Первый человек в Риме - Маккалоу Колин. Страница 60

— Это сон!

— Я могу понять твои чувства, Луций Корнелий. Будь уверен, все это реально. — Цезарь говорил спокойно. Он посчитал реакцию Суллы естественной.

— Она могла бы еще жить и жить, — произнес Сулла с удивлением. — В конце концов, у меня счастливая судьба, Гай Юлий. Никогда не думал, что смогу сказать так. Мне будет не хватать ее. Надеюсь, в будущем мир признает, что самую большую инвестицию она сделала своей смертью. Ибо я намерен стать гордостью своего класса и Сената.

Хорошо ли он сказал? То ли он сказал, что хотел услышать Цезарь?

— Я согласен, Луций Корнелий. Твоя покойная мачеха была бы счастлива узнать, что ты плодотворно используешь ее завещание, — сказал Цезарь, по достоинству оценив мысль Суллы. — Надеюсь, больше не будет диких пирушек? Сомнительных друзей?

— Когда человек может вести образ жизни, подобающий своему происхождению, Гай Юлий, то нет необходимости ни в диких пирушках, ни в сомнительных друзьях. — Сулла вздохнул. — Это был просто способ провести время. Смею предположить, это должно показаться тебе странным. Но жизнь, которую я вел более тридцати лет, висела на мне, как тяжелый жернов.

— Без сомнения, — согласился Цезарь.

И вдруг ужасная мысль пришла в голову Суллы.

— Но ведь цензоров нет! Что же мне делать?

— Одно из условий, которые Марк Скавр выдвинул при своей добровольной отставке, — чтобы новых цензоров выбрали в следующем апреле. Подожди до выборов, — спокойно сказал Цезарь.

Сулла собрался с силами, глубоко вдохнул:

— Гай Юлий, у меня есть к тебе еще одна просьба.

В голубых глазах Цезаря появилось выражение, которое Сулла никак не мог определить. Словно Цезарь знал, о чем намеревается просить собеседник… Но как мог он знать, когда эта идея ему самому только что пришла в голову? Самая блестящая идея самая счастливая. Ибо если Цезарь согласится, обращение Суллы к цензорам будет иметь значительно больший вес. Происхождение Суллы и его деньги, увы, сильно подпорчены тем образом жизни, который он вел.

— Какая просьба, Луций Корнелий?

— Твое согласие на мой брак с твоей дочерью Юлиллой.

— После того, как она столь безобразно поступала с тобой?!

— Я… я люблю ее, — сказал Сулла, веря в то, что говорил.

— Юлилла еще не оправилась в достаточной мере, чтобы думать о замужестве, — сказал Цезарь. — Но я запомню твою просьбу, Луций Корнелий. — Он улыбнулся. — Может быть, вы стоите друг друга и после всех передряг заслужили свое счастье.

— Она дала мне венец из трав, — сказал Сулла. — И только после этого удача повернулась ко мне лицом!

— Я тебе верю. — Цезарь поднялся, собираясь уйти. — Тем не менее пока мы никому не скажем о твоем желании жениться на Юлилле. И кроме того, я настаиваю, чтобы ты держался подальше от нее. Что бы ты к ней ни чувствовал, она все еще пытается найти выход из своего положения, и я не хочу облегчать ее задачу.

Сулла проводил Цезаря до двери и там протянул ему руку, улыбаясь сжатыми губами. Никто лучше не знал эффекта этих слишком длинных и слишком острых клыков, чем сам их владелец. Не для Цезаря его отвратительные, страшные оскалы. Нет, Цезаря надо беречь, его надо обхаживать. Разве есть лучший способ расположить к себе цензоров — и выборщиков, — чем иметь женой Юлию?

— Ямус! — позвал Сулла, когда закрыл за Цезарем дверь.

— Да, господин.

— Не беспокойся об обеде. Приведи дом в траурный вид по случаю смерти госпожи Клитумны. Проследи, чтобы вернулись все ее слуги из Цирцей. Я ухожу организовывать похороны.

«И упаковывать вещи, — подумал Сулла. — Пора прощаться с прежней жизнью, с Клитумной. Ни о чем я не буду жалеть, кроме Метробия. Я буду скучать о нем. Очень».

ГОД ТРЕТИЙ (108 г. до Р. X.)

