Ледовый барьер - Престон Дуглас. Страница 89

— Что за выходки? Я запрещаю ему покидать госпиталь. У него травма головы, контузия, растянуто запястье и…

— Сейчас не время, доктор Брамбель. Нам нужен опыт Гарзы, чего бы это не стоило.

— Господин Глинн…

— От этого зависит спасение корабля, — отрезал тот, после чего опустил трубку и посмотрел на Бриттон. — Есть ли какой-нибудь способ уменьшить качку?

Бриттон покачала головой.

— В таких бурных водах смещение балласта лишь сделает корабль ещё неустойчивее.

«Рольвааг» продолжал двигаться на юг, бешеные волны поочерёдно захлёстывали палубу водой, затем вздымали его к небу, так что вода с грохотом стекала по шпигатам. Два контейнера сорвало с привязи и смыло за борт, несколько остальных сдвигались по найтовым.

— Что, чёрт возьми, это были за взрывы? — Спросил МакФарлэйн Глинна.

— Нас обстрелял чилийский корабль, — сказал он и посмотрел сначала на МакФарлэйна, затем на Амиру. — Вы хоть как-нибудь представляете себе, почему соль воздействует на метеорит?

— Это не похоже на химическую реакцию, — сказал МакФарлэйн. — Метеорита не становится меньше, и, чертовски очевидно, там не было столько соли, чтобы выделить столько энергии.

Глинн бросил взгляд на Амиру.

— Взрыв был слишком велик, чтобы его вызвала химическая или каталитическая реакция, — сказала она.

— Какой ещё реакцией это может быть? Ядерной?

— Маловероятно. Но я думаю, мы просто смотрим на проблему не с той стороны.

Глинн сталкивался с этим и раньше. Разум Амиры проявлял тенденцию выпрыгивать из ограничительных рамок, очерченных для любого другого. И результат получался или гениальным, или идиотским. Это и была одной из тех причин, по которой он её нанял, и даже в нынешней экстремальной ситуации он не мог проигнорировать её слова.

— Как это? — Спросил он.

— Просто у меня такое чувство. Мы пытаемся понять его с нашей точки зрения, думая о нём, как о метеорите. А надо бы смотреть на всё с его точки зрения. Соль чем-то важна для него — она представляет собой или что-то опасное, или… необходимое.

Голос Ховелла заполнил наступившее молчание.

— Капитан, очередная пристрелка с «Рамиреса».

Первый помощник склонился над допплеровским радаром. Наступила долгая тишина, и затем он с ухмылкой поднял голову.

— Снегопад только что отрезал нас от «Рамиреса». Ублюдки не могут нас видеть, капитан. Они ослепли.

— Право руля, курс один-девять-ноль, — сказала Бриттон.

Глинн подошёл к монитору GPS и вгляделся в расположение зелёных точек. Шахматная партия близилась к концу, на доске остались лишь несколько фигур. Их судьба теперь зависит лишь от четырёх факторов: двух судов, шторма, льда.

Он напряжённо исследовал их в течение следующих тридцати минут. Расположение кораблей еле заметно менялось, и его мысли сконцентрировались на предстоящей задаче. Он закрыл глаза, сохраняя в памяти изображения зелёных точек. В этой простоте лежала смертоносная нехватка вариантов. Подобно шахматному мастеру, Глинн мысленно просмотрел каждую из возможных последовательностей действий. Все, кроме одной, ведут к стопроцентному провалу. И вероятность победы в последнем из оставшихся вариантов остаётся чертовски низкой. Чтобы последний вариант принёс им успех, всё должно сложиться идеально — и, ко всему прочему, им потребуется удача. Глинн ненавидел удачу. Стратегия, что требует удачу, зачастую фатальна. Но по всему выходило, что сейчас он больше всего нуждается именно в том, что ненавидит.

Глинн приоткрыл глаза и уставился на схему. Зелёная точка, представляющая «Рольвааг», теперь лежала лишь в тридцати минутах от Ледового Барьера, и ещё в нескольких минутах от двух гигантских ледовых островов.

Рация Глинна пискнула, и он немедленно её схватил.

— Это Гарза, — поверх шума статики донёсся до него слабый голос. — Я в трюме. Тут чёртова уйма помех, я не знаю, как долго мы сможем разговаривать.

— Продолжай.

— Имеются несколько швов, которые расходятся с каждым новым креном.

