Первый человек в Риме - Маккалоу Колин. Страница 64
Квинт Цецилий Метелл мало полезного сделал в Африке. Главными для него всегда были его личные интересы. Я твердо уверен, что он намеревается нарочно продлить эту войну, чтобы упрочить свою славу и могущество. Прошлой осенью он распустил слух, что это была его идея — ослабить позиции Югурты, предав огню посевы и разорив города Нумидии. Особенно те, в которых хранились сокровища. В результате мои земли и земли многих других римских граждан в этой провинции находятся в опасности, ибо нумидийцы теперь орудуют среди римлян, мстя за нанесенный ущерб. Вся долина Баграды, столь важная для Рима житница, живет в постоянном страхе.
Более того, дошло до меня, как и до многих других, что Квинт Цецилий Метелл не может даже управлять своими легионами. Он намеренно пренебрегает опытом и талантами более старших и мудрых — таких, как Гай Марий и Публий Рутилий Руф, поручив одному командование второстепенной кавалерией, а другому — руководство снабжением. Его поведение по отношению к царевичу Гауде, которого Сенат и народ Рима считает законным правителем Нумидии, было непростительно высокомерным, недальновидным, а иногда — жестоким.
В заключение разреши заметить, что все небольшие успехи, которых мы добились в прошлой кампании, — это исключительная заслуга Гая Мария и Публия Рутилия Руфа. Я уверен, что за свои старания они не слышали даже спасибо. Позволь мне, таким образом, обратить твое внимание на Гая Мария и Публия Рутилия Руфа, и я до глубины души остаюсь возмущенным поведением Квинта Цецилия Метелла. Прощай.
Это послание было адресовано одному из самых крупных и значительных торговцев в Риме, человеку, чье влияние среди сенаторов и всадников было очень велико. Естественно, поскольку он был осведомлен о позорном ведении войны Метеллом, его негодованию не было границ. Он прожужжал уши всем — и эффект последовал незамедлительно. Проходили дни, а письма все шли и шли. К голосу уважаемого торговца присоединились многие другие. Сенаторы уже начали избегать встреч с банкирами и судовлалельцами. И самодовольство могущественной семьи Цецилиев Метеллов стало быстро уступать место тревоге.
Полетели эпистолы Цецилиев Метеллов к уважаемому представителю семьи, Квинту Цецилию, проконсулу Африканской провинции, с настоятельной просьбой умерить заносчивость по отношению к царевичу Гауде, отнестись к своим старшим легатам с большим вниманием, чем к своему сыну, и постараться одержать хотя бы пару побед в битвах с Югуртой.
А затем разразился скандал с Вагой. Этот нумидийский город, расположенный к юго-западу от Утики, сдался Метеллу прошлой осенью. Теперь он восстал и уничтожил большую часть италийцев, которые вели там дела. Югурта подбил жителей Ваги к мятежу при попустительстве личного друга Метелла, гарнизонного командира Турпиллия. Метелл допустил ошибку, защищая Турпиллия, когда Марий во всеуслышание потребовал предать его военному трибуналу за предательство. К тому времени, когда эта история достигла Рима (в сотнях писем), самого Метелла тоже стали называть изменником — не хуже его друга Турпиллия.
И опять полетели эпистолы Цецилиев Метеллов к уважаемому представителю семьи, Квинту Цецилию, в Утику, умоляя его лучше выбирать себе друзей.
Прошло много недель, прежде чем до Метелла дошло, кто был истинным вдохновителем кампании с письмами. И даже когда сомнений в этом уже не оставалось, он все еще никак не мог понять смысла этой эпистолярной войны — и ничего не мог ей противопоставить. Он, Цецилий Метелл, приобрел дурную славу благодаря деревенщине Гаю Марию, сопливому претенденту на нумидийский трон и нескольким простым колониальным купчишкам? Невероятно! Рим не мог так с ним обойтись. Рим принадлежал ему, а не какому-то Гаю Марию.
Раз в восемь дней, регулярно, как календарь, Марий появлялся перед Метеллом и требовал, чтобы его отпустили с военной службы в конце секстилия. И так же регулярно Метелл ему отказывал.
