Кабинет диковин - Чайлд Линкольн. Страница 69

К концу дня он выудил еще с полдюжины убийств, которые могли быть совершены Ленгом. Итак, примерно один труп в два года. Конечно, могли быть и другие тела, которые просто не были обнаружены. Не исключено, что Ленг перестал скрывать трупы, оставляя их в разных частях города. Жертвами всех преступлений, на которые обратил внимание Смитбек, были бездомные бродяги, которых хоронили без всяких церемоний. В результате никто не заметил общих черт, характерных для всех этих убийств, и связи между этими преступлениями установлено не было.

Последнее убийство с характерным для Ленга почерком случилось в 1935 году. После этого в Нью-Йорке произошло множество убийств, но ни в одном из них не было тех «странных повреждений», которые служили как бы личной подписью доктора Эноха Ленга.

Смитбек произвел в уме быстрый подсчет. В Нью-Йорке Ленг появился в семидесятых годах, видимо, молодым человеком лет тридцати. Следовательно, в 1935 году ему было около семидесяти. Итак, почему же все-таки прекратились убийства?

Этот вопрос не вызывал сомнений – Ленг умер. Правда, некролога Смитбек не нашел, но, поскольку Энох Ленг избегал внимания к своей персоне, появление некролога было маловероятно.

«Таков конец теории Пендергаста», – подумал Смитбек.

Однако чем больше он думал, тем больше сомневался в том, что Пендергаст искренне верил в подобный абсурд. Подбросив эту чушь, агент ФБР явно преследовал какие-то только ему ведомые цели. Этого типа всегда отличали изобретательность и умение находить неожиданные ходы. Не говоря уж о его скрытности. Истинные намерения специального агента остаются для других тайной. Смитбек решил обязательно поделиться с О'Шонесси своими умозаключениями. Коп, несомненно, успокоится, поняв, что с головой у Пендергаста все в порядке.

На всякий случай Смитбек просмотрел подшивку еще за год, но некролога так и не нашел. Получается, что этот парень не оставил в истории даже своей тени. Журналисту почему-то стало страшно.

Смитбек посмотрел на часы. Пора кончать. Он провел в «морге» безвылазно десять часов.

Но старт оказался многообещающим. Одним махом ему удалось обнаружить полдюжины нераскрытых убийств, которые могут быть приписаны Ленгу. До того как редактор начнет требовать результат, у него остается еще пара-тройка дней. А может быть, и больше, если он сумеет показать, что в куче дерьма, которую он разгребает, встречаются жемчужные зерна.

Смитбек поднялся с очень удобного кресла и удовлетворенно потер руки. Теперь, когда он изучил все то, что было известно о Ленге обществу, можно было переходить к личным документам доктора.

Из газет он выяснил, что Ленг работал в музее в качестве так называемого исследователя-гостя. Смитбек знал, что в то время все посторонние ученые, чтобы получить неограниченный доступ к собранию музея, подвергались тщательной проверке. Проверялись как их личность, так и академические успехи. Все претенденты должны были представить сведения о возрасте, семейном положении, ученых степенях, специальности, круге своих интересов и домашний адрес. Это могло указать путь к другим, скрытым пока кладам – таким как контракты о сделках, договора об аренде или иные юридические действия. Возможно, Ленгу и удавалось избежать внимания публики, но от бдительного взора музея он укрыться не мог.

К концу расследования он будет знать доктора Ленга, как родного брата.

Смитбек покинул газетный «морг» со смешанным чувством нетерпения и радостного предвкушения.

Глава 4

О'Шонесси стоял на ступенях федерального здания «Джэкоб Джавит». Дождь прекратился, и на улицах Нижнего Манхэттена там и сям виднелись лужи. Пендергаста не было ни в «Дакоте», ни здесь, в местном отделении ФБР. Полицейский испытывал целую гамму чувств, среди которых преобладали нетерпение, любопытство и напряженное ожидание. Не найдя сразу Пендергаста, он даже испытал нечто очень похожее на разочарование. Агент ФБР наверняка по достоинству оценил бы его находку. Может быть, она послужит тем ключом, который позволит Пендергасту закрыть дело.

