Жестокие слова - Пенни Луиз. Страница 78

– Ничего страшного, дорогой, мы все знаем, что ты жадный. – Потом она посмотрела на Клару. – А ты бедная, а Питер мелочный, а наш Клузо, – она повернулась к Гамашу, – спесивый. А ты… – Она повернулась к Мирне, потом снова посмотрела на Оливье. – А кто это вообще? Она постоянно ошивается где-то поблизости.

– Ты отвратительная, выжившая из ума, пьяная старуха, – сказала Мирна.

– Я еще не пьяна.

Они допили заказанное и ушли, но прежде Рут передала Гамашу аккуратно сложенный и разглаженный по краям листок бумаги.

– Передай это тому пареньку, который вечно ходит за тобой следом.

Оливье смотрел из окна на Розу, которая неподвижно сидела на травке в ожидании Рут. А того, кого хотел увидеть Оливье, за окном не было.

Габри любопытнее всего было встретиться со святым. Винсентом Жильбером. Мирна побаивалась его, а в мире было не так уж много людей, которых она побаивалась. Старик Мюнден и Жена сказали, что его книга «Бытие» и его работа в Лапорте изменили их жизнь. И само собой разумеется, жизнь Шарли.

– Bonsoir, – нервно поздоровался Габри.

Он посмотрел на Винсента Жильбера. Воспитанный в католической вере, Габри провел бесконечные часы в церквях, где на витражных окнах были показаны мученические жизни и величественные смерти святых. Отойдя от церкви, он взял с собою одно: уверенность в том, что святые были хорошими ребятами.

– Что вы хотите? – спросил Марк Жильбер.

Он, его жена и мать стояли у дивана, образуя полукруг. Его отец, словно космический спутник, находился на отдаленной орбите. Габри ждал, что Винсент Жильбер успокоит сына, скажет, что гостя нужно встречать вежливо. Урезонит его.

Жильбер-старший молчал.

– Итак? – сказал Марк.

– Я приношу извинения, что не пришел познакомиться с вами раньше.

Марк фыркнул:

– Тут уже приезжал «Уэлкам вэгон» [77] и оставил нам посылочку.

– Марк, прошу тебя, – сказала Доминик. – Он наш сосед.

– Не по нашему выбору. Будь это в его власти, нас бы давно уже здесь не было.

И Габри не стал это отрицать. Это было верно. Их неприятности начались с появлением Жильберов. Но вот они обосновались здесь, и теперь что-то нужно было сказать.

– Я пришел извиниться, – сказал он, стоя в свой полный рост в шесть футов один дюйм. – Мне жаль, что я не сумел оказать вам надлежащее гостеприимство. И примите мои извинения в связи с подброшенным телом.

Да, это явно было неубедительно, как он того и опасался. Но по меньшей мере, он надеялся, что голос его звучал искренне.

– А почему сюда не пришел Оливье? – спросил Марк. – Не вы это сделали – с чего это вы извиняетесь?

– Марк, ну в самом деле, – сказала Доминик, – ты разве не видишь, как ему трудно это дается.

– Не вижу. Возможно, его подослал Оливье в надежде, что нас удастся убедить не подавать заявления в суд. Или не говорить всем, какой он псих.

– Оливье не псих, – сказал Габри, чувствуя, как у него начинает все дрожать внутри. – Он замечательный человек. Вы просто его не знаете.

– Это вы его не знаете, если говорите, что он замечательный. Разве станет замечательный человек подбрасывать труп в дом соседа?

– И это говорите вы!

Они встали друг против друга.

– Я не подбрасывал тело в частный дом, где оно могло до смерти напугать хозяев. Вот ведь в чем ужас.

– Оливье был спровоцирован на это. Он пробовал завязать с вами дружбу, когда вы только здесь появились, но потом вы попытались переманить наш персонал и открыть этот огромный отель и спа-салон.

– Десять номеров – что тут огромного?

– В Монреале – да, это капля в море. Но здесь у нас маленькая деревня. Мы долгое время жили себе тихо-спокойно. Вы приехали, и все это закончилось. Вы не сделали никаких попыток вписаться в нашу жизнь.

– Под «вписаться» вы имеете в виду посыпать голову пеплом и благодарить вас за то, что вы позволили нам жить здесь? – спросил Марк.