Надо отдать должное Метеллу: имелись у него и другие заботы, кроме Мария и нескольких жалких писем, отправленных в Рим. Большую часть сил у него отнимал Бомилькар. Набдалсе потребовалось много дней, чтобы самому встретиться с Бомилькаром, потом еще много дней, чтобы организовать тайную встречу Бомилькара с Метеллом. Решающее свидание состоялось в конце марта, в небольшом флигеле резиденции губернатора в Утике, куда Бомилькара проводили тайно.
Конечно, они очень хорошо знали друг друга. Именно Метелл информировал Югурту через Бомилькара во время тех отчаянных дней в Риме. Бомилькар, а не его сводный брат царь пользовался гостеприимством Метелла и был осведомлен касательно того, что творится в пределах городских стен.
Однако на этот раз встреча их несколько отличалась от предыдущих. Бомилькар держался настороже, боясь, что его пребывание в Утике раскроется. А Метелл в новой для себя роли шпиона чувствовал себя не в своей тарелке. Метелл заговорил прямо, без обиняков.
— Я хочу закончить эту войну по возможности с наименьшими потерями и как можно скорее, — сказал он. — Риму я нужен и в других местах.
— Да, я слышал о германцах, — спокойно отозвался Бомилькар.
— Тогда ты понимаешь, что необходимо поспешить, — сказал Метелл.
— Конечно. Однако я не понимаю, что могу сделать, чтобы уменьшить вражду.
— Мне доложили компетентные люди — и после долгого раздумья я убедился в их правоте, — что самый быстрый и лучший способ решить судьбу Нумидии в пользу Рима — это ликвидировать царя Югурту, — сказал проконсул.
Бомилькар внимательно посмотрел на римлянина. Не Гай Марий, это уж точно, и даже не Рутилий Руф. Более гордый, надменный. Его значительно больше заботит собственное положение. Не так компетентен и самостоятелен. Как всегда для римлянина, Рим — на первом месте. Но понятие о Риме Цецилия Метелла очень отличалось от понятия о Риме Гая Мария. Бомилькар был поражен разницей между прежним Метеллом, тогда, в Риме, и Метеллом нынешним, здесь, в Африке. Хоть он и знал о письмах, но не придавал им особого значения.
— Югурта — вдохновитель сопротивления нумидийцев Риму, это правда, — согласился Бомилькар. — Однако ты не можешь не знать о непопулярности Гауды в Нумидии. Нумидия никогда не согласится, чтобы ею правил Гауда, пусть даже он законный наследник.
При упоминании имени Гауды на лице Метелла появилось выражение брезгливости.
— Тьфу! — воскликнул он, махнув рукой. — Ничтожество! Пародия на человека, не говоря уж о правителе. — Взгляд его светло-карих глаз впился в крупное лицо Бомилькара. — Если что-нибудь случится с царем Югуртой, я — и Рим, конечно, — подумаем, кого посадить на нумидийский трон. Здравый смысл и опыт, несомненно, подскажут этому «кому-то», что интересы Нумидии будут соблюдены лучше всего, если она сделается клиентом Рима.
— Согласен. Я тоже думаю, что именно таким образом будут соблюдены интересы Нумидии. — Бомилькар помолчал, облизнул вдруг пересохшие губы. — А ты, Квинт Цецилий, согласен считать меня возможным царем Нумидии?
— Ну конечно! — сказал Метелл.
— В таком случае я помогу тебе избавиться от Югурты.
— Надеюсь, это произойдет скоро, — улыбаясь, заметил Метелл.
— По возможности. Нет необходимости в убийстве. Югурта слишком осторожен. Кроме того, охрана ему преданна. И я не думаю, что заговор окончится успехом. Большинство знати удовлетворены тем, как Югурта правит Нумидией и как он ведет эту войну. Если бы Гауда был привлекательной альтернативой, все могло бы быть по-другому. — Бомилькар поморщился. — Во мне не течет кровь Масиниссы, поэтому мне понадобится помощь Рима, чтобы успешно занять трон.
— Говори, что нужно делать! — твердо сказал Метелл.
— Думаю, единственный способ — поставить Югурту в такое положение, чтобы римляне могли взять его в плен. Я не имею в виду битву, я имею в виду ловушку. Потом уж вы можете убить его или посадить в тюрьму и делать с ним, что захотите, — сказал Бомилькар.
— Отлично, Бомилькар! Думаю, ты заранее известишь меня, чтобы я мог подготовить эту ловушку?