Кабинет диковин - Чайлд Линкольн. Страница 71

Ведь, прежде чем приступить к операции, преступник должен будет освободить его от оков. И в этот момент О'Шонесси на него нападет.

Но Хирург не дурак. Судя по тому, как он его захватил, у парня острый ум и железные нервы. Можно, конечно, изобразить бессознательное состояние, но этого будет явно недостаточно.

Ситуация предельно простая: сделай или умри. Следовательно, это надо сделать. И сделать безукоризненно.

Он глубоко вздохнул. Потом еще раз. После этого, закрыв глаза, он нанес сильный скользящий справа налево удар себе в лоб металлическими браслетами.

Кровь хлынула почти сразу, а сильная боль его даже обрадовала. Она не позволит ему забыться, заставит думать о чем-то постороннем. О'Шонесси знал, что раны на лбу кровоточат очень сильно.

После этого ирландец осторожно улегся на бок. Со стороны могло показаться, что он потерял сознание, ударившись головой о стену. Бетонный пол под щекой казался ледяным, а стекающая по векам и носу кровь, напротив, очень горячей. Это сработает. Должно сработать. Он не может себе позволить оказаться на прозекторском столе в положении Дорин Холландер.

Ему снова удалось подавить накатившую на него волну паники. Все очень скоро кончится. Он услышит шаги Хирурга. Дверь откроется. Как только будут сняты оковы, он неожиданно нападет на мерзавца и скрутит его. Он не только спасет свою жизнь, но заодно и арестует терроризирующего Нью-Йорк убийцу.

Спокойствие. Главное сейчас – сохранять спокойствие. Веки смежены, кровь капает на бетонный пол. О'Шонесси сосредоточил все свои мысли на опере, и его дыхание сразу стало ровнее. Очень скоро стены крошечной камеры раздвинулись, и волшебные звуки «Аиды», вырвавшись на свободу, вознеслись в высокое небо.

Глава 6

Пендергаст стоял на широкой эспланаде и задумчиво взирал на пару каменных львов, охраняющих вход в публичную библиотеку Нью-Йорка. Под мышкой агент ФБР держал небольшой коричневый сверток. Над городом только что пронесся короткий ливень, свет фар легковых машин и автобусов отражался в бесчисленных лужах. Пендергаст перевел взгляд со львов на длинный и весьма импозантный фасад библиотеки. Было далеко за девять вечера, и библиотека давно закрылась. Потоки студентов, ученых, непризнанных поэтов и туристов, льющиеся в течение всего дня через величественные порталы здания, иссякли уже несколько часов назад.

Пендергаст еще раз внимательно оглядел каменную эспланаду и прилегающие к ней тротуары Пятой авеню. Убедившись в отсутствии слежки, он поправил бумажный сверток под мышкой и начал подниматься по широким ступеням.

Чуть в стороне от главного входа в гранитной стене была небольшая дверца. Пендергаст подошел к ней и легонько постучал костяшками пальцев в бронзовую панель. Почти в тот же миг дверь открылась, явив миру библиотечного охранника. Это был высокий крепкий парень со светлыми, очень коротко стриженными волосами. В руке охранник держал потрепанную книгу.

– Добрый вечер, агент Пендергаст, – произнес страж. – Как поживаете?

– Прекрасно, Франсэ, – ответил Пендергаст и, указав кивком головы на книгу, спросил: – Как вам нравится Ариосто?

– Очень нравится. Спасибо за совет.

– Мне кажется, что я рекомендовал вам перевод Бэкона.

– Копия перевода Бэкона имеется лишь у Несмита в отделе микрофишей. Все остальные экземпляры на руках у читателей.

– Напомните, чтобы я прислал вам свой экземпляр.

– Спасибо, сэр, я это обязательно сделаю.

Пендергаст еще раз кивнул и проследовал через мраморный вестибюль, не слыша ничего, кроме звука своих шагов. На пороге помещения номер 315 он снова немного задержался. Это был главный читальный зал библиотеки. Он увидел ряды деревянных, залитых желтым светом столов и длинную стойку из темного дерева, делящую зал на две равные части.

Днем за этой стойкой работники библиотеки принимали заказы читателей и отсылали требования в подземные хранилища по пневматической почте. Но с наступлением вечера всякая жизнь в читальном зале замирала.

