На южном фронте без перемен - Яковенко Павел Владимирович. Страница 27

Однако оно было, по крайней мере, целым. Соседнему зданию повезло значительно меньше. Говорят, раньше там была теплица. Теперь остались только не до конца разрушенные кирпичные стены. Я и сам прошлой весной принимал посильное участие по добыче кирпича из этих руин. Своими собственными руками и ломом крушил постройку для каких-то хозяйственных нужд. Если правильно помню, то кирпич нужен был для ремонта одной из стен забора. Добытый кирпич тут же забирали, и тащили на кладку стены.

Конечно, зрелище упомянутые объекты производили далеко не самое пристойное, зато и беспокойства доставляли мало: никто там не прятался, и привидения там не водились.

За этими зданиями шла невысокая кирпичная стена. Формально, здесь владения нашей части и заканчивались. Однако фактически мы должны были патрулировать еще и гарнизонную баню. Вот это место иначе как гнездом разврата назвать было нельзя.

Сквозь проход в заборе, который когда-то, в лучшие времена, имел даже калитку, мы попали к котельной. А напротив котельной находился огромный пустырь, заваленный всяким мусором. Его было много. Банщики от мусора открещивались, и убирать ни под каким видом не соглашались. Да и то сказать! Чтобы убрать эту гору, нужно было много народу. У банщиков столько не было. Кроме того, даже займись они уборкой, на выполнение их прямых обязанностей времени, скорее всего, уже не осталось бы.

Признавать эту территорию своей ни в коем случае не желал и наш артдивизион. Конечно, иногда высокое начальство добиралось и до этого места. Тогда оно даже не приказывало… а как бы это поточнее выразить… скажем, рекомендовало очистить мусорку, дабы она не портила благолепия.

Бабаян спохватывался, и отправлял каких-то солдат на уборку спорной территории. Однако по-настоящему работящих, и в прямом и в переносном смысле, бойцов в нашей части было не столь уж и много. А у каждого старшины или прапорщика были свои, не менее важные задачи. Посему довольно быстро папоротники забирали выделенных на уборку солдат обратно, резонно указывая, что «нечего ерундой заниматься». И все замирало. Да очередной начальственной рекомендации.

Да и хрен с ней, с мусоркой! Для рядовых и младшего командного состава все неприятности начинались не с этого испоганенного куска непонятно чьей территории, а с того, что в заборе, ограждавшем эту территорию, была небольшая, но чрезвычайно важная калитка. Через нее местная молодежь и проходила в нашу часть. Калитка никем и ничем не охранялась, и пройти в нее мог кто угодно. Эти «кто угодно», а чаще всего местная шпана, шли не только через территорию части, но и периодически захаживали в баню. Из-за этого у банщиков, которые также являлись срочниками, постоянно случались крупные неприятности, апофеозом которых стало перо в бок одному рядовому.

Конечно, бедняга написал, что «сам упал на ножичек», ну чисто царевич Димитрий! Однако и Бабаян понимал, что если кого-нибудь там все-таки убьют, то проблема может вылезти не хилая.

Однажды комдив в сердцах, после очередной уголовщины, случившейся в бане, приказал калитку заварить. Последствия это вызвало самые неожиданные. Дело в том, что через эту калитку за отходами столовой, для свиней, захаживали местные граждане, родственники начальника столовой и его непосредственного окружения.

Нет, конечно, Бабаяну пришлось иметь дело не с начальником столовой. Этого еще не хватало! Ему пришлось пережить неприятный разговор с некоторыми «авторитетными» людьми из местных. После разговора комдив приказал калитку разварить. Но его команда оказалась невыполнимой. Просто — напросто злосчастную калитку давно сломали, не дожидаясь никаких резолюций. Слишком многим нужен был открытый проход в часть.

Хорошо бы было поставить там КПП! Хорошо бы… Но, во-первых, не было никакой возможности разобраться, кто именно должен ставить. Во-вторых, возведение КПП, это, как ни крути, строительство серьезного объекта, а на это нужны, согласитесь, серьезные финансовые средства. Ну и, в-третьих, вряд ли КПП нас спасло бы. Оно в любом случае оказывалось слишком удалено от начальства, чтобы там царила должная дисциплина. И если уж через основные ворота, прямо напротив штаба, местные кикелы проходили по большей части без труда, то что творилось бы на более удаленном посту, и представить себе страшно. Страшно было за тех солдат, которые там оказались бы. Вот что!

Я с бойцами прошел вдоль линии склада, прошел мимо котельной, заглянул на территорию бани… Подошел даже к той самой зловещей «калитке»… Все было тихо. Видимо, погода не располагала к путешествиям.

Я махнул рукой, и мы отправились обратно. Обогнули казарму Томского, обошли казарму ремонтно-технической роты, и подошли к туалету.

Здесь я слегка закрутился. Вообще-то, мне довольно сильно хотелось в сортир, если честно. Но заходить внутрь я боялся. Скорее всего, обязательно вляпался бы в дерьмо. Освещение отсутствовало, а пройти в темноте мимо «мин» без потерь — редкостная удача.

Раньше здесь было и неплохое освещение, и регулярная уборка. За туалет по очереди отвечали подразделения второго батальона, который тогда полностью занимал весь городок, и худо-бедно, свою работу делали. Потом комбату пришла в голову чудная мысль распределить за подразделениями объекты уборки на постоянной основе. Сортир достался минометной батарее. Наш старшина Ахмед сразу заявил, что в гробу он видал такое распределение, и демонстративно «умыл руки». В наших условиях это означало строго формальное отношение к делу. Сортир убирался, чтобы никто не мог обвинить прапорщика в игнорировании приказа, но убирался довольно редко, так что в промежутках между нечастными уборками заходить в него было опасно.

Ну а после того как на месте второго батальона расположился второй дивизион, положение стало вообще каким-то непонятным. Я, например, не знал, на чьей шее висит повинность по чистке туалета. Я думал, что этого, скорее всего, никто не знал, даже сам Бабаян.

Что же говорить о настоящем времени, когда всех бойцов под чистую разбирали на караул, столовую, КПП, патрули и прочие наряды. Прямо скажем, начальству было уже не до сортира. Он стремительно превращался в подобие привокзального туалета в каком-нибудь богом забытом райцентре.

А ладно! В общем, я еще раз тщательно прислушался к ощущениям в своем животе, и принял решение, что зайду в сортир не иначе, как только если мне будет грозить прямая опасность наложить в штаны. Бойцы, видя, что я задержался в раздумьях, быстро облегчились по малой нужде прямо на стенку.

По узкому проходу за казармой, где располагалась наша батарея и остатки второго батальона, мы вышли в караульный городок.

Караульный городок висел на совести меня и Зариффулина. И я могу с гордостью заявить, кое-что мы таки сделали! Мобилизовав каменщика Иванова, с малым количеством цемента и глины нам удалось замазать щели в каменных стенах и отремонтировать дорожки. Мы заставили бойцов облазать близлежащие свалки, и добыть старые покрышки, из которых теми же народными умельцами были сделаны некие подобия макивар — для отработки приемов рукопашного боя.

Нам также удалось достать доски, и произвести ремонт столика для сборки — разборки оружия. Многое было покрашено, починено, (или наоборот — отрезано, сломано и выброшено), а в довершение всего бордюры покрылись свежей побелкой.

И чтобы нам не говорил вечно недовольный Бабаян, караульный городок стал выглядеть совсем по-другому. По крайней мере, совсем не так позорно, как раньше…

Я с грустью, в бледном свете далекого фонаря, рассматривал потери. Пару досок из стола кто-то вырвал, какая-то сволочь оторвала и бросила покрышку — макивару, стены вновь потрескались, а побелку с бордюров давным — давно смыло. Тут я вспомнил об учебно-материальной базе, и мне стало совсем тоскливо.

От караульного городка мы вышли прямо на КПП. Этот наряд, как и охрана штаба, наглухо закрылся, и никого не было видно. Вообще-то, лично меня промозглость начала доставать.

— Пойдемте, костер разожжем, товарищ лейтенант! — попросил меня Трафимов.