Грант вызывает Москву. - Ардаматский Василий Иванович. Страница 4

— Ничего, ничего, войны хватит и на нас с вами, — сказал Шрагин.

Через несколько минут приказ был подписан. С 10 августа 1941 года Игорь Николаевич Шрагин, инженер–механик, обязан приступить к работе. Десятое — завтра.

Прямо с завода Шрагин пошел в областное управление НКВД. Он без труда нашел это здание, но вошел в него не сразу, минут тридцать выбирал момент, когда поблизости не будет прохожих.

Начальника управления на месте не оказалось, он еще ночью уехал в обком и когда вернется, никто не знал. Шрагина принял его заместитель подполковник Гамарин, который как раз и занимался первичной подготовкой шрагинской операции. Он был еще довольно молод, лет сорока, плотный, подтянутый, с широкими бровями на смуглом лице.

— Почему Москва с таким запозданием получила сообщение о прибытии моей группы? — спросил Шрагин.

— Пошлая накладка, — ответил подполковник. — Мы думали, что об этом сообщит сама группа, а они думали, что сделаем это мы.

Шрагину понравилось, что он не пытался ни выгораживать себя, ни обвинять других.

— Когда и где я могу увидеть своих людей? — спросил он.

— Мы соберем их, конечно, а вот когда, это сказать нелегко. Все они сейчас участвуют в чистке города, вылавливают всяческую сволочь.

— Кто разрешил использовать их для этого? — стараясь сохранить спокойствие, спросил Шрагин.

— В данной обстановке никто не мог допустить существования безработных чекистов, — раздраженно ответил подполковник.

— Но этим людям предстоит остаться здесь и действовать при немцах. Неужели вы не понимаете, что вы заранее поставили их под удар?

Гамарин спокойно улыбнулся одними уголками рта:

— Тех, кого они чистят, в городе не будет.

— Мне необходимо связаться с Москвой. — Шрагин встал и отошел к окну, давая понять Гамарину, что больше говорить с ним не намерен.

Подполковник соединился с кем–то по телефону.

— Как обстоит дело с Москвой? — спросил он все так же спокойно. — А какие надежды?.. Спасибо… Связи с Москвой, товарищ Шрагин, мы не имеем уже вторые сутки…

Шрагин продолжал смотреть в окно на улицу, но он ничего там не видел. Он напряженно думал, как ему поступить. Если строго придерживаться стратегии и тактики порученного ему дела, он должен отказаться от использования присланных сюда людей. Но как тогда поступить самому? Немедленно уехать? Или остаться и создать группу из местных жителей?

— Телеграфная связь, надеюсь, есть? — Шрагин вернулся к столу Гамарина.

— Теоретически есть, — подполковник снова улыбнулся уголками тонкого рта, и это вызвало у Шрагина бешенство, которое ему нелегко было подавить. — Сегодня, например, мы получили из Москвы телеграмму, которая была отправлена… — Гамарин заглянул в бланк телеграммы, лежавшей перед ним, и добавил: — Пятого августа.

— А наша внутренняя связь по эфиру?

— Увы! — развел руками Гамарин. — В первую же бомбежку разбит наш приемопередаточный центр. В исключительных случаях мы связывались через Одессу, но, например, сегодня утром Одесса не смогла дать нам связь.

— Вам было приказано Москвой подготовить для группы радиста. Это сделано? — спросил Шрагин, стараясь не смотреть на подполковника. — Или, может, он тоже участвует в облавах?

— Нет. Для этого он слишком одиозная фигура в городе. Он ждет вас на своей квартире…

Гамарин не договорил: шумно открылась дверь, и в кабинет вошел высокий тучный полковник. Швырнув планшет на диван, он снял фуражку и, выхватив из кармана большой носовой платок, начал вытирать потное лицо и бритую до блеска голову.

— Жарища! — произнес он, тяжело дыша. — Жарища во всех мыслимых смыслах.

— Это товарищ Шрагин, — сказал ему Гамарин поспешно, точно предупреждая, что в кабинете находится посторонний.

Рука полковника замерла с платком на бритой голове.

— Наконец–то прибыл! Здорово. Я — Бурмин. — Он перехватил платок левой рукой, крепко сжал руку Шрагина и, не выпуская ее, сказал: — Наверное, клянешь нас последними словами?

