Болтливые куклы (СИ) - Кочешкова Е. А. "Golde". Страница 20

В огромной коммунальной кухне он распахнул створки старого, почти антикварного буфета, и достал ручную мельничку. Вскоре волшебный аромат кофе наполнил все пространство вокруг, стирая другие запахи — чьего-то супа, специй, старого дерева и копченой рыбы.

Я села на квадратный табурет с вытертой до блеска дощатой поверхностью. Спрятала ступни между его ножек.

Боже, как я люблю запах кофе! Запах настоящего, хорошего кофе, смолотого пару мгновений назад.

Стефан поставил турку на огонь большой газовой плиты, старой до такой степени, что не отличить грязь от потертостей.

— Шен очень трудно лепился, — сказал он, поворачивая ручку горелки. — Я все проклял, пока доделал его. ОЧЕНЬ устал. Ни на одежду, ни на красивости разные уже сил не осталось. — Думал, может потом руки дойдут… Но как-то так и не сложилось. — он почесал кончиком ложки бровь. — Вы с сахаром пьете?

Кофе получился крепкий, ароматный. Я держала в руках горячую чашку и вдыхала этот аромат больше, чем пила. Стефан без стеснения разглядывал меня. Сначала я ужасно смущалась и даже начала злиться, но потом вспомнила, что он — художник и успокоилась. Это у них профессиональное.

— Очки имеют право на жизнь, — вдруг сказал он. И эта кричащая помада — тоже. С лаком хорошо сочетается. Но водолазка… — Стефан скептически поднял бровь, будто приглашая меня согласиться с таким ужасным стилистическим провалом.

— Холодно, — просто ответила я. Какое ему, в конце концов, дело до моей одежды?

— Это да. Март не радует, — он отхлебнул из своей чашки. Покачал туфлей, повисшей на кончиках пальцев ноги. — Они вам так сильно нужны? Протезы для Шена?

Я кивнула.

— Они ЕМУ нужны, — и добавила после короткой паузы? — И одежда ему, вообще-то тоже нужна. Он же… человек. Не кошка.

В ответ Стефан издал какой-то странный звук — не то фыркнул, не то поперхнулся. Скорее всего, поперхнулся, когда фыркнул.

— Не кошка, да… — вымолвил он, прочистив горло. — Кхм… Совсем не кошка, — и вдруг поймал мой взгляд своими цепкими темными глазами. — Простите, а когда вы мне скажете, как вас зовут?

Теперь настал мой черед почти поперхнуться.

И правда, не очень красиво вышло… я его имя знаю, а он мое — нет.

— Ярослава, — сказала я. — Можно просто Яся, — и первый раз за все время визита отважилась на едва заметную улыбку.

Никогда не знаешь, сколь сильно человека может изменить выражение лица… Когда Стефан улыбнулся в ответ, мне показалось, что мир вокруг преобразился — будто из-за хмурых серых туч внезапно вышло ясное весеннее солнце. И я неожиданно поняла, что расскажу ему все.

От начала и до конца.

Я говорила долго. Даже сама не ожидала, что это займет столько времени. Из кухни мы вернулись обратно в комнату (чтобы не мозолить глаза соседям по коммуналке), и там устроились за большим квадратным столом, который служил Стефану и обеденным, и рабочим. Пока я рассказывала, он мял в руках кусок не то пластилина, не то глины. И молчал. За все время ни разу не хмыкнул, не усмехнулся, даже бровью скептически не повел. Задумчиво лепил что-то, время от времени заправляя за ухо подающую на глаза прядь волос. Только когда я закончила, задумчиво промолвил: 'Мда…' и снова закурил, уютно присев на край подоконника. Выпустил в форточку длинную струю дыма.

— Я тоже увидел его во сне, — сказал Стефан, когда сигарета прогорела почти до фильтра. — Но со мной он не особенно разговаривал. Лишь сказал, что его зовут Шен и что я должен срочно сделать ему новое тело. И его совершенно не волновало, что я не кукольник, а художник. Он снился мне упорно и настаивал очень сильно. Пришлось лепить… Хорошо, у меня есть одна знакомая, настоящий виртуоз этого дела. Я у нее, в общем-то, всему и научился. И как правильное папье-маше замесить, чтобы крепче любой керамики, и как суставы подвижные сделать, и как сушить грамотно, и как собрать потом все части тела на резинки… Муторный процесс, Яся, вы себе не представляете, насколько. Я ему пальцы для правой руки три раза переделывал. Три! А когда уже начал соединять все эти ладошки, руки, ноги, едва об стенку его не шарахнул к такой-то матери! Там тончайшая работа… Всю душу вынул, ей богу.

