Брежнев: правитель «золотого века» - Семанов Сергей Николаевич. Страница 31
Первое публичное политическое испытание Брежневу, как главе Партии, пришлось пережить в мае 1965 года. Тогда решили торжественно отметить двадцатилетие Победы в Отечественной войне. Известное дело в истории всех государств: когда своих побед не одерживают, то пышно поминают старые. Так, кстати, было в предреволюционной императорской России: в начале века отмечались юбилеи Полтавы и Бородина, а в Манчжурии и при Цусиме потерпели поражение…
О подготовке к этой годовщине рассказал кремлевский сплетник Бурлацкий, а он знал подробности. «Вернемся, однако, к подготовке доклада к 20-летию Победы, потому что именно тогда определился исторический выбор, предопределивший характер брежневской эпохи. «Диссертация» Шелепина была отвергнута, и общими силами был подготовлен вариант доклада, который хотя и не очень последовательно, но развивал принципы, идеи и установки хрущевского периода. Брежнев пригласил нас в кабинет, посадил по обе стороны длинного стола представителей разных отделов и попросил зачитать текст вслух.
Тут мы впервые узнали еще одну важную деталь брежневского стиля: он очень не любил читать и уж совершенно терпеть не мог писать. Всю информацию, а также свои речи и доклады он обычно воспринимал на слух, в отличие от Хрущева, который часто предварительно диктовал какие-то принципиальные соображения перед подготовкой тех или иных выступлений. Брежнев этого не делал никогда.
Чтение проекта доклада прошло относительно благополучно. Но, как выяснилось, главная битва была впереди, когда он, как обычно, был разослан членам Президиума и секретарям ЦК КПСС. Мне поручили обобщить поступившие предложения и составить небольшую итоговую справку. Подавляющее большинство членов руководства высказалось за то, чтобы усилить позитивную характеристику Сталина. Некоторые даже представили большие вставки со своим текстом, в которых говорилось, что Сталин обеспечил разгром оппозиции, победу социализма, осуществление ленинского плана индустриализации и коллективизации, культурной революции, что стало предпосылками для победы в Великой Отечественной войне и создания социалистического лагеря.
Сторонники такой позиции настаивали на том, чтобы исключить из текста доклада само понятие «культ личности», а тем более «период культа личности». Больше других на этом настаивали Суслов, Мжаванадзе и некоторые молодые руководители, включая Шелепина. Другие, например, Микоян и Пономарев, предлагали включить формулировки, прямо позаимствованные из известного постановления «О преодолении культа личности и его последствий» от 30 июня 1956 года.
Особое мнение высказал Андропов. Он предложил полностью обойти вопрос о Сталине в докладе, попросту не упоминать его имени, учитывая разноголосицу мнений и сложившееся соотношение сил среди руководства. Юрий Владимирович считал, что нет проблемы, которая в большей степени может расколоть руководство, аппарат управления да и всю партию и народ в тот момент, чем проблема Сталина.
Брежнев в конечном счете остановился на варианте, близком к тому, что предлагал Андропов. В докладе к 20-летию Победы фамилия Сталина была упомянута только однажды».
Да, это так. Усилиями просионистских помощников-советников Брежнева, с подсказками ему Суслова и Андропова (первый женат на еврейке, второй сам полуеврей) имя Сталина в праздничном докладе, зачитанном Генеральным секретарем, упоминалось лишь раз в совершенно вроде бы нейтральном виде: некоторую, мол, роль в достижении Победы сыграл Председатель Государственного комитета обороны Иосиф Виссарионович Сталин… Да, один раз, но что получилось!
…Речь эта передавалась по всем каналам радио и телевидения, в прямом эфире, я смотрел выступления, как и миллионы сограждан, очень внимательно. Не только кучку советников Брежнева, но и весь народ горячо интересовало, будет ли помянуто сталинское имя, ведь уже десять лет, с февраля 1956-го, его предавали только пошлым поношениям. И вот Брежнев зачитал упомянутый краткий текст. Что началось в зале! Неистовый шквал аплодисментов, казалось, сотрясет стены Кремлевского дворца, так много повидавшего. Кто-то стал уже вставать, прозвучали первые приветственные клики в честь Вождя. Брежнев, окруженный безмолвно застывшим президиумом, сперва оторопело смотрел в зал, потом быстро-быстро стал читать дальнейшие фразы текста. Зал постепенно и явно неохотно затих. А зал этот состоял как раз из тех, кто именуется «партийным активом», то есть тех лиц, которые именуются «кадровым резервом». То был именно ИХ глас. Однако 8 мая 1965 года раздался еще один характерный политический сигнал тогдашнему партийному руководству. Но если о первом сразу же узнала вся страна, то второй стал достоверно известен только тридцать лет спустя, когда писатель В. Карпов в 1994 году опубликовал свидетельства семьи покойного уже Маршала Жукова.
Здесь нужно тоже сделать маленькое пояснение. Ранее о Жукове ходили только сплетни, теперь из достоверных публикаций известна подлинная правда. Да, это был величайший полководец Второй мировой войны, что ныне равно признают и бывшие враги, и союзники тогдашние. Так, однажды находясь после Победы во главе Группы советских войск в Германии, Жуков, как и некоторые другие генералы и офицеры, что называется, «не удержался»… Выросший в дореволюционной крестьянской, а потом и советской бедности «красного командира», он увлекся сбором и вывозом «трофеев». А его адъютанты за спиной Маршала еще более расстарались…
Вагоны, груженые «трофеями», перехватила контрразведка. Естественно, доложили Сталину, он велел негласно расследовать позорное дело. Тяжело, очень тяжело читать опубликованные документы с описями десятков ковров, меховых шуб, хрусталя, часов, драгоценностей и прочего барахла, что привезли в квартиру и на дачу Жукова в ту пору. Но так было (заметим, никто из иных советских маршалов таковым не соблазнился!). Сталин не стал позорить прославленного воина, его лишь понизили в должности. Свое истинное отношение к бывшему Верховному главнокомандующему Маршал Жуков четко отразил в своих знаменитых воспоминаниях.
Никита Хрущев воспользовался авторитетом прославленного Маршала в своих честолюбивых целях, а потом с присущим ему хамством унизительно прогнал его в отставку. Но не только. Сталин простил Жукову некрасивые дела, а мелочный Хрущев отобрал у него дачу и квартиру, урезал пенсию — Народ и все Вооруженные силы встретили это хрущевское унижение с молчаливым, но общим негодованием. Все ждали от нового партийного вождя перемен и в этом деле.
С октября 1957 года не появлялся на людях прославленный Маршал. И вот 8 мая он появился на торжестве в память Победы. Ему было под семьдесят, но он выглядел моложаво и казался крепким, хоть был и невелик ростом. Лишь он появился, его начали приветствовать овациями и здравицами, так он и вошел в зал. О дальнейшем свидетельствует писатель В. Карпов: «А когда в докладе в числе прославленных военачальников была произнесена фамилия Жукова, в зале возникла новая овация, все встали и очень долго аплодировали стоя. Такая реакция озадачила нового генсека Брежнева, и опять возникли неприятные для Жукова последствия. В этот день зародилась болезненная ревность к славе маршала у Брежнева, нового всесильного вождя партии и главы государства. Как выяснилось позже, Леонид Ильич мелко гадил маршалу, задерживая издание его книг, только потому, что в ней не упоминался новый претендент на историческую роль в войне — полковник Брежнев. Ревность и даже боязнь приветственных оваций была так велика, что Генеральный секретарь, не желая видеть и слышать все это, рекомендовал делегату съезда (XXIII) маршалу Жукову, члену партии с 1919 года, не появляться на съезде. Вот что об этом пишет А. Миркина.
«Брежнев по телефону спрашивает Галину Александровну:
— Неужели маршал действительно собирается на съезд?
— Но он избран делегатом!
— Я знаю об этом. Но ведь такая нагрузка при его состоянии. Часа четыре подряд вставать и садиться. Сам не пошел бы, — пошутил Брежнев, — да необходимо. Я бы не советовал.