Грех и святость русской истории - Кожинов Вадим Валерьянович. Страница 22

Даже в тех случаях, когда «тенденциозность» вполне очевидна, объективно воссозданные исторические фактыв сущности опровергают ее, делают ее бессильной. И как ни странно такое суждение на первый взгляд, иные сочинения эмигрантскихавторов, писавших о русской Церкви, с этой точки зрения уступают работам, изданным в СССР. Например, в 1949 году в Париже, а в 1993-м в Москве появилась книга эмигранта Петра Иванова (1876–1956) с многозначительным заглавием «Тайна святых. Введение в Апокалипсис», где речь шла и о преподобных Иосифе и Ниле. Анонимное предисловие к ее московскому изданию начинается такой фразой: «Перед нами удивительная, уникальная книга», и книга в самом деле удивительна и уникальна с той точки зрения, что в ней донельзя искажены многие исторические факты, и в результате преподобный Иосиф Волоцкий объявлен ни много ни мало «лжесвятым», который-де сумел «провести свои антихристовы идеи внутрь церкви Христовой».[54]

Кстати сказать, автор предисловия, по-видимому, понимал, что не так уж все ладно в представляемой им книге, и сразу вслед за цитированной своей фразой счел необходимым отметить: «Это не значит, что нужно соглашаться со всем, что в ней (книге. – В.К.) написано. Мы встречаем утверждения по меньшей мере сомнительные». Но дело здесь даже не в «утверждениях», а в незнании или же извращении исторической реальности. И нельзя не видеть, что ряд работ, изданных в СССР, отличается в лучшую сторону от подобных – принадлежащих, увы, вроде бы правоверно христианским авторам – сочинений.

Характерно, что в своем труде «Очерки по истории Русской Церкви» существенно отличающийся от многих своих собратьев эмигрант А.В. Карташев с сочувствием ссылался на ряд работ, созданных, по его выражению, «в подсоветской науке, чуждой старым предубеждениям» и основывающейся на «документальности»,[55] – в частности, имелись в виду работы о преподобном Иосифе Волоцком. Правда, правильнее было бы сказать не столько о «чуждости» этой самой «подсоветской науки» прежним «предубеждениям», сколько о настойчивом стремлении новейших историков России иметь дело с достоверными документами,а не с разного рода субъективными домыслами.

Но обратимся непосредственно к историческим фактам, относящимся к личностям и деяниям преподобных Иосифа и Нила. Начать уместно с того, что в новейших работах неоспоримо установлено: никаких хоть сколько-нибудь достоверных сведений о «противоборстве» Иосифа Волоцкого и Нила Сорского не существует, их попросту нет.Верно, что пути святых были различными; однако самостоятельность пути отнюдь не обязательно подразумевает борьбу, враждебность или хотя бы отчужденность. Между тем широко известный эмигрант, в молодости бывший активным членом РСДРП, Георгий Федотов безоговорочно утверждал в своей популярной ныне книге «Святые Древней Руси»: «Суровый к еретикам, Иосиф проявлял суровость и к другим своим врагам. В их числе… преподобный Нил Сорский… В борьбе с Нилом Сорским… Иосиф разрушал традиции преподобного Сергия[56]».

Вообще, как ни удивительно, были и есть авторы, которые с прямо-таки патологической жаждой стремятся истолковать самобытность как своего рода обязательный повод для противостояния. Так, например, несмотря на то что именно Пушкин впервые с невиданной щедростью опубликовал в своем журнале «Современник» два с половиной десятка стихотворений очень мало кому известного тогда Тютчева, а тот воспел Пушкина как «первую любовь» России, с давних пор и до сего дня пропагандируется не имеющая никаких фактических оснований версия, согласно которой эти великие поэты были чуть ли не врагами…[57]

Прежде чем обсуждать вопрос о своеобразии путей преподобных Иосифа и Нила, необходимо точно и подробно выяснить, как и почемусложился миф об их «противоборстве», ибо без этого выяснения едва ли можно действительно очистить «живые лики святых» от заслоняющего их лживого тумана.

В исторической действительности имело место определенное противоборство направлений,известных сегодня под названиями «иосифлянство» и «нестяжательство» (хотя и здесь, как мы еще увидим, дело обстояло не столь уж просто, и граница между иосифлянами и нестяжателями далеко не всегда может быть четко проведена). Но это противоборство, начавшееся, как доказано, уже послекончины преподобного Нила Сорского (7 мая 1508 г.), было неправомерно, без каких-либо фактических доказательств перенесено на взаимоотношения самих преподобных.

С особенной очевидностью и резкостью эта «операция» выразилась в прямой подмене взаимоотношений преподобных совершенно иным «сюжетом» – взаимоотношениями преподобного Иосифа Волоцкого и «князя-инока» Василия Ивановича Патрикеева-Вассиана, которые начались, как неоспоримо свидетельствуют достоверные исторические источники, только после1508 года.

Первое упоминание о князе-иноке Вассиане у Иосифа Волоцкого относится ко времени не ранее 1511 года, а с другой стороны, современник свидетельствовал, что сам «князь-инок» начал публично заявлять о себе лишь после Ниловой кончины: «Как не стало старца Нила, и ученик его князь Вассиан Косой, княж Иванов сын Юрьевича, и нача сей князь вельми побарати по своем старце Ниле».[58] Кроме всего прочего, нельзя не признать, что вообще чрезвычайно неправдоподобна версия, согласно которой «князь-инок» еще до 1509 года, то есть находясь на положении ссыльного,сочинял и распространял свои достаточно острые послания и «слова».

В либеральной публицистике начиная с середины прошлого столетия фигура «князя-инока» (словосочетание звучит весьма романтично!) по существу почти целиком заслонилаживой лик преподобного Нила Сорского, которому были без всяких оснований приписаны стремления, высказывания и даже поступки Вассиана Патрикеева(в этом соединении монашеского имени и мирского прозванья опять-таки заключена формула «инок-князь»). Поэтому необходимо пристально вглядеться в эту фигуру.

Прежде чем перейти к сути дела, должен предупредить моих читателей, что мне придется ссылаться на многообразные исследования историков, обращаться к фактам, которые вроде бы имеют косвенное отношение к основной теме; однако без всего этого нельзя обойтись, если мы действительно стремимся увидеть «живые лики святых», отринув «либеральную» фальсификацию и прямую клевету.

* * *

Князь Василий Иванович Патрикеев, родившийся, по-видимому, около 1470 года, был, без сомнения, умнейший и наделенный многими дарованиями человек, однако сближать его хоть в каком-нибудь смысле с преподобным Нилом Сорским едва ли правомерно. Он был сыном князя Ивана Юрьевича Патрикеева, являвшего собой первоепо значению (после, разумеется, великого князя Ивана III) лицо в русском государстве конца XV века (к тому же он был крупнейшим землевладельцем). Карьера Ивана Патрикеева опиралась, во-первых, на предельно высокородное происхождение – его отец был правнуком самого Гедимина, к тому же по линии старшегосына последнего, Наримонта; с другой стороны, мать его была сестрой отца Ивана III, Василия II Темного, и он, таким образом, приходился первому царю всея Руси двоюродным братом. Сын Ивана Патрикеева князь Василий с юных лет состоял при отце, а в 1490-х годах уже сам нередко играл руководящую роль в воинских, посольских, судейских делах и, надо думать, был уверен, что унаследует отцовское место в государстве.

Однако в 1499 году князей Патрикеевых постигло жестокое крушение: они вместе с зятем (мужем дочери) Ивана Юрьевича, князем Семеном Ряполовским, были приговорены к смертной казни, и лишь заступничество тогдашнего митрополита Симона спасло их от злой кончины (Ряполовский же был казнен…). Патрикеевых «в железах» постригли в монахи, и Василий под именем инока Вассиана оказался в Кирилло-Белозерском монастыре – по существу в заточении. Причины краха Патрикеевых не выяснены до конца. Одни историки полагают, что они сделали ставку на внука Ивана III Дмитрия, сына рано (в 1490 году) умершего князя Ивана Молодого и Елены Волошанки, между тем как сам великий князь неожиданно решил все же наследовать власть своему второму сыну (от Софии Палеолог) Василию; другие – что Патрикеевы в качестве дипломатов совершили некое предательство, поступившись интересами Руси ради родины своих предков Литвы. По всей вероятности, и в том, и в другом объяснении есть своя доля истины. Но особенно основательное понимание причин острого конфликта Патрикеевых с Иваном III наметил еще В.О. Ключевский,[59] а в наше время развил Р.Г. Скрынников: «После покорения Новгорода (то есть после 1478 года. – В.К.) казна стала обладательницей огромных богатств… Следуя традиции, Дума поначалу распределила конфискованные в Новгороде земли среди знати… Крупные владения достались двоюродному брату Ивана III боярину князю И.К. Патрикееву. Обширные земли получил зять Патрикеева С.И. Ряполовский» (оба они играли руководящую роль в покорении Новгорода). Однако позднее, в 1490-х годах, продолжает Р.Г. Скрынников, «власти приступили к организации поместной системы землевладения. Почти все бояре (Вольский, Патрикеевы, Ряполовский и др.) утратили новгородские владения».[60]