О'Шонесси нырнул за одну из гранитных колонн здания, чтобы провести еще одну инспекцию журналов. Он быстро просматривал бесчисленные колонки записей, сделанные когда-то синими, а ныне серыми чернилами. Записи содержали в себе буквально все: имена покупателей, перечень химикатов, их количество, цены, адреса доставки и даты покупок. Ядовитые вещества были записаны красными чернилами. Пендергаст будет от этого в восторге. Ленг, конечно, делал покупки под вымышленным именем, давая при этом ложный адрес, но дело в том, что при каждой покупке он должен был пользоваться одним и тем же псевдонимом. Поскольку Пендергаст уже составил перечень некоторых редких химикатов, которыми пользовался Ленг, будет несложно сопоставить этот перечень с учетом продаж и установить таким образом псевдоним Ленга. Если это же имя Ленг использовал и для других денежных операций, то эти маленькие красные книги помогут очень сильно продвинуть расследование.

О'Шонесси еще пару минут изучал записи, а затем, сунув журналы под мышку, направился по Уорт-стрит к станции подземки. Журналы охватывали период между 1917 и 1923 годами – то есть время до уничтожившего аптеку пожара. Это были единственные уцелевшие в огне документы. Они принадлежали деду теперешнего владельца, а его отец поместил эти бумаги в пластиковый переплет. Именно поэтому тот антиквар ими не заинтересовался. Журналы выглядели слишком современно. И ему самому просто повезло, что он...

Антиквар. Теперь, когда он о нем вспомнил, ему показалось подозрительным, что любитель старины заинтересовался сейфом уже через пару-тройку недель после смерти старика. Можно даже допустить, что смерть не была случайной. Нельзя исключать, что это был убийца-имитатор, хотевший получить дополнительную информацию о том, какие химикаты покупал Ленг. Впрочем, нет... Это невозможно. Убийца, копирующий преступления доктора, появился только после публикации статьи. Визит антиквара состоялся раньше. О'Шонесси выругал себя за то, что у него не хватило ума поинтересоваться внешностью антиквара. Что ж, он всегда может вернуться в аптеку. Не исключено, что туда захочет заглянуть и сам Пендергаст.

Неожиданно для самого себя О'Шонесси замер, а затем ноги сами собой пронесли его мимо станции подземки на Энн-стрит. Он повернул было к станции, но потом снова передумал, сообразив, что находится почти рядом с домом номер шестнадцать по Уотер-стрит, тем домом, где когда-то обитала Мэри Грин. Пендергаст уже побывал там вместе с Норой Келли, но сам О'Шонесси дома пока не видел. Вообще-то смотреть там не на что, но, поскольку теперь он напрямую занимался расследованием, ему хотелось собственными глазами увидеть все, что имеет хоть какое-то отношение к делу. О'Шонесси вспомнил о нищенском, вызывающем жалость платье и об отчаянной записке девочки.

Лишние десять минут – не время. Ужин может и подождать.

Он прошел по Энн-стрит и свернул на Голд, насвистывая мелодию из «Нормы» Беллини. Это был коронный номер Марии Каллас, и О'Шонесси просто обожал арию. Полицейский пребывал в превосходном настроении. Детективная работа, которую он вновь для себя открывал, оказалась делом по-настоящему увлекательным. И кроме того, он вдруг понял, что у него имеется талант сыщика.

Лучи заходящего солнца прорывались сквозь облака, бросая на улицу длинные тени. Слева от него тянулся виадук Южной улицы, за которым виднелись причалы на Ист-Ривер. Погрузившись в размышления, О'Шонесси не заметил, как на смену зданиям банков и различных городских служб пришли жилые дома. Некоторые из них, с обновленными кирпичными фасадами, были заселены, а другие стояли унылыми и пустыми.

Становилось заметно холоднее, однако последние лучи солнца приятно согревали лицо. Свернув налево, на Джон-стрит, он направился к реке. Перед ним тянулись ряды старинных пирсов. Некоторые пирсы были заасфальтированы: ими, видимо, еще пользовались. Другие уходили в воду под пугающим углом, а иные разрушились настолько, что от них остались лишь ряды торчащих из воды свай. Солнце скрылось за горизонтом, оставив на память о себе багровое небо. С реки навстречу этому зареву поднимался туман. На противоположном берегу реки начали вспыхивать окна невысоких домов Бруклина. О'Шонесси ускорил шаг. Похолодало настолько, что от дыхания поднимался пар.