет надеяться на большее?! Прощай…

А наутро из покоев, где томилось в ожидании костра тело царицы, раздались испуганные крики челяди.

Ты уже знал, в чем дело.

Слуги увидели мертвую Сатьявати – но такую, какой она была десять лет назад. Молодую женщину, стройную, с гладкой кожей, пахнущей сандалом.

Она была почти как живая.

Почти.

Ветала честно вернул долг – с лихвой.

Большего он не мог.

Жадные языки Семипламенного Агни лизнули черную плоть царицы – и замерли в недоумении. Миг, другой, и вот уже пламя шарахается прочь, шипя и отплевываясь, заливаемое потоком речной воды. Когда огонь опомнился и разгорелся вновь, гореть, кроме смолистых дров, было уже нечему.

Тело царицы исчезло.

Ты стоял, смотрел на костер – и вдруг на мгновение снова, как когда-то, ощутил себя Индрой-Громовержцем, Владыкой Тридцати Трех, Миродержцем Востока.

Но одновременно ты был богом Смерти-Справедливости, Ямой-Дхармой, Миродержцем Юга, и рядом с тобой стояла Морена-Смерть, глядя в огонь блестящими глазами.

А еще ты был кем-то другим, древнее Локапал, древнее Смерти; капли сочились меж пальцами, капли Предвечного океана, капли из кувшина Времени, ермолка солнца сползла на ухо, и тебе показалось, что еще одно усилие – и ты вспомнишь его, узника, запертого в темнице твоей души, вспомнишь что-то очень важное… Но ты моргнул, и все померкло: у костра стоял регент Хастинапура, Гангея, Грозный, Дед…

Да, теперь уже действительно – дед.

У тебя подрастали внуки, ради которых стоило жить дальше.

Потому что они и только они были настоящей Великой Бхаратой.

Осознание этого было подобно экстазу первого соития.

5

…Когда родились те три мальчика, Слепец, Альбинос и Видура-Праведник, земля стала плодородной, а урожаи – обильными. Рабочий скот был весел, животные и птицы – радостны; гирлянды цветов были душисты, а плоды вкусны. Все были храбры и сведущи, добры и счастливы, и не было там грабителей, склонных к беззаконию. Лишенные гордости, гнева и жадности, люди способствовали успеху друг друга; царила высочайшая справедливость.

И в той счастливой стране, охраняемой отовсюду Грозным при помощи оружия, были выстроены многочисленные жилища для брахманов; и стала прекрасной та держава, отмеченная сотнями алтарей и расширенная посредством захвата чужих владений.

И покатилось по миру колесо святого закона, установленного Грозным…

Тысячи лет подряд сказители будут повторять друг за другом эти слова, не изменив даже запятую, напамять цитируя "Великую Бхарату" – и слушатели станут внимать, повторяя про себя:

– И в той счастливой стране, охраняемой отовсюду Грозным при помощи оружия… и расширенной посредством захвата чужих владений…

Слушателям будет очень хотеться хоть миг пожить в той счастливой стране.

И услышать грохот колеса святого закона; даже если это будет последнее, что они услышат в своей жизни.

Книга первая

ИНДРА-ГРОМОВЕРЖЕЦ

ПО ПРОЗВИЩУ

ВЛАДЫКА ТРИДЦАТИ ТРЕХ

Бали сказал:
Против вас, двенадцати махатм, Адитьев,
Против всей вашей силы восстал я один, о Индра!
Если бы меня, дерзкого, не одолело время,
Я бы тебя с твоим громом одним кулаком низринул!
Многие тысячи Индр до тебя были, Могучий,
Многие тысячи Исполненных мощи после тебя пребудут.
И не твое это дело, Владыка, и не я тому виновник,
Что Индре нынешнему его счастье незыблемым мнится…

Махабхарата, Книга о Спасении, шлоки 350-354