Зеркало и чаша - Дворецкая Елизавета Алексеевна. Страница 42

— Племянница внучатая? — Зимобор, затягивая пояс, поднял глаза. — Выходит, Оклада твой племянник?

— Сестры моей старший сын.

— Ну, материной сестры только глухой или совсем беспутный не послушается! — Зимобор обрадовался. — Надеюсь на тебя, мать, чтобы нам дело миром решить и крови напрасно не проливать! Ведь не с варягами воюем, не с чудью какой, а со своим же кривичским корнем.

— Да помогут нам Род и Макошь...

Назад к своим, мерзнувшим у подножия холма, Зимобор вернулся в одиночестве, но вполне довольный. (И старуха не обманула. Уже к полудню она появилась перед воротами Верховражья, одетая торжественно, как в дни больших жертвоприношений. Вся в черном, как подобает воплощению Старухи, она надела старинный головной убор с коровьими рогами, а ее длинные седые волосы вились по ветру, придавая ей истинное сходство с Мареной. За ней шли две другие жрицы, средняя — в красном, младшая — в белом платье.

Оклада сначала не хотел открывать им ворота, опасаясь смолян, но те не приближались, и, наконец, жриц впустили внутрь. Пробыли они там довольно долго, а когда показались опять, Зимобор зазвал их к себе.

— Сказала я Окладе все, что Макошь вложила мне в душу, — рассказала старуха. — Говорит он, что подумает, посоветуется с родом и с людьми жижальскими. Говорит, что не платила Жижала-река дани смоленским князьям, и не хочет он такой дурной памяти в роду о себе оставить, стать, дескать, тем, кто жижальцев под чужую руку приведет.

— Так не под мою руку, значит, под руку Вяткиных детей! Прошли те времена, мать, когда каждый род сам по себе жил и сам собой правил! Теперь надо вместе жить — вместе с заморскими землями торговать и вместе от врагов отбиваться. А для того голова нужна общая, то есть князь. И если не Смоленску, значит, вятичским князьям будет Жижала дань платить. Разве лучше чужому корню подчиняться?

— Ох, сынок, тяжело мне все это! — Старуха вздохнула. — Не мое это дело — князей и земли разбирать. А что делать, если то все — судьба моих детей родных?

— Ты, мать, мудра, правильно рассудишь.

— Ну, дай Макошь мудрости.

Жрицы ушли. Проводив их, Зимобор опять послал к Верховражью Ранослава с несколькими кметями. Тот вернулся и принес ответ Оклады: сегодня он думает с родом и старейшинами, завтра соберет в городке на вече всех, кто там оказался, и завтра к вечеру даст смолянам ответ.

— Ну, обождем! — согласился Зимобор.

— А сдается мне, что эти козлы время тянут, как кота за... — буркнул Красовит.

— До завтра тянут? — усомнился Зимобор. — А какой смысл?

— Может, они к вятичам послали за помощью, — поддержал Красовита озабоченный боярин Корочун. — Раз они с ними почти что в родстве. Так, мол, и так, князь Сечеслав, обижают тебя, невесту твою полонили...

— Даже если они сразу к вятичам за помощью послали, как про нас узнали, то гонец еще до Угры не добрался. — Зимобор покачал головой. — А вятичи живут-то не на Угре, а за Угрой, еще дальше. До завтра ничего они не дождутся. А если сами не надумают, значит, завтра ночью будем город брать. Ты, Корочун, как за дровами поедешь, прикажи там в лесу несколько хороших бревен вырубить. Все одно топорами стучать, они не догадаются.

— И жердей таких, покрепче, — добавил Любиша. — Зарубки сделаем, на стены лезть сподручнее.

Короткий зимний день скоро прошел, стемнело. Еще в сумерках поднялась метель — не слишком сильная, но мелкий снег сыпал густо, и в нескольких шагах, ничего не было видно. Дежурные десятки несли службу, наблюдая загородом и оглядывая окрестности, но сквозь снег не видели даже обрыва над рекой.

Зимобор сидел в углу, который вчера занимала беспокойная беглянка. Ему вспоминалось вчерашнее видение. Младина была прекрасна так, что даже в воспоминаниях от ее красоты захватывало дух. Ее помощь была неоценима: ее венок помог ему справиться с ведуном и тем подружиться с сежанами, он же привел на его сторону Макошиных жриц. И даже если жрицы не уговорят жижальцев сдаться, венок Младины обеспечит ему победу в открытом столкновении. Ну так почему у него так тяжело на душе, почему мысль о покровительстве Вещей Вилы не радует, а угнетает?

Он понимал, что красота ее облика существует только до тех пор, пока она хочет казаться ему прекрасной. Если он все-таки обманет ее и возьмет жену, то увидит совсем другую деву судьбы — такую, что душа будет стыть от ужаса. Или сама красота ее превратится в ядовитое жало, которое будет терзать его всю оставшуюся жизнь.

Но что делать? Он запутался в чарах Вещей Вилы, как муха в паутине. Весна приближалась, и в душе он изо всех сил торопил ее приход, считал дни, которые отделяли его от равноденствия, после которого можно будет идти искать Дивину. Искать, чтобы найти. Но чтобы быть счастливым с ней, сначала надо как-то выйти из-под власти Вещей Вилы. Как?

Зимобор далеко не в первый раз думал обо всем этом, но ничего придумать не мог. Даже сама Дивина не знала... Она сказала ему только: «Ищи Старуху...».

Старуху...

Зимобор вдруг встал. Старуха! А ведь теперь он знает подходящую старуху — с убором в виде коровьих рогов на голове, воплощение Макоши на реке Жижале. Старуха знает о том, то он принадлежит виде, она далее видела саму вилу... И если она не знает средства борьбы с ней, то ей ведь доступна связь с той Старухой, которая приходит с клоком кудели к каждому рождающемуся младенцу. А та Старуха, как и Мать, встреченная им на Ярилиной горе в купальскую ночь, на его стороне.

Есть только одна загвоздка. Здешняя старшая жрица помогает ему именно потому, что за ним стоит Вещая Вила. Если он расскажет ей, что хочет избавиться от этого опасного покровительства, жрица перестанет ему помогать.

Значит, нужно дождаться, когда ее помощь как князю ему уже не понадобится, и тогда попросить помощи как простому человеку.

В сенях стукнула дверь, кто-то ворвался и кого-то сшиб, а потом раздался крик запыхавшегося Гнездилы:

— Князь! Всем скорее! Из города напали!

Все в избе мгновенно вскочили, схватились за полушубки и оружие. Зимобор рванул занавеску, так что совсем сорвал ее с жерди.

— Что такое?

— Напали какие-то козлы! — докладывал Гнездила, кметь из Судимирова десятка. — Не видно там ничего, не слышно, а вдруг на дозор накинулись!