»Две жизни» (ч.II, т.1-2) - Антарова Конкордия (Кора) Евгеньевна. Страница 95

Сейчас мы едем в судебную контору. Вас, леди Катарина, повезут мой друг Ананда вместе с Дорией. Прошу вас, не отпускайте руки Ананды ни на миг. Вот вам браслет, он защитит вас от каверз Бонды, когда вы будете ставить свою подпись под заявлением у адвоката. Остальные знают, как себя вести, и поедут со мной и сэром Ут-Уоми. Через четверть часа мы двинемся в путь.

Леди Катарина, Алиса и Цецилия с Генри, а также Джемс Ретедли объединились вокруг Ананды, словно это был их общий центр, остальные — подле князя Сенжера, сэра Ут-Уоми и лорда Бенедикта.

Проснулась вскоре и Дженни в то светлое утро, но проснулась она от стука в дверь. На вопрос сонного Армандо, в чём дело, слуга отвечал, что дядя просит своего племянника немедленно прийти по очень важному делу, совершенно неотложному. Чертыхнувшись, Армандо всё же стал сейчас же одеваться, так как хорошо знал, что Бонда не будет беспокоить его без серьёзных на то оснований. Ему было досадно покидать молодую жену, в которой он нашёл больше, нежели ожидал. На вчерашнем обеде он заключил с Дженни безмолвный союз, поняв и оценив её хитрость, ум и коварное притворство. Он не сомневался, что хотя Дженни его и не любит, но будет заодно с ним сейчас, ненавидя Бонду с яростью тигрицы, что связывает её с союзником-мужем крепче любви.

Молодожёны, перекидываясь шутками в адрес Бонды, лениво поднялись и, полуодетые, решили выпить шоколаду. Но первое супружеское утро им не удалось провести в мире и тишине. Не успели они приняться за шоколад, как к ним ворвался Бонда.

— На каком основании вы переехали? Что за своеволие? Вы ждете, вероятно, чтобы я поучил вас послушанию, — принялся орать Бонда, подражая Браццано.

Глаза Дженни засверкали, но это была уже не та бешеная и не владевшая собой Дженни, которая сидела в карете день назад. Она сжала руку мужа, утихомиривая его, весело засмеялась и сказала:

— Неужели вам, дядюшка, охота быть смешным? Посмотрите на себя в зеркало. Вы как будто всю ночь бродили в тумане по грязи.

И Дженни, продолжая смеяться, показала Бонде пятна грязи на его плаще. Бонда, по рассеянности охвативший тот же плащ вместо другого, приготовленного ему слугой, подозрительно и зло посмотрел на Дженни.

— У вас всё глупости на уме. Где бы я ни бродил, — это никого не касается. А вот где бродит ваша маменька — никому неизвестно.

Дженни, обеспокоенная этими словами, скрыла своё волнение.

— Что же тут удивительного, наверное маме стало скучно в одиночестве, и она уехала к кому-нибудь из своих друзей.

— Скажите пожалуйста, любящая мамаша соскучилась без своего ненаглядного детища! Быть может, она отправилась к лорду Бенедикту, желая повидать своё брошенное дитя?

— Да возможность для неё проникнуть в дом лорда Бенедикта абсолютно равна возможности сделаться вам статуей Мадонны, — хохотала Дженни.

Бонда, успокоенный таким категорическим заявлением, всё же старался показать, что он очень обеспокоен.

— Не понимаю вас, дядюшка, — говорила Дженни, брезгливо морщась от запаха винного перегара, распространяемого Бондой. — Чего вы волнуетесь? Мама так ненавидит всех Бенедиктов, что вытащит оттуда Алису из одной только мести. Ну, а я знаю достаточно мамин характер. Если уж она что-то решит, — умрёт, а до конца дойдёт. А тут и для неё, и для меня — её идола — вопрос жизни и смерти.

На лице Дженни мелькнуло выражение такой беспощадной вражды, что жестокий Бонда, и тот внутренне усмехнулся и поздравил себя с верным союзником, в которого он успел превратить упрямую и своевольную Дженни.

— И вы уверены, очаровательная племянница, что ваша маменька будет точна во всём, что касается моих указаний?

— Думаю, что она будет там раньше вас, а тем более нас, особенно если вы будете продолжать мешать нам одеваться, — всё так же мрачно отвечала Дженни.

— Ухожу, через полчаса зайду. Мы поедем вчетвером, Анри будет тоже. А весёлый Марто займется другим, не менее весёлым делом, — нагло хохоча, прибавил Бонда.

— Неужели вы не оставили, дядюшка, своей вздорной мысли о нападении на особняк лорда Бенедикта? — досадливо морщась, спросил Армандо.

— Я не обязан отчитываться перед тобой в своих действиях, мой милый. И в мои распоряжения не вмешивайся.

— Мой муж совершенно прав. Стремиться проникнуть в дом лорда Бенедикта среди белого дня, против его воли, это просто смешно. Да и что вам там нужно, раз Алиса будет в конторе?

— Вот если бы вы и ваша маменька были женщинами тактичными, я не должен был бы разыгрывать комедию нападения на пустой дом. Просто одна из вас могла бы оставить там кое-что, что мне необходимо.

— Ну, а вы, я повторяю, если вы не будете тактичны и не покинете нас сию же минуту, мы опоздаем, — зло огрызнулась Дженни. — И не возьму в толк, почему непременно ехать всем вместе? Если что-то помешает нам, — вы-то будете вовремя. И наоборот.

— Нет уж. Мы вместе будем в конторе, таков мой приказ. Без мужа вы теперь неправомочны. А ваша маменька, конечно, не решится действовать без вас и будет ждать, как бы мы ни опоздали.

Множество мыслей мелькало в голове у Дженни. Её собственное поведение по отношению к матери сейчас казалось ей не только чересчур жестоким, но и небезопасным. Дженни перебирала в уме знакомых матери и решала, куда бы могла пойти пасторша. Нечто похожее на жалость и раскаяние мелькнуло в её эгоистической душе. Подгоняемая мужем, Дженни одевалась, совсем забыв о трауре и о том человеке, завещание которого она собиралась теперь оспаривать. Она надела серый костюм с апельсиновой отделкой, что вовсе не шло к её рыжим волосам и делало её бледнее и старше. Но страсть к ярким расцветкам победила протесты Армандо, советовавшего жене одеться в чёрное.

Наконец вся компания уселась в карету и покатила. Армандо, посмотрев на лица своих спутников при дневном свете, был потрясён их помятыми щеками, тусклыми глазами и вялостью. Переведя взгляд на Дженни, он даже отодвинулся, так она была неинтересна в ошейнике из апельсинового рюша и в спускавшихся со шляпы лентах, широких и ещё более ярких. Обладая природным вкусом, Армандо дал себе слово взять в руки свою супругу в этих делах.

Не проделала коляска и полдороги, как что-то случилось с одной из лошадей. Длительная задержка вывела из себя Бонду. Он предлагал дойти пешком до первого кэба, но Дженни не желала мокнуть под дождём, сменившим утреннее солнце. Они явились в контору, опоздав на полчаса.

Старый адвокат, возмущённый таким нарушением порядка и приличий, по совету лорда Бенедикта всё же сдержал свой вспыльчивый характер и не сделал замечания неаккуратным клиентам. Более воспитанный Армандо принёс извинения адвокату, объяснив опоздание тем, что лошадь, запряжённая в их карету, упала. Анри тем временем впился глазами в свою будущую жену, пораженный её красотой. Привыкнув слышать, что Алиса дурнушка, он искал другую подходящую женскую фигуру, боясь, что красавица, стоящая рядом с высоченным красавцем, окажется не Алисой. Дженни тоже уставилась на сестру, необычайно интересную в своём простом траурном платье. Её злоба вспыхнула вновь, она раскаивалась, что не надела траура, и еле ответила презрительным кивком на ласковый привет Алисы. И всё оглядывалась по сторонам, не обнаруживая матери.

Бонда, такой грубый, властный и самонадеянный всего минуту назад, стал выглядеть каким-то оробевшим, стоило ему встретиться взглядом с лордом Бенедиктом. Он вспомнил свою беспомощность перед дверью пасторского дома, и ему почудилось, что опасность исходит именно от этого великана, которого Браццано обрисовал ему как ничтожного английского глупца.

— Разрешите, лорд Бенедикт, начать, — обратился старый адвокат к Флорентийцу, поклонившись ему, как главному лицу.

— Я протестую, — заявил Бонда. — Нельзя начинать дело о завещании, когда нет главного заинтересованного лица, жены пастора.

— Вы ошибаетесь, — вежливо ответил ему адвокат. — Леди Катарина Уодсворд давно здесь. И только её любезности вы обязаны тем, что мы всех вас ждем. Она сказала нам, что её дочь Дженни вчера вышла замуж, и по сути дела она уже не имеет права голоса в сегодняшнем разбирательстве, но…