– Нет, я имею в виду проявить уважение к заведенному здесь порядку. К тому, над созданием чего люди трудились долгие годы.

– Вы что, хотите поднять разводной мост? – с отвращением сказал Марк. – Запереться в замке и никого в него не впускать?

– Это неправда. Большинство людей в Трех Соснах приезжие.

– Но вы принимаете только тех, кто следует вашим правилам. Кто делает то, что вас устраивает. Мы приехали сюда, чтобы осуществить нашу мечту, а вы возражаете против этого. Почему? Потому что это противоречит вашим интересам. Вы чувствуете в том, что мы делаем, угрозу, а потому хотите выставить нас отсюда. Да вы просто бандиты с вежливыми физиономиями!

Марк чуть ли не брызгал слюной.

Габри удивленно уставился на него:

– Но вы ведь не ждете, чтобы мы тут обрадовались тому, что вы делаете, верно? Почему вы приехали и намеренно огорчали людей, которые стали вашими соседями? Вы не хотели, чтобы мы были вашими друзьями? Вы должны были предвидеть такую реакцию Оливье.

– Предвидеть что? Что он подбросит труп в наш дом?

– Это отвратительно. Я вам уже сказал об этом. Но вы его спровоцировали. Всех нас спровоцировали. Мы хотели стать вашими друзьями, но вы воспротивились этому.

– Значит, вы готовы дружить с нами до определенной черты, да? Пока наши успехи скромны? Пока посетителей у нас немного, пока процедуры принимают единицы? Пока у нас маленький ресторанчик, если нам повезет? И никакой конкуренции с вами и Оливье?

– Верно, – сказал Габри.

Марк не нашел что на это сказать.

– Послушайте, как вы думаете, почему мы не делаем круассаны? – продолжил Габри. – Или пироги? И вообще какую-либо выпечку? Ведь мы могли бы. Я люблю этим заниматься. Но когда мы приехали, здесь уже работала пекарня Сары. Сара всю жизнь прожила в этой деревне. Эта пекарня принадлежала еще ее бабке. Поэтому мы вместо пекарни открыли бистро. И все наши круассаны, пироги и хлеб делает Сара. Мы приспособили наши мечты к уже существующим здесь, сбывшимся. Для нас было бы дешевле и интереснее самим заниматься выпечкой, но смысл же не в этом.

– А в чем? – впервые подал голос Винсент Жильбер.

– Смысл не в том, чтобы заработать состояние, – сказал Габри, с благодарностью поворачиваясь к нему. – А в том, чтобы знать, что такое «достаточно». Быть счастливым.

Наступило молчание, и Габри в душе поблагодарил святого, который дал ему эту возможность воззвать к разуму.

– Может быть, вам стоит напомнить об этом вашему партнеру, – сказал Винсент Жильбер. – Говорите вы замечательные вещи, только сами живете по другим принципам. Вздумали обвинять моего сына. Свое поведение вы считаете нравственным, дружелюбным, человечным, а знаете, что это на самом деле?

Винсент Жильбер вплотную подошел к Габри, который при этом словно уменьшился в размерах, тогда как Жильбер увеличился.

– Это эгоизм, – прошипел Жильбер. – Мой сын проявлял терпение. Он нанял местных людей, создал рабочие места. Это место предназначено для исцеления, а вы не только пытаетесь уничтожить Марка, вы еще пытаетесь сделать его виноватым.

Винсент встал рядом со своим сыном, обретя наконец это ощущение семейного единства.

Габри больше нечего было сказать, и он ушел.

Он направлялся назад в деревню, а в окнах дома на холме сиял свет. Над его головой утки клином летели на юг, подальше от убийственного холода, который наступал на Канаду. Габри присел на пенек у обочины дорожки, глядя на закат, думая о les temps perdus; [78] он чувствовал себя очень одиноким, не имея даже веры в святых в качестве утешения.

На стол принесли пиво для Бовуара, а Гамаш вертел в руке стакан с виски. Они устроились на удобных стульях и принялись изучать меню. В бистро было пусто. Питер, Клара, Мирна и Рут – все ушли, и Оливье удалился в кухню. Хэвок, последний из оставшихся официантов, принял заказ и ушел, оставив их говорить.