— Значит, вы его не любите?.. — спросила я тихо.

Стефан нахмурился.

— Глупости! — он посмотрел на меня, как на маленькую. Словно я не понимала каких-то очевидных вещей. — При чем тут любовь? Просто бывают дети хорошие, а бывают трудные. С Шеном я намучился так, что думал — все, больше никогда. Но он тут, по сути, почти не причем: у меня ведь, можно сказать, вообще не было опыта подобной работы. Скульптуры я лепил. И даже обычных кукол выставочных делал, но с шарнирками никогда прежде не связывался, — Стефан встал с подоконника и ушел в противоположную часть комнаты, где стоял мольберт, и была сосредоточена вся творческая жизнь этого жилища. Он снял что-то с высокой полки и вернулся ко мне. — Во второй раз было легче. Этот 'ребеночек' у меня рождался уже гораздо охотней.

На ладони художника сидела еще одна шарнирная кукла. Суровый молодой мужчина в богатом костюме воина. Он держал в руках удивительно красивый шлем в виде головы дракона и по плечам его рассыпались белые, будто платиновые, волосы.

Я не смогла удержать улыбку.

— Зар…

Руки сами собой протянулись к этому чуду.

Белый Зар в миниатюре был невероятно хорош. В отличие от Шена он не отпугивал никакими увечьями и недостатками. Он был совершенен в своем образе воина, таком непривычном и неожиданном.

— Да, это Зар, — указательным пальцем той же ладони, на которой сидел кукольный воин, Стефан приподнял маленькую руку и качнул ею. Я даже вздрогнула — таким живым показалось мне это едва заметное приветственное движение. — Здравствуй, Ярослава!

Наконец Стефан позволил мне взять куклу. Я приняла ее в свои ладони с легким трепетом, как если бы это в самом деле было живое существо.

Впрочем… я почти не сомневалась, что так и есть.

К сожалению.

А это значит, что с настоящим Заром из плоти и крови в его собственном мире тоже случилась беда.

— Почему ты здесь, а Зар? — спросила я с грустью.

На танцора он не походил совершенно. Напомнить об этом могла только прекрасная гибкость и подвижность куклы. Но на суровом лице не было грима, а в одеянии — ни намека на сценический образ. Стефан сшил для Зара непроницаемо черный наряд: широкие, как юбка, штаны и тончайшую рубаху с длинными пышными рукавами. Сверху все это покрывали костяного цвета доспехи с багряными вставками — нагрудный панцирь, оплечья, пластинчатая юбка. И шлем… Я пригляделась внимательней. Шлем в виде головы дракона был очень тонкой работы. Стефан тщательно вылепил каждый клык в распахнутой пасти страшного зверя, каждый миллиметр острых шипов вздыбленного гребня.

— Красиво, — сказала я, проводя пальцем по драконьей морде. Трогать самого Зара мне было почти стыдно. Если он такой же живой, как и Шен (а это, скорее всего, именно так), то ему едва ли понравятся подобные фамильярности. — А почему он так одет? Почему доспехи?

Стефан пожал плечами.

— Так я его увидел.

— Во сне?

— Что-то вроде…

Я присмотрелась, пытаясь понять, как шлем держится в руках Зара. Оказалось, на едва заметной резинке того же цвета, что и молочная кожа куклы.

— Можно отцепить, — словно услышал мои мысли Стефан и попытался вытащить шлем из крошечных ладоней.

— Нет-нет! Не надо… Мне и так хорошо видно.

Закованный в доспехи с тяжелым шлемом в руках, Зар по ощущениям ничем не напоминал маленького увечного Шена, такого легкого и в момент нашего знакомства не прикрытого даже одним слоем одежды.

— Удивительно, какими они у вас получаются… настоящими. Ведь это, наверное, очень трудно, так точно передать черты лица, пропорции, характер… — я смотрела на темно-вишневые глаза белого Зара, такие же космические, как и у Шена — без зрачков и белков, будто под веками прятались влажно поблескивающие сферы из гладких драгоценных камней. Выражение этих глаз было сложно описать парой слов. Казалось, в них отражается и тревога, и готовность немедленно отразить нападение невидимого врага, и в то же время странная, нарочито небрежная расслабленность. Так выглядит вожак стаи, охраняющий на солнечном лугу беспечный покой своих детенышей.