Пендергаст зашел за служебную стойку и прошел к небольшой двери, едва заметной среди стеллажей. Открыв дверь, он стал спускаться по находящейся за ней лестнице.

Под главным читальным залом находились все семь уровней книгохранилища. Первые шесть являли собой настоящие города. Тесно стоящие ряды книг казались бесконечными. Это в совокупности с низкими потолками хранилища порождало у многих нечто похожее на клаустрофобию. Что касается Пендергаста, то тот, лавируя между стеллажами и вдыхая запах пыли, плесени и старой бумаги, испытывал состояние полного душевного покоя. Подобное, надо сказать, случалось с ним крайне редко. Бремя расследования стало казаться ему не таким уж и тяжким; и даже рана, похоже, болела не так сильно, как до этого. На каждом повороте, на каждом перекрестке в этом лабиринте полок в памяти Пендергаста всплывали открытия, совершенные им во время его прежних литературных экспедиций. Открытия, которые порождали прозрения, позволявшие мгновенно решать, казалось бы, неразрешимые загадки.

Но времени на реминисценции не было, и Пендергаст ускорил шаг. Добравшись до очередной, еще более узкой лестницы, он продолжил спуск в недра хранилища.

Выбравшись в конце концов из лестничной клетки, Пендергаст оказался на седьмом уровне. В отличие от верхних этажей, где все книги и журналы были тщательно каталогизированы, здесь царил хаос. Вместо длинных упорядоченных улиц с боковыми проходами и перекрестками здесь преобладали узкие – на радость крысам – проходы и тупики. Этот уровень посещался крайне редко, несмотря на то, что здесь, по слухам, нашли свое упокоение просто потрясающие книжные коллекции. В помещении стояла духота, дышать было трудно. Создавалось впечатление, что воздух на седьмом уровне не циркулирует вот уже несколько десятилетий. От лестничной клетки во все стороны разбегались проходы между стоящими в беспорядке книжными шкафами.

Пендергаст остановился в мертвой тишине седьмого уровня, и его гипертрофированно острый слух уловил слабое шуршание – это колонии чешуйниц проедали себе путь в неисчерпаемых запасах целлюлозы.

Тут же раздался другой звук – более громкий. Кто-то сопел.

Пендергаст, лавируя между шкафами, двинулся на звук. Источник сопения становился все ближе.

Вскоре перед ним появилось световое пятно. Повернув за последний угол, Пендергаст увидел большой деревянный стол, залитый ярчайшим светом рефлектора, которым обычно пользуются в своей работе дантисты.

На краю стола располагалось несколько предметов: шило, катушка суровых ниток, пара белых хлопковых перчаток, переплетный нож и тюбик с клеем. Рядом с ними стопкой лежали справочники: «Враги книг» Блейда, «Энтомология города» Эблинга и «Методы хранения бумажных предметов искусства» Клаппа. На библиотечной тележке рядом со столом находилась куча старинных томов, пребывающих в разной степени разрушения. У некоторых отсутствовали переплеты, у других были разорваны корешки, а иные вообще распались на отдельные страницы.

За столом спиной к Пендергасту сидел человек. Грива исключительно густых и спутанных седых волос ниспадала на его сгорбленную спину. Человек снова громко засопел.

Пендергаст, выдерживая приличное расстояние, привалился плечом к одному из стеллажей и легонько постучал костяшками пальцев по металлу.

– «Я слышу чей-то стук», – не поворачивая головы, процитировал человек хорошо поставленным и очень мужественным голосом. И шмыгнул носом.

Пендергаст еще раз постучал.

– Иду, иду! – ответил сидящий и громко засопел.

Пендергаст постучал в третий раз, значительно более громко и настойчиво.

Человек распрямил плечи и, издав раздраженный вздох, возопил:

– «Восстань, Дункан, от стука моего! Ты это можешь».

После этого он положил инструменты переплетчика на книгу, с которой работал, и обернулся.

У человека были тонкие седые брови, гармонирующие по цвету с гривой, а радужная оболочка глаз имела странный желтый цвет, что придавало его взгляду зловещее, почти львиное выражение. При виде Пендергаста на его морщинистом лице появилась улыбка. А после того как он заметил под мышкой гостя сверток, улыбка стала значительно шире.