— Причина?

— Разряд с метеорита разорвал кое-какие важные точки сети, и ослабил остальные. К тому же Рошфорт спланировал гнездо максимум на крен в тридцать пять градусов. До этого предела нам всё ещё остаётся десять градусов… — На какой-то миг рация смолкла. — Но, конечно, метеорит в два с половиной раза тяжелее, чем Рошфорт изначально расчитывал. Может быть, нам не хватит ресурсов.

— Чего именно не хватит?

— Сложно сказать без… — Рация смолкла в очередной раз. — …к тому же в проект была заложена определённая избыточность, даже превышающая двойную. Стоуншифер считает, что мы можем достаточно далеко уплыть и так. С другой стороны, если обрушатся некоторые узлы, то быстро откажут и остальные.

— Мне не нравятся все эти «может» и «если».

— Я не могу говорить точнее.

— Так как быстро это твоё «быстро»?

— У нас останется пять, десять минут, может быть. Может, и больше.

— А потом?

— Потом метеорит сдвинется. Ему хватит и нескольких дюймов — он проломит корпус.

— Укрепите эти важные швы.

Наступило потрескивающее молчание. Глинн знал, о чём думает Гарза: он думает о том, что произошло в тот последний раз, когда они вели у гнезда сварку.

— Да, сэр, — наконец, сказал Гарза.

— И не давайте солёной воде коснуться его.

Единственным ответом был очередной гул статики.

Огромный корабль «Рольвааг» шёл на юг, всё дальше на юг.

Позади мостика располагался наблюдательная ниша, крошечная площадка, притулившаяся между радиокомнатой и комнатой карт. За исключением высоченных окон, в ней не было никакой мебели или внутреннего убранства. У окон стоял Глинн, прижимая к глазам бинокль, он обозревал пространство за трубами, за кормой. Снегопад, качающаяся серая линия на севере, уносило прочь. Снег дал им шестьдесят минут. Требовалось ещё двадцать. Но как только яркий лунный свет вновь выложил на яростном море ковёр света, стало ясно, что этих двадцати минут у них нет.

Словно по сигналу, в отдалении из занавеси снега вынырнул «Рамирес». С яркими огнями, теперь он был шокирующе близок, не более чем в четырёх милях. Его нос поднимался и опускался на бешеных волнах, и Глинну даже почудилось, что он различает передние орудия, нацеленные на них, выгравированные на фоне ночного неба за «Рольваагом». Танкер должен быть виден с эсминца столь же отчётливо, как и «Рамирес» для них. На мостике раздался внезапный гул, за которым последовало невыносимо напряжённое молчание. Валленар не терял времени даром: передние орудия быстро откорректировали свой наклон.

Чтобы сделать ситуацию ещё более невыносимой, с очередным выстрелом «Рамирес» выпустил в небо полосу белого фосфора, «Вилли Петерс», которая поднялась и теперь медленно опускалась вниз, ярко освещая и «Рольвааг», и море вокруг него.

Валленар действовал методично, он не торопился. Был осторожен. Команданте знал, что они в его власти. Глинн бросил взгляд на золотые карманные часы. На четырёх милях «Рамирес» может стрелять просто, не утруждая себя тщательной пристрелкой. «Рольвааг» находился лишь в двадцати минутах от ледовых островов. Им нужны двадцать минут везения.

— Пересекаем Ледовый Барьер, мэм, — сказал Ховелл, обращаясь к Бриттон.

Глинн бросил взгляд вниз, на воду. Даже в лунном свете он с лёгкостью отметил резкую перемену в цвете воды: с глубокого зелёного он сменился чистым, почти синеватым чёрным. Глинн вернулся к передней части мостика, осматривая в бинокль южный горизонт. Он видел тонкие заплатки хрупкого льда, которые поднимались и опадали. Когда корабль приподнялся на волне, он поймал поразительный вид на ледовые остров, на две низкие и плоские бирюзовые линии. Глинн поднёс к глазам бинокль и тщательно их осмотрел. Западный остров был огромен, возможно, достигал двадцати миль в длину, а западный — около пяти. Они ровно держались в воде, огромные спокойные горы над изменчивым морем — настолько громадные, что даже эти беснующиеся воды оказались бессильными и не могли приподнимать и опускать их. Между островами виднелся разлом, быть может, в тысячу ярдов шириной.