— Я просто не знаю, что делать.

— Понимаю, понимаю… — Полковник Бурмин сел в кресло напротив Шрагина. — Я ночью из обкома говорил по «ВЧ» с Москвой, наслушался всякого. — Он быстро повернулся к Гамарину. — Ну, как ты мог такое сморозить? Поместить этих людей в гостиницу, да еще по нашей броне, и вдобавок сунуть их в облаву!

— Я вам докладывал, — сухо произнес Гамарин.

— Застраховался? — Полковник Бурмин смотрел на Гамарина с откровенной насмешкой. — Будто ты не понимаешь, что сейчас на моей шее. Тебе, тебе, Юрий Павлович, были поручены все эти дела, и ты обязан, обязан был все предусмотреть.

— Даже бог всего не мог предусмотреть, — глядя в сторону, сказал Гамарин.

— С тобой, Юрий Павлович, каши не поешь, ложка всегда у тебя, — устало сказал Бурмин и, тяжело поднявшись с кресла, кивнул Шрагину: — Идем ко мне.

В затемненном с ночи кабинете полковника кисло пахло табаком. Раздернув шторы и распахнув окно, полковник сел за стол. В кабинет врывался тревожный шум города.

— Ну, что ты на все это скажешь? — спросил полковник.

— Говорить поздно, надо решать. Группа фактически подорвана, ее нужно передать вам для ваших нужд.

— А ты сам?

— А мне надо уезжать… или остаться и создавать новую группу из коммунистов, которых здесь оставляют для подполья. Ваше мнение?

— Я доложил комиссару все как есть, — сказал полковник Бурмин. — Он обложил меня всячески и приказал немедленно исправить положение.

— Исправить? — изумленно спросил Шрагин. — Как?

— Комиссар сказал, что ты знаешь, как это сделать. Он только очень нервничал, что тебя еще нет…

Шрагин молчал. Он уже был спокоен, и его мозг работал с особенной четкостью. Так с ним бывало всегда, когда он оказывался перед лицом тяжелых обстоятельств.

— Век живи, век учись, — заговорил Бурмин. — Сам понимаешь, сколько сейчас на меня всякого свалилось. Решил, что этим делом должен заниматься человек, освобожденный от всего другого. — Полковник шумно передохнул и продолжал, будто прислушиваясь к шуму на улице: — И ведь прекрасный работник — четкий, дельный, поворотливый… Но, видно, только когда налаженное годами дело катится с горы. А в этих условиях оказался…

— Надо сейчас же отдать приказ, — перебил его Шрагин. — Моих людей снять с операции по чистке города. Сегодня же они должны быть переведены из гостиницы на частные квартиры. Это надо сделать ночью. Послезавтра утром собрать их…

Глава 3

Когда на другой день утром Шрагин вошел на территорию завода, он сразу понял, что делали небольшие группы людей — и штатских и военных — у силового цеха и немного поодаль, у стапелей, где возвышался стальной громадой недостроенный крейсер. «Минируют», — догадался Шрагин и вдруг с болью представил себе, как будут рушиться все эти сложные и так дорого стоящие сооружения и этот корабль–красавец… Ему вспомнилась первая студенческая практика на Балтийском заводе. Инженер, который знакомил студентов с заводом, повел их вдоль стапелей. На одном они увидели маленькие человеческие фигурки, копошившиеся на дне громадного котлована, — здесь будущее судно только зарождалось. На другом стапеле они уже видели контуры судна, растущие вверх, красиво выгнутые его бока, распертые стальными ребрами. На третьем стапеле уже настилали палубу, а на последнем был корабль, почти готовый к спуску. Он стоял наклонно, точно изготовившись к прыжку в море, и был удивительно красив — он весь был в сиянии голубых звезд электросварки… Да, человек, однажды видевший чудо рождения корабля, навсегда проникнется уважением к людям, которые это чудо совершают, сами того не замечая…

Главного технолога на заводе не оказалось. В зале перед его кабинетом за вздыбленными чертежными досками не было ни одного человека. Шрагин постоял в раздумье и пошел в дирекцию.

Просторная приемная директора была забита встревоженными людьми. Помощник директора — молодой парень с худым узким лицом и светлыми прямыми волосами — метался между телефонами и кричал в трубки одно и то же: