На южном фронте без перемен - Яковенко Павел Владимирович. Страница 29

Я охнул от изумления.

— А почему именно ко мне?

Ответ меня нельзя сказать, чтобы обрадовал, но приятно стало.

— Они говорят, что вы единственный, кто к ним относится по-человечески. Вы не настоящий офицер. На вас можно надеяться.

Я переваривал полученную информацию. Доложить по инстанции? А зачем? Сделать так, чтобы их нашли? А оно мне надо? Ради кого я должен стараться? Бойцы не дезертировали, они рвутся на войну, они просто не хотят быть быдлом для местных аборигенов.

— Ладно, — ответил я Трафимову, — если будет отправка, я передам. Только надо как-то намекнуть Шевцову, что у него еще есть людские резервы для отправки на фронт, а то он будет думать, что они просто смылись, и рассчитывать на них нечего.

Трафимов кивнул.

В эту ночь мне как-то было особенно хреново. Знобило, болела голова, и вообще, никаких сил бродить по углам и закоулкам нашего военного городка у меня уже не осталось. Поэтому, на свой страх и риск, я, в половине пятого утра, отпустил свой наряд в казарму, и сам отправился к себе на квартиру.

Пришлось разбудить бойца на КПП, тот спросонья открыл мне дверь, и опять побрел досыпать. Я же пришел домой, вскипятил чайник, выпил чаю, аспирину, поел меда, привезенного еще из дома, и нырнул под одеяло.

Все-таки простудился, блин!

В этот момент в мое окно яростно заколотили. Так, как правило, стучали посыльные, чтобы сообщить мне обычную гадкую новость — меня вызывают в часть.

На это раз я даже не дернулся. Насколько мне подсказывал мой небольшой, но заработанный путем ошибок трудных, опыт, лучше затаиться, и молчать. Ему надоест, и боец уберется.

Однако этот «фрукт» оказался очень упорным. Он колотил громко и долго, и, в конце концов, разбудил мою глуховатую хозяйку. Она пошла к двери. Увидев меня в постели, Полина Яковлевна удивленно подняла брови, но я успел приставить палец к губам. Хозяйка понимающе кивнула, и вышла в коридор. Вскоре стук стих. Я услышал скрип захлопывающейся калитки. Убрался-таки, слава Богу!

Вот так я не попал под Хасавюрт в первый раз. Как потом выяснилось, меня пытались вызвать не для того, чтобы в очередной раз озадачить какой-нибудь глупостью, а для того, чтобы отправить в действующую армию.

Вместо меня поехал Садыков.

Глава 5

Ага, так я и думал, что вся эта оперетта под названием «осадное положение» закончится хреново. Тут так: или действительно осадное положение, патрули, пароли и документы, сопровождаемые расстрелом на месте всех подозрительных, или вообще ничего не надо затевать и людей смешить.

В первом городке ночью увели РПК. И это в первом городке! Где находится все командование нашей бригады, где порядок и дисциплина, где все образцово — показательно… А вот пулемет увели. Не знаю, что и как, но что-то мне подсказывает, что без местных не обошлось. Даже как-то странно, что наш «проходной двор» чаша сия миновала.

Ну да ладно. Пусть у начальства голова болит. Я человек маленький — мне о себе надо думать. Никто больше обо мне не подумает.

Впрочем, что это я о грустном? Произошли два ну просто замечательных события.

Во-первых, вернулся из запоя Ахмед. Серый, тихий и очень уставший. Но, по крайней мере, теперь всеми хозяйственными вопросами батареи занимается он. Я так и не смог получить двадцать шесть пар сапог из ремонта. А он — смог. И сделал это очень быстро. Вот что значат связи и опыт!

А во-вторых, появился Логман Байрамов. Где он был, я так и не понял. Я спрашивал у него об этом прямо, в лоб, но он что-то промычал неопределенное, и все. Я так понял, что ничего говорить он мне не собирается.

Ну и ладно.

Шевцов сказал, что теперь Логман будет ходить в патруль со мной на пару. То есть ночь я, ночь — он.

Я так обрадовался, что первый раз за много дней смогу переночевать дома, что даже не понял намека начальника штаба на то, что казарменное положение никто не отменял…

И только я стащил с себя надоевшее мне до смерти хэбэ, как в окно снова яростно застучали.

«Скоро, блин, беруши придется покупать», — подумал я со злостью.

Если бы я был уже в кровати, я бы не встал. Послал все к черту, закрыл голову подушкой, и спокойно ждал, пока этот фрукт уберется.