КОНСУЛЬСТВО СЕРВИЯ СУЛЬПИЦИЯ ГАЛЬБЫ И КВИНТА ГОРТЕНЗИЯ

С приходом зимних дождей война в Нумидии утратила прежний характер и была почти остановлена. Ни одна из противоборствующих сторон не оказалась в состоянии развернуть войска. Гай Марий получил письмо от своего тестя, Цезаря, и, размышляя над его содержанием, удивлялся. Знал ли консул Квинт Цецилий Метелл Свинка, что с наступлением нового года станет проконсулом, его командование будет продлено и будущий триумф обеспечен? В штабе губернатора в Утике никто даже не упоминал о поражении Марка Юния Силана и о потере всего его войска.

Все это давно было известно Метеллу, а старший легат Гай Марий будет последним, кому об этом сообщат. Вот что возмущало Мария. Бедному Рутилию Руфу поручили наблюдать за зимними пограничными гарнизонами, что не позволяло связаться с ним при развитии событий, не говоря уже о возобновлении войны. А Гай Марий, которого вызвали в Утику, вообще оказался в подчинении у сына Метелла Свинки! Этот молодой человек двадцати лет от роду, младший офицерик в личном кортеже своего отца, был счастлив командовать гарнизоном и руководить обороной Утики. Когда требовалось решить любой вопрос, связанный с диспозицией войск, Марию приходилось обращаться к невыносимо высокомерному Поросенку, как вскоре все стали его называть. Утика — крепость второстепенная. В обязанности Мария входила вся рутинная работа, которую не хотел выполнять губернатор. Работа, более подходящая для квестора, а не для старшего легата.

Мария это бесило, он терял самообладание, особенно когда Метелл Поросенок забавлялся за счет Мария. Поросенку это очень нравилось, тем более что его отец Свинка дал понять, что это нравится и ему. Полупоражение на реке Мутул спровоцировало Рутилия Руфа и Мария на яростную критику командования. Они заявили, что лучший способ выиграть войну с Нумидией — захватить самого Югурту.

— И как же я это сделаю? — спросил тогда Метелл, отрезвленный своей первой битвой достаточно для того, чтобы выслушать чужое мнение.

— Хитростью, — сказал Рутилий Руф.

— Какой хитростью?

— А это ты сам должен придумать, Квинт Цецилий.

Теперь, когда все вернулись в Африканскую провинцию и сносили эти дождливые дни и рутинную работу, Метелл Свинка держал свои намерения в секрете. А потом он наладил контакт с нумидийским аристократом по имени Набдалса и был вынужден позвать Мария принять участие в беседе с этим человеком.

— Не можешь сам выполнить грязную работу, Квинт Цецилий? — прямо спросил Марий.

— Верь мне, Гай Марий, если бы Публий Рутилий был здесь, ты бы мне не понадобился! — огрызнулся Метелл. — Но ты знаешь о Югурте то, чего не знаю я. Кроме того, тебе немного больше известно о том, как работает у нумидийцев голова. Я только хочу, чтобы ты сидел и слушал. Потом скажешь мне свое мнение.

— Меня поражает твое доверие. Думаешь, я буду откровенен с тобой?

Метелл поднял брови, искренне удивленный:

— Ты здесь для того, чтобы бороться с Нумидией, Гай Марий, так почему бы тебе не быть со мной откровенным?

— Тогда приводи этого человека, Квинт Цецилий, и я сделаю все возможное, чтобы помочь.

Марий знал кое-что о Набдалсе, хотя никогда раньше не видел его. Набдалса был сторонником царевича Гауды, законного претендента на нумидийский трон. В настоящее время этот царевич жил на положении полукороля недалеко от Утики, в цветущем местечке на территории Старого Карфагена. Набдалса приехал и был принят Метеллом довольно холодно.

Метелл изложил ему свою точку зрения. Наилучший и самый быстрый способ решить нумидийскую проблему (и посадить на престол царевича Гауду) — это захватить самого Югурту. Есть ли у царевича-претендента — или же у Набдалсы — какие-либо соображения насчет того, как осуществить захват Югурты?

— С помощью Бомилькара, господин, — сказал Набдалса.

Метелл вытаращил глаза:

— Бомилькара? Но он же сводный брат Югурты, самый преданный из его вельмож!

— В настоящее время отношения между ними довольно натянутые, — пояснил Набдалса.

— Почему? — спросил Метелл.

— Это вопрос престолонаследия, господин. Бомилькар хочет, чтобы его назначили регентом, если с Югуртой что-нибудь случится, но Югурта отказывается это сделать.