Штрафбат. Приказано уничтожить - Орлов Андрей Юрьевич. Страница 35

– Черт возьми… Спасибо, мужики, вы так вовремя, даже и не знаю, как благодарить… – Своего голоса он не узнал – тот звучал, как со дна переполненного нечистотами сортира.

– Да ладно, не век же тебе, Зорин, геройствовать, да нас спасать, – проворчал Бойчук, вытирая полой гимнастерки вымазанный кровью нож и убирая его в чехол. – Надо ж и нам хоть разок за тебя заступиться.

– Вовремя мы пришли, – покачал головой, растирая расцарапанную руку, Терещенко. – Они б его до смерти запинали.

– Нехорошо, – покачал головой Кладбищев. – Побывал в плену, как не стыдно. Подозрительная ты теперь у нас личность, Зорин, поосторожнее бы с тобой… – И было непонятно, то ли шутит боец, то ли насмехается.

– Да ладно тебе, Семен, – подмигнул Мошкин, – быстро выбывший из плена взятым в плен не считается. Расслабься, Зорин, мы с тобой. Ты наш отход геройски прикрывал. Ну, бывает. И на старуху случается проруха. Верно, товарищ младший лейтенант? Ведь не был Зорин ни в каком плену?

– Да все в порядке, кончайте глумиться над парнем, – устало бурчал Колыванцев. Он сидел на коленях перед ручьем, мочил руки и оттирал грязь от гимнастерки, не понимая, что еще сильнее ее размазывает. – С возвращением, Зорин, рад, что вы опять с нами. Быстрее приходите в себя, скоро будем выдвигаться.

– А мне вот непонятно, товарищ младший лейтенант, – задумался Зорин. – Вы ко всем обращаетесь на «ты», а исключительно ко мне – на «вы». Это признак пренебрежения или, напротив, глубокого уважения?

– Просто ты очень подозрительный, Зорин, – продолжал заезженную тему Кладбищев, – вот и непонятно, как к тебе обращаться.

Хохотнули Антохин и Кургаш, которых классовая ненависть друг к другу настолько спаяла, что они теперь не расставались. Оба сидели наверху, на краю обрыва и вроде как были в дозоре, что, однако, не мешало им быть в курсе всего происходящего.

– Ладно, заткнулись все, – смутился офицер. – Разговорились что-то, бойцы. Если хочешь, буду обращаться к тебе на «ты». Ситуация следующая, Зорин. Ты отстал, и, видимо, леший потащил тебя в сторону. Мы нарвались на пещеру в скалах, влезли туда, замаскировались… в общем, подождали, пока немцы пробегут. Потом они вернулись.

– Нечего вспомнить, – крякнул с верхотуры Кургаш. – Сидели там, как зайцы, да тряслись.

– Ничего и не тряслись, – возразил Антохин. – Просто товарищ младший лейтенант приказал… сказал, что достаточно бессмысленных жертв, мы должны себя поберечь для будущих героических боев.

– Правильно сказал, – согласился Бойчук. – Вся рота погибла, так что, и нам теперь за компанию? Мы же не трусы, воюем честно, перед врагом не пасуем, да и вообще… после всего, что было с нами сегодня, первым рыло начищу тому, кто обвинит нас в трусости.– В общем, так и было, да, – вздохнул Колыванцев. – Немцы прошли, мы бросились тебя искать. Скажи спасибо Бойчуку и Вершинину – сунулись мужики к ручью, разделали фрицев, как курей – они, похоже, припозднились, от своих отстали. Эй, вы, там, наверху! – крикнул он «дозорным». – Тщательнее смотрите! Если фрицы пойдут своих искать, нас тут и положат… Ладно, достаточно лирики, – подытожил офицер. – Подъем, солдаты. Скоро темнеть начнет. До сумерек нужно сместиться в южном направлении, а как стемнеет, будем реку брать…

Едва спустилась на природу долгожданная темнота, девять измученных людей выбрались к реке. Над полем царил удушливый трупный запах. Развалины злосчастного моста отчетливо выделялись на фоне неба. Немцев в округе не было. Советские войска переправляться в этом месте не стали, ушли в те края, где имелись нормальные мостовые переправы. Искать покатый спуск к воде не было ни времени, ни желания. Спускались, как альпинисты, по крутому склону, обдирая в кровь пальцы. Бойчук, чтобы товарищам было не скучно, вспоминал про свои ощущения, когда он летел с моста в воду, а потом выбирался той же дорогой. Течение, мол, на данном участке не такое стремительное, водичка «бодряще-прохладная», глубина хорошая, с гиблыми омутами все в порядке – какой-то «водяной» настойчиво пытался утянуть его на дно, но солдат справился. Бойчука просили заткнуться, но он лишь усмехался и предлагал готовиться к новым испытаниям.

Как оказалось, Бойчук все же преувеличивал. Форсирование водной преграды обошлось без приключений. Держаться на воде – кто-то лучше, кто-то хуже – умели все. Течение действительно было умеренным. Плыли тихо, в ряд, страховали друг дружку. «Синхронное плавание, надо же, – умилялся Бойчук, – можем на соревнованиях выступать». «Какое, какое плавание?» – не понимал Антохин, чьи восемь классов с «коридором» заставляли его сомневаться в словах товарища. Как только стали приближаться к берегу, приторная трупная вонь ударила по носам с такой силой, что захотелось повернуть обратно. Последствия побоища, учиненного советской артиллерией, никто не устранял. Сотни мертвых солдат противника, груды искореженной техники – все осталось на правом берегу. Земля не брезгливая, все примет. Своих-то хоронить не успевают…

Когда выбирались на берег – почти отнимались конечности, скрюченные от холода. Волокли с собой автоматы – некрасиво безоружными появляться в расположении своих частей. Карабкались на крутые откосы, зажимая носы, бежали по полю. Практически на ощупь искали дорогу, подпрыгивали, растирались, чтобы избавиться от холода, сковавшего не хуже панциря. Антохин что-то бормотал про грядущую «ампутацию задних конечностей», причем именно так и выражался – «задних». Брели по распаханной проезжей части, запинаясь об отстрелянные гильзы от снарядов. Их уже не волновало, как распорядится командование их дальнейшей участью. К расстрелу – так к расстрелу. К наградам – тоже хорошо. Лишь бы дойти, доползти, не окочуриться…

– Стоять! – выступила из темноты фигура автоматчика в демонической плащ-палатке, красиво стекающей с плеч. – Кто такие? – Сноп света от двух фонарей ударил в лица, осветил горстку щурящихся людей.

– Оружие на землю! Живо! А то стреляем! – возвестил другой голос.

Штрафники бросали оружие – да ради бога, набегались с ним.

– Мы вторая штрафная рота 24-й армии… – стуча зубами, объяснял Колыванцев. – Весь день вели бой на мосту, который у нас за спиной… Это все, что осталось от роты. Я – младший лейтенант Колыванцев, принял командование ротой после гибели капитана Любавина и отбытия в госпиталь замполита Бочкова.

– Похоже, свистят они, товарищ сержант, – встревоженно перебил офицера голос бдительного бойца. – На мосту, когда работала артиллерия, не было наших – точно не было… Нам неизвестно ни о какой штрафной роте! Товарищ сержант, посмотрите на них внимательно – они же все насквозь мокрые! Через реку переправлялись! А за рекой немцы! Товарищ сержант, это вражеские лазутчики, помяните мое слово! Давайте их прикончим прямо сейчас!

Приблизились еще несколько силуэтов. Кучка людей оказалась в кольце безликих автоматчиков. Никому уже не хотелось что-то доказывать, убеждать в очевидном. Усталость гнула к земле – и будь что будет. Колыванцев собрался что-то возразить, но приступ кашля не дал ему такой возможности. А Зорин вдруг услышал свой севший голос:

– Ну хорошо, пусть мы лазутчики, диверсанты, кто угодно, только отведите нас в штаб или куда там еще, дайте поговорить со специально обученными людьми, накормите, в конце концов! Тебя не учили, приятель, что нельзя расстреливать людей, когда они стоят перед тобой безоружные и, возможно, имеют что сказать?

Яркий свет резанул по глазам. Кто-то подошел к нему вплотную, начал всматриваться – кто это тут вякает?

– Ты, придурок! – рассвирепел Зорин. – И где вас набирают таких узколобых? Глаза-то хоть в порядке, боец? Разуй, да посмотри – неужели мы похожи на немецких лазутчиков?Лучше бы помалкивал, чем искать справедливость. Боец обиделся и двинул ему по виску прикладом – в то самое место, куда уже сегодня били немецко-фашистские захватчики. Темный мир превратился в ускользающую карусель, а он был в центре этой карусели. И почему людям нравится, когда мир вращается вокруг них?