Но я был почти одет, кроме того, мне не давал покоя случай с Садыковым — ведь ехать-то под Хасавюрт должен был я, а не он! Поэтому я как был, так и вышел в коридор, и открыл дверь. Там стоял Карабут.

— Ну чего, сержант? — спросил я. — Чем ты меня обрадуешь? Что ты так в окно лупишь? Ты же его разбить можешь!

— Товарищ лейтенант! Вас начальник штаба вызывает по важному делу.

Я вздохнул.

— Ладно, Карабут, иди скажи Шевцову, что я сейчас буду.

Я с тоской посмотрел на телевизор, снова оделся и поплелся в часть.

— Ты куда ушел?! — завопил Шевцов. — Я же тебе ясно сказал, что казарменное положение не отменяется! Ни для кого! Особенно для тебя.

— Почему особенно для меня? — удивился я.

— Молод еще. И звание маленькое.

С логикой и чинопочитанием у начальника штаба было все в порядке. Меня бесило другое.

— И что я тут должен делать? Патрулирует же Логман!

— А ты должен в казарме находиться. Контролировать личный состав. А то он у тебя на глазах разбегается.

— А я уже говорил тебе — почему. И в казарме у нас почти никого нет. Кухонный наряд придет за полночь, и спать лягут.

— А молодые солдаты? — спросил Шевцов.

Я посмотрел на него недоумевающее:

— Это ты про кого?… Про кикелов что ли?! Да ты что!! Это нас от них надо охранять!

— Короче, — зарычал начштаба, — спать ты должен в казарме. Все. Это приказ.

Хотя во мне все кипело, лезть на рожон я посчитал излишним. Пришлось и правда идти в казарму.

В ней, как говорится, царила зловещая тишина. Дневальный на тумбочке спал стоя, как боевая лошадь. Я щелкнул его по носу. Он передернул плечами, и даже не проснулся. Еще бы — из наряда в наряд. Да еще местные кикелы спать не дают. Я оставил его в покое. Когда грохнется об пол, сам проснется.

Я открыл канцелярию, где уже стояла кровать, (ее еще раньше притащил сюда Садыков), запер дверь изнутри, и лег спать. Время было — двенадцать часов ночи, спать хотелось страшно, и как только моя голова коснулась подушки, я погрузился в сон.

Во сне мне слышались какие-то крики, шум, удары, возгласы, как на пиратском корабле-призраке из сказки Гауфа, но я так и не мог понять, наяву ли это, или грезится это мне? Во всяком случае, подняться с кровати было выше моих сил. Я смог проснуться только в половине шестого.

Я открыл канцелярию. На тумбочке стоял тот же самый солдат. Только теперь он уже не спал, и под глазом у него красовался приличных размеров бланш.

— О-о-о! — протянул я удивленно. — Откуда украшение боец? Вчера я его на тебе не видел.

Солдат замялся.

— Да я вчера уснул, упал, и об тумбочку ударился, — промямлил он.

Версия, конечно, была неплохая, но что-то мне подсказывало, что это была не тумбочка.

— В казарме все цело? — спросил я.

Дневальный ответил неожиданно резко:

— Да что с ней сделается, с казармой-то?!

Я не стал уточнять, а поплелся домой. Надо же было все-таки позавтракать, побриться, умыться. Вообще — привести себя в порядок.

По дороге, у самого КПП, мне повстречался Томский.

— Эге, — сказал я, — какими судьбами?

Лейтенант не выглядел слишком довольным. Вообще, это паренек отличался желчным и язвительным характером, и всегда был себе на уме. Кстати, он не особенно-то дружил даже с Поленым и Зариффулиным, хотя они были из одного училища. Меня он, кажется, просто считал за ничтожество. Впрочем, и я не претендовал на хорошие отношения с этим товарищем.

— Я из отпуска вернулся, — процедил он, и пошел дальше.

О как! Вовремя он вернулся… Но это значит… Это значит… Это значит, что теперь в отпуск отпустят Зариффулина! Мама миа! А я знаю эти отпуска. Раз отпустили — месяца три можно не возвращаться. Ну а что сделают? Из армии не уволят, в другой город не переведут. Такую дыру, как Темир-Хан-Шура, еще поискать надо. Ну, разве что в ЗабВО могут отправить — «забудь вернуться обратно» — но и это вряд ли. Младший командный состав сейчас в дефиците. Кадровыми военными сейчас не кидаются. Это вам